Сжигая запреты - Елена Тодорова
– Что ты тут пишешь? – усмехаясь, дергаю за одну из двух кос, которые Маринка с утра пораньше заплетала.
– Просто пишу, – бормочет она, не поднимая взгляда.
Не знаю, как другие женщины, а моя кобра сама по себе очень прикольная. Интересно наблюдать за ней в течение двадцати четырех часов. Все-таки она охренеть какая самодостаточная личность. Теперь я понимаю, что все те разы, когда Маринка подбивала меня на какие-то рисковые мероприятия, не скука ею руководила, а определенный просчет. Потому как скучно ей в принципе не бывает. Она сама себя отлично развлекает. Иногда кажется, что даже обо мне забывает. Тихо напевая одну и ту же монотонную песню, которую я сам успел выучить наизусть, неторопливо копошиться по своим тетрадкам, что-то строчит в них, шепотом счет ведет. Потом вдруг все прячет и принимается за чисто девчачьи дела: вертит что-то на голове, красится, покрывает лаком ногти, мажется какими-то кремами, примеряет вещи, просто бесцельно крутится перед зеркалом.
– Дай почитать, – тяну за край самого большого блокнота.
Маринка тут же прихлопывает его к столу ладонью.
– Не дам!
– Че это? – возмущаюсь я. – Сам возьму!
– Не возьмешь! Не позорься!
Шумно выдыхаю и выдергиваю ее из-за стола. Донеся до кровати, опрокидываю на спину.
– Ты на пары не собираешься, что ли? – бубню на выдохе. – И что это за пошлая дрянь? – выдираю из ее кисти пеструю ручку. – На щекоталку похожа. Выброси.
– Какую щекоталку, Дань? – удивляется искренне.
У меня это отчего-то вызывает ухмылку.
– Долго объяснять. Дай покажу, – выдаю я, прежде чем стащить с нее халат.
Едва мету перьями по соску, дергается и пронзительно взвизгивает.
Не позволяя Маринке подняться, со смехом съезжаю ниже. Закидываю ее ноги себе на плечи и веду «щекоталкой» по писюхе.
– Даня… – не вопит, а задыхается теперь.
Пока касаюсь нежных губок языком, перьями скольжу вверх – с клитора на лобок и дальше на живот. Чаруша ерзает и со стоном раскрывает бедра шире. Я тотчас отрываюсь и вскидываю на нее взгляд.
– Хочешь, чтобы я тебе отлизал?
– Хочу…
– Я отлижу, Марин. Потом трахну тебя. А ты мне на финалочке отсосешь? Дашь кончить тебе в рот?
– Конечно…
Я задерживаю дыхание, пока смотрю на нее. Потом опускаю взгляд и резко выдыхаю ей на киску. Воздух, перья, язык – на повторе в течение пары минут. И ее клитор начинает пульсировать, а все остальное тело дрожать. Она становится очень влажной и очень пахучей. Я вдыхаю чаще и громче, пожираю интенсивнее. Ловлю каждую каплю, пока от обильной мокроты не лоснится вся ее плоть. Вставляю в нее пальцы. Осторожно растягиваю. Всасываю клитор сильнее, заставляя ее биться в конвульсиях безумной похоти. Снова вылизываю. Затем всю писюху жестковато покусываю.
Маринка с приглушенным стоном откидывает голову на подушки, взрывает воздух бурным дыханием и, впиваясь ногтями мне в плечи, пытается заставить меня подняться.
– Хватит… Хватит… Трахни уже, Дань… – огненная потребность.
У меня тоже.
Сердце вмиг новую высоту берет. Бешено наваливает.
В ту же секунду, как я скольжу по ее телу вверх, чтобы загнать в горячие и влажные глубины член, Маринка обхватывает меня руками и ногами.
Глаза в глаза. Самые яркие искры.
И сталкиваемся ртами. Сплетаясь языками, кусаемся, и друг в друга изо всех сил вцепляемся. Пока я не совершаю первый выпад. Тогда на инстинктах распахиваем губы. Со стонами втягиваем кислород и с шумом выталкиваем его обратно. Слетая с катушек, обратно друг в друга впиваемся. До следующего толчка. С ним в унисон мычим и хрипим.
Маринка закидывает ноги выше – едва ли не на лопатках ее колени ощущаю.
Мои пальцы жадно мнут ее плоть – елозят по хлюпающей соками писюхе, мнут бедра и ягодицы, добираются до тугого колечка ануса. Вдавливаю, чувствую пульсацию.
– Хочу пробку, Дань… – тарабанит моя кобра задушенно.
– Нет… Здесь должен быть мой член… – хриплю так же рвано.
В ее глазах мелькает беспокойство. Но сразу за ним разгорается пожар.
– Трахнешь меня?
– Выебу, Марин…
Она кивает и выгибается. По телу такая тугая волна дрожи проносится, что меня вместе с ней перетряхивает.
– Да… Да… Данечка… – частит, пока я вколачиваюсь в нее с двух сторон – членом и пальцем.
Жестко. Резко. Мощно.
Сходя с ума, попросту забываем о какой-либо осторожности. Мы просто ебемся так, как нам обоим хочется.
Ловим кайф. Держим высоту. Не боимся разбиться.
Маринка стонет, мычит и хнычет. Сжимает меня все чаще, все сильнее, все продолжительнее. А потом, накрывая меня криком блаженства, затискивает так, что я теряю способность в ее плотных дырочках шевелиться. Я сгораю. Сгораю с ней так ярко, что, не сдержавшись, кончаю. С утробным рыком заполняю ее пульсирующую писюху спермой, пока она не затихает. После выдергиваю и, передвигаясь, приставляю член к ее губам. Толкаюсь раньше, чем она соображает, что делать. Едва головка проходит, стону и содрогаюсь. Маринка тут же принимается кружить язычком и посасывать. Вылизывает до блеска, как я люблю.
Минут двадцать спустя, когда направляясь завтракать, вливаемся в лоно семьи, только красноречиво переглядываемся. Благо Чарушины умные люди, предусмотрительные. Звукоизоляция у них в доме – полный фарш. Я раньше удивлялся: на хрена эта защита по всем помещениям? Теперь, когда есть мы, и Чара с Лизкой заезжают – вопрос снимаю.
– Ты как? Нормально? – ловлю Маринку, когда уже из дома выходим.
– В смысле? – теряется она.
– Не слишком жестко было? Ничего не болит?
– Дань, – выдыхает и краснеет. – Ты проснулся, что ли? – прыскает смехом.
Мне сразу охота скрутить ее, усадить на капот и задрать юбку. Но прямо напротив окна кухни, а настолько шокировать маму Таню я не готов.
Насупившись, просто дергаю свою кобру за косу.
– Я серьезно, Марин.
Она не внимает. Не перестает хихикать.
Приходится шлепнуть ее по заднице. Ладно, вру. Не приходится, конечно. Смачно это делаю. Облизываю губы, застываю на ней взглядом.
– Даня, уймись, – шумит Чаруша, пока не ловлю-таки и не затискиваю у двери Гелика. Незаметно скольжу ладонью под юбку. Вжимаюсь стояком. – Даня… Что у тебя за бог?
– Неважно, – отмахиваюсь, кусая ее за подбородок. – Отвечай на вопрос.
– Ах… Хм-м-м… М-м-м…
–
