Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (+ Бонус. Новый год у Тумановых) (СИ) - Лесневская Вероника

Отрицательно качаю головой, опираюсь на локоть. Но когда Адам начинает тянуть меня, делает это слишком резко, и лишь перчатка остается в его пальцах, а я сама вновь шлепаюсь в снег. Подумав, выбрасываю обе руки, ловлю его кисть и что есть мочи дергаю на себя. Такого подвоха муж не ожидал, поэтому, покачнувшись, поскальзывается и падает рядом со мной.

– Теперь на равных, – выдыхаю клубок пара. – Так-то лучше.

И смотрю в темно-синее зимнее небо. Недолго, ведь обзор вдруг заслоняет лицо мужа. Улыбнувшись, Адам обнимает меня, нащупав под теплой одеждой талию, крепче прижимается ко мне и наклоняется к моим губам.

– Вот так… лучше, – шепчет с нагловатой ухмылкой, которая когда-то до жути меня раздражала, а теперь лишь вызывает улыбку. Хам, но такой хороший. Родной. Мой. Больше ничей. И целует вот уже столько лет только меня. Каждый раз с большей страстью. При любом удобном моменте.

Даже сейчас пользуется моей беспомощностью и нападает. Слизывает подтаявшие снежинки, согревает мои обветренные губы, окутывает жаром ротик.

Чуть поерзав на ледяной твердой поверхности, я высвобождаю руки и обвиваю Адама за шею. Принимаю его тепло, позволяю ему пронзить каждую клеточку моего тела. Если мне и до этого было жарко, то в объятиях Адама я возгораюсь и дохожу до предельной температуры.

Еще чуть-чуть – и мы растопим снежную трассу.

– Ну, все, вставай с меня, – смеюсь, упираясь в его грудь. – Иначе в нас кто-нибудь врежется.

– М-м-м, так на женщине – самая сладкая смерть, – тянет Адам и получает от меня ощутимый удар по плечу. Морщится демонстративно, заставляя тут же чмокнуть его в щеку в знак извинения.

– Дурак, – фыркаю и приподнимаюсь. – Отец многодетный, кто маленьких Тумановых растить будет?

Вместе с трудом встаем и балансируем на лыжах, держась за руки.

– Я соскучился, кстати, – неожиданно хмурится он.

– Я тоже, – тихо признаюсь, понимая мужа с полфразы. – Мы продержались три дня.

– Возвращаемся? – наклоняет голову и вопросительно прищуривается.

– Родители прибьют. Они нам тур на горнолыжную базу подарили, домик шикарный в лесу сняли, две недели уговаривали… – перечисляю я и подаюсь ближе к Адаму. Он тут же заключает меня в кольцо своих рук.

– М-да, боюсь, на порог не пустят, – быстро чмокает меня в носик. – Так и будем за дверью до истечения срока отпуска стоять, – хмыкает задумчиво.

– И с чертятами перестукиваться, – поддерживаю его шутливые слова. – А к детям хочется, – вздыхаю шумно, и хватка на моей талии становится крепче. – Илюшку я вообще дольше, чем на пару часов, не оставляла. Как он там…

– У него три няньки, – подмигивает Адам, намекая на тройняшек. Они действительно повзрослели и стали ответственнее. А в младшем братике души не чают. – Два деда и две бабушки. И еще Злата на подхвате.

– Так у нее свой малыш почти такого же возраста, – укоризненно цокаю. Привык, что жена брата постоянно рядом со мной и помогает в любом вопросе. Мы очень сдружились. Детишки нас объединили. Однако это не повод злоупотреблять ее хорошим отношением.

– Будто ей привыкать к одногодкам. После двойняшек-то, – смеется муж. Целует меня, а потом добавляет уже серьезнее: – Надо что-то делать, я до конца отпуска не протяну без них. Волком на луну выть буду.

– Я тоже, – опускаю голову.

– Звоним родителям? – делает паузу, выдерживая интригу. Но по хитрым сине–карим глазам я догадываюсь, что он что-то придумал. Смяв пальцами плотную ткань его куртки на груди, нетерпеливо дергаю на себя. Поторапливаю.

– И?

– Пусть сами приезжают к нам. Привезут наших четырех чертят. И Злату с Марком и детьми, – припечатывает меня к себе, сцепив руки в замок на моей пояснице. – Продлим аренду домика. И Новый год здесь вместе встретим.

– Я тебе говорила, что ты гений? – едва не визжу от радости.

– Нет, но это и так очевидно, – самодовольно приподнимает подбородок, и я его чмокаю. – Значит, так и поступим. А пока что предлагаю вернуться в домик… – в глазах мужа вспыхивает пламя. – И с пользой провести оставшееся время наедине, – наклоняется к моему уху и нашептывает жарко, разгоняя мурашки по коже. – Хочу согреть твою замерзшую в снегу попку, – скользит ладонью по спине вниз. – Замерзла же? – отклонившись, подмигивает мне.

Вместо ответа обхватываю ледяные щеки мужа руками и целую его. С неутолимой жаждой и искренней любовью. Каждый раз, как в первый…

Адам

– Милый, подай коробку с ангелочками, – ласково просит Агата, не оборачиваясь, а у меня от одного ее голоса весь организм в полную боевую готовность приходит.

Взгляд скользит по стройным ножкам, облаченным в облегающие лосины, к упругой попке, прикрытой белой шерстяной туникой. Но стоит лишь Агате встать на носочки и потянуться к верхушке новогодней ели, как одежда задирается, обнажая всю красоту. Пока моя жена ни о чем не подозревает, я буквально пожираю ее глазами и представляю в своих пошлых мыслях.

С каждым днем, проведенным вместе, я не остываю и не пресыщаюсь, а наоборот – хочу ее только сильнее. «Упакованную» в необъятную спортивную куртку, как на лыжной трассе, или уютную и домашнюю, как сейчас. Любую. Потому что Агата шикарная всегда. Даже в первые месяцы после родов, чуть располневшая, уставшая и нервная, она манила меня не меньше. Я постоянно был рядом, обнимал, поддерживал, старался обращаться с ней как можно аккуратнее. Зато теперь отрываюсь по полной. Особенно в отпуске. Не жалею нас обоих.

Она не чертовка, а ведьма. Или я озабоченный.

А может, это просто любовь…

Приближаюсь вплотную к моей женщине, обхватываю ее сзади за талию – и одним рывком спускаю с невысокой табуретки. Прокручиваю вокруг своей оси, разворачивая к себе лицом.

– Зачем тебе ангелочки, чертовка? – ухмыляюсь, всматриваясь в красивое ошеломленное лицо.

Одна ее рука застывает в воздухе с елочной игрушкой, так и не нашедшей свое место на ветке, а вторая – опускается на мое плечо.

– Не видишь, чем я занимаюсь? – раздражаясь, кивает на новогоднее деревце за своей спиной. – Через час родители детей привезут, а у нас ничего не готово. Вместо елки – лысые палки, – дерзко вздергивает подбородок. – А ты мне не помогаешь, – упрекает обиженно.

Отчасти она права. За время, пока мы ждем родных, Агата никак не доберется до уборки и украшений. Я не пускаю. Не могу ей насытиться. Недаром она меня в магазин сегодня выперла, который черт знает в скольких километрах находится от домика. Но я справился с заданием относительно быстро – и сразу рванул обратно.

– С чертятами и нарядим. Они это очень любят, – парирую я, впечатывая упругое тело в свой торс. – А я тебя люблю, – обезоруживаю капризную жену улыбкой.

И закрепляю эффект настойчивым поцелуем.

Звон разбитого стекла возвещает о том, что на одну игрушку у нас стало меньше, зато тонкие руки, обвивающие мою шею, дают надежду на жаркое продолжение.

Агата сдается. Впрочем, как и всегда.

Позволяет подхватить ее на руки и отнести на диван у горящего камина. Откликается на нетерпеливые ласки, целует меня сама, жадно и страстно. Вспыхивает, как сухой спирт, брошенный в костер. И сжигает все вокруг себя.

– Обожаю твою реакцию, – выдыхаю честно. Касаюсь губами тонкой шеи, спускаюсь ниже, пока Агата изгибается, открываясь мне.

– Только быстро, – пытается руководить, но голос срывается. – У меня дел много, а времени мало, – заканчивает сиплым шепотом.

– Размечталась, – хмыкаю ехидно. – Я для тебя лично все переделаю. Но потом, – задираю тунику до груди и припадаю губами к животику, которого первое время жена так стеснялась. Прохожусь поцелуями по шраму от кесарева. По татуировке, которую ей пришлось подправить после вторых родов.

Агата до сих пор помешана на своей внешности. Старается довести себя до идеала, не понимая, что уже именно такая в моих глазах. Лучшая.

– Вот это выбрось на хрен, – недовольно ругаюсь, пока стягиваю с нее тугие лосины. – Мне не нравится, – поборов дурацкую часть гардероба, отбрасываю тряпку в сторону камина.