Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд - Вероника Лесневская
Но бродяге пришло время остепениться. Черт, мне ведь и детей забрать некуда! Не в ту же берлогу, которую я в России снимаю. Сменил страну, купил машину, в сторону которой и не глянул бы раньше, — теперь еще и дом подбирать. Что со мной вытворяет эта чертовка?
Делает лучше…
Усмехнувшись, бросаю взгляд на дверь ванной, за которой скрылась Агата. Что-то слишком долго она там. Я и так переживаю, как пацан, не могу непонятную тревогу унять. Ведь эта женщина непредсказуема. В любой момент может просто послать меня на хрен, ничего не объяснив, и детей увезти. А ведь имеет полное право. Мне и предъявить нечего.
Опустившись на край двухспальной кровати, бесцельно ковыряюсь в телефоне. Удаляю неотвеченные входящие звонки из клиники. Знаю, что лаборатория будет извинения за просрочку приносить. После моего наезда персонал боится потерять работу. Но не хочу разбираться сейчас. И боюсь долбаного теста ДНК. Пусть остается там, в потерянном хрен знает где планшете.
Отбросив телефон, исподлобья смотрю на закрытую дверь.
Что-то не так…
Подскочив, в несколько шагов пересекаю комнатку и врываюсь в ванную. Все-таки Агата не разобралась с хитрой защелкой — и понадеялась на мое благородство. А я ни хрена не джентльмен. Особенно, когда на нервах.
Замерев на пороге, упираюсь взглядом в затемненное стекло душевой кабины. Пользуюсь тем, что Агата находится спиной ко мне. Как маньяк, любуюсь очертаниями шикарного тела, которое ласкает вода. Хочу повторить ее путь. Пальцами, ладонями, губами… Сжать густую копну волос, которые извивающимися змеями спустились вдоль спины, прикрыв ее до поясницы. Впечататься в твердую, упругую попку… Но я напрягаюсь, когда поднимаю взгляд и замечаю, как подрагивают хрупкие плечи. Будто от истерики.
Распахнув дверцу, перешагиваю бортик — и оказываюсь под душем. Разворачиваю Агату резко, притягиваю к себе и обнимаю, намокая вместе с ней. И одновременно сгорая.
— Ты чего? — целую ее в макушку, пока потоки «тропического дождя» льются на нас сверху.
Рубашка мокрая до нитки, вода стекает по брюкам, а мне плевать. Имеет значение лишь распаренное обнаженное тело, которое дрожит в моих руках, несмотря на горячий душ.
— Ничего, — глухо произносит она, и я заставляю ее посмотреть на меня.
Плакала…
— Да какого!.. — раздражаюсь я, но вовремя себя осекаю. — Обидел я тебя чем-то? Ты извини, что все так грубо и напористо делаю. Не нашел я еще подход к тебе, идеальная моя. Я в процессе, — улыбаюсь виновато.
— Нет, что ты. Все нормально. Вечер хорошо прошел, родственники у тебя очень добрые. И тройняшки так счастливы сегодня, — вздыхает. — Прости, что застал меня такой, — пытается опустить голову и спрятать заплаканное лицо, но я обхватываю ее подбородок и приподнимаю, фиксируя. — Зачем ты вообще вошел? — косится на дверь. Взглядом будто прогоняет.
— Ну, что же. Привыкай, теперь я постоянно буду рядом, — говорю убедительно. — Не веришь? — ловлю сомнение в агатовых глазах, уставших и покрасневших.
— Не знаю, — выдает честно. И от ее правды чертовски хреново.
Вроде бы и на контакт идем, но только хуже становится.
— Дай мне шанс, Агата? — прошу обреченно. — Я и сам, признаться, в себе не уверен, но если ты позволишь… Пойдешь навстречу, — касаюсь ее лба своим. — Я все сделаю для вас с детьми, правда. Я готов.
— Так, Адам, — упирается ладонями мне в пресс, а сама пытается обуздать собственные эмоции. — Дай мне минут десять в порядок себя привести, и потом мы поговорим…
Просит отсрочку, чтобы успеть вновь обрасти броней. А мне это не надо. Хочу ее настоящую.
— Ты и так в порядке, красавица, — шепчу ей на ухо и прижимаюсь к ее щеке. — Пусть даже красноносая и с припухшими глазами, — спустившись, целую ее в шею. А рука сама ползет вниз по телу, ложится на попку, сжимает ягодицу.
Очнуться удается, лишь когда Агата выпускает коготки и царапает меня сквозь тонкий, прилипший к коже хлопок. Отрубаю воду, тянусь за халатом, в который укутываю трясущуюся чертовку. И, сбросив с себя мокрую, потяжелевшую рубашку, беру ее на руки.
В спальне опускаю на кровать, а сам устраиваюсь рядом. Обнимаю, чтобы не сбежала. А ведь она на грани.
От меня бежит. От себя самой. От чувств своих. Наших…
— Теперь рассказывай, где я накосячил, — зарываюсь рукой в смоляные пряди. — Чувствую, до утра перечислять будешь, — хмыкаю с оттенком горечи.
— Нигде, — выдыхает мне в грудь. Мурашки по всему телу и внутри вызывает. — Это и пугает.
— Хм?
— Я боюсь, что ты наиграешься и бросишь нас, — выпаливает, сорвавшись. И хоть ее слова ранят больно, но в то же время радует мысль, что она открывается мне. — Предашь, когда станем не нужны…
— Как Макар это сделал, да? — чувствую, что вскрываю ее старую рану. Но без этого никак. Мне не нужен третий лишний в нашей постели. Я и так ревную ее дико, а себя недостойным считаю.
— Не думаю, что уместно говорить с тобой о бывшем, — отзывается Агата. Опять в какие-то рамки себя загоняет. Правильная моя, приличная.
— Да наплюй ты на все, зануда, — рычу и утыкаюсь носом в ее макушку. — Что этот урод натворил?
— Ничего такого, чего бы не сделал обычный мужчина, — с холодком тянет. — Бросил меня после внематочной и операции. И женился на нормальной, полноценной девушке, которая ребенка ему смогла родить.
Сделав глубокий вдох, наконец срывается. И рассказывает мне все. Жалуется и слезы льет, как маленькая девочка. А спустя время так и отключается, свернувшись клубочком в моих объятиях.
Но мне не до сна. Лежу недвижимо, охреневшим взглядом уткнувшись в потолок, и собираю детали пазла в единую картинку. Жесткую и мрачную. Теперь мне полностью понятна Агата. И ее поведение, и ее стремление к идеалу, и ее патологический страх за детей.
Какая же она чертовка? Ангел, которому обрезали крылья.
И тот, кто это сделал, больше не жилец. Он не приблизится ни к Агате, ни к нашим детям. Даже если ради этого придется сослать его на Луну.
* * *
Под утро мне удается немного задремать, но я просыпаюсь от тихого голоса Агаты. Не заметил, как она покинула постель. Чуть не упустил беглянку.
— Да, мам, — шепчет она, стоя спиной ко мне.
Приподнимаюсь
