Ночь беззакония - Дилейни Фостер
Чендлер протянул ему небольшой острый клинок.
Каспиан взял мою руку в свою и выдержал взгляд. Его глаза смягчились и засветились гордостью. — Ты готова?
Я раскрыла ладонь, приготовившись к боли, но готовый к спешке. — Готова.
Он провел лезвием по моей коже, и резкая режущая боль пронзила мою руку, за которой последовал кровавый след. Края реальности на долю секунды размылись, а затем вернулись в фокус. Он протянул мне лезвие, и я сделала то же самое с ним. Мы сцепили ладони, крепко сжав их, и Каспиан облизал губы. Я поняла, что он ведет обратный отсчет, по огню, горевшему в его глазах.
Чендлер протянул ему белый шарф, который он обернул вокруг наших рук, связывая их вместе, соединяя нас навечно.
— Повторяйте эти слова: Et sanguis sanguinem meum, — сказал он, и его глаза стали еще темнее.
— Et sanguis sanguinem meum.
— Кровь моей крови.
— Кровь моей крови, — повторил я.
Спокойствие и мир омывали меня. Голод и огонь горели во мне. Но так всегда было с Каспианом. В глубине души я знала, что именно здесь мне суждено быть всю жизнь.
Его губы искривились в медленной злобной ухмылке, а глаза сузились. Он медленно распутывал шарф с наших рук, считая по ходу дела.
— Пять... Четыре...
Я глубоко вздохнула. Министр, Лирика, Линкольн... все остальные были давно забыты. Были только он и я, и погоня, о которой я знала, что до нее остались считанные секунды. Погоня, которая назревала с тех пор, как он коснулся меня прошлой ночью в нашей постели. Погоня, которую он ждал с тех пор, как я вложила свою руку в его.
— Три... Два...
Мое сердце билось как барабан.
Он бросил шарф на землю и поднял глаза на меня.
— Беги.
БОНУС ЭПИЛОГ
Ночь беззакония…
Лирика
Malum Noctis, иначе известная как Ночь беззакония. Это была единственная ночь, когда правила не имели значения, а последствия не существовали.
Низкий тембр баса заставлял подземную комнату биться. Именно это сердцебиение побуждало меня идти дальше. Сквозь толпу я видела, как Каспиан Донахью выносит Татум из этого нечестивого места. Ей здесь было не место. Мне тоже.
Синие огни создавали неоновые тени на лицах людей. Под тенями мелькали улыбки и блеск глаз, полных озорства. Сильные, толстые руки ласкали мое тело, притягивая ближе со всех сторон.
Бас взывал ко мне.
Da pacerne domine...
Thump thumpthump
In diebus nostris...
Thump thumpthump
В воздухе витала зловещая вибрация, как будто стены этой гробницы издавали предупреждение. Вокруг меня люди отреклись от духа морали и танцевали на грани разврата. Белая пудра покрывала загорелую кожу. Руки проникали под короткие юбки. Головы покачивались между раздвинутых бедер.
Гарри Поттер ошибся.
Это была настоящая Тайная комната.
Кто-то схватил меня за локоть и оттащил от теплого тела, прижавшегося ко мне. — Пора идти.
Я подняла голову и посмотрела в ярко-зеленые глаза.
Чендлер Кармайкл.
— Пошел ты. Я только начала.
— Прибереги свое отношение для того, кому не наплевать. — Он продолжал тянуть меня сквозь толпу. Моя плоть болела там, где кончики его пальцев, несомненно, оставляли синяки.
Два парня в капюшонах у входа — или выхода в данном случае — открыли ему дверь, как будто он был королевской персоной.
Он положил руку на впадину в моей спине и подталкивал, пока я не добралась до верха каменной лестницы.
Я подумала о том, чтобы убежать, но мы были посреди кладбища. Куда бы я могла пойти? — Где Татум? — Я остановилась и посмотрела на него. Знала, где она, просто тянула время.
Чендлер был очень сексуальным. Если вам нравились безэмоциональные засранцы с умным ртом.
Я тоже была безэмоциональным засранцем с умным ртом, так что мы двое были как масло и вода.
— Она с Каспианом. — Он ухмыльнулся мне. — Но ты уже знала это.
Хорошо, умные, безэмоциональные засранцы с умным ртом.
— Куда ты меня везешь?
— Домой.
Он не сказал больше ни слова за всю оставшуюся дорогу до моего дома, и я не стала с ним спорить. Он был Чендлером, мать его, Кармайклом. В любом случае, я не могла победить.
***
Я слышала их голоса.
Я видела их лица.
Я чувствовала, как слезы отца падают на мое лицо.
Я пыталась дотянуться до него, но мои руки не двигались, словно мои кости были сделаны из бетона.
Я пыталась закричать, но звук застрял в горле.
Мои глаза были открыты.
Мое тело было живым.
Но я замерла, лежа на кровати, а рядом со мной сидел мой отец.
Отец попрощался со мной. Он спросил меня, почему. Как будто я не была здесь, не смотрела на него, не желала, чтобы он увидел меня.
Боли не было, хотя казалось, что она должна быть. Как будто я стояла в комнате, объятой пламенем, но ни одно из них не коснулось меня.
Что со мной происходит?
Мой разум кричал. Оно кричало и кричало.
Мое тело билось. Я билась и билась.
Ничего.
Ничего.
Другой мужчина, невысокий, крепкий, разговаривал с моим отцом. Я услышала слова — передозировка наркотиков и хотела заплакать, но слезы так и не появились.
Нет.
Нет, нет, нет.
Последнее, что помню, это как отправила Линкольна домой после того, как он появился с линией кокаина на члене и сказал мне попробовать.
Я позволила ему трахнуть меня, но я ни за что не засунула бы это дерьмо себе в нос или в рот. В итоге он оставил следы порошка по всему телу и внутри меня. Он трахал меня, лизал и целовал, пока мое тело не покрылось кокаином и спермой, а он был слишком под кайфом, чтобы оставаться твердым.
Он знал лучше. Как только снова смогла говорить, я собиралась проклясть его нахуй.
Но у людей не бывает передозировки от того, что в их влагалище попало немного кокса.
Ведь так?
Папа наклонился и прижался губами к моему лбу. Казалось, ему было больно даже прикасаться ко мне, словно воспоминания о том, как он в последний раз наблюдал за тем, как кто-то , кого он любил, уходит от него, были слишком сильными.
Почему я не могла пошевелиться? Мне нужно было дать ему понять, что со мной все в порядке.
— Я люблю тебя, ангел. Папе так жаль, что он подвел тебя.
Нет! Папа!
