Её несносный студент - Виктория Победа
— Я буду работать, просто не в университете, я не собираюсь сидеть дома, нам еще квартиру оплачивать, — видимо, мое подсознание берет надо мной верх, иначе как объяснить тот факт, что я, оказывается, уже смирилась со всем этим безобразием.
— Нам? — удивленно произносит Егор, прекращая меня поглаживать.
— Нам, — повторяю тверже, чтобы наверняка дошло.
— То есть ты все же не против переехать?
Я ничего не говорю, сверлю его взглядом.
— Это, конечно, прекрасно, Ксюш и я безумно рад, что мы обойдемся без ненужных истерик, но платить я буду сам.
— Егор…
— Тшшш, — он прикладывает палец к моим губам, заставляя замолчать, — так уж и быть, можешь иногда покупать продукты, и бельишко, да, особенно бельишко.
Я краснею, в очередной раз, как девчонка сопливая краснею.
— То есть, тебе теперь белье мое не нравится?
— Нравится, Ксюш, мне в тебе все охренеть как нравится, я это просто так ляпнул, а вообще ты права, не надо бельишка, без него лучше, — я ничего не успеваю ответить, Волков резко опрокидывает меня спиной на диван, сам нависает сверху, — Ксюююшш, а давай сегодня здесь останемся? Тебе же завтра никуда не надо?
— Здесь? — облизываю пересохшие губы. — Но Катя, ее из сада забрать нужно.
— Я деду позвоню, они заберут, Ксюш, давай, а? Ну пожалуйста, я с тобой побыть хочу, малыш, хочу, чтобы ты для меня покричала.
— Вообще-то мне завтра очень даже надо, пары никто не отменял, — я смеюсь, потому что он опять все перепутал.
Но сопротивляться не пытаюсь, потому что незачем, да и бессмысленно. Мне нравится, как он на меня смотрит, нравится это жгучее, неприкрытое желание в его взгляде. Мне вообще в нем все нравится.
Разве могла я подумать, что вот так просто сдамся и поддамся чарам восемнадцатилетнего, дурного мальчишки? Разве могла себе представить, что буду сгорать в его объятьях, таять от его жадных, ненасытных поцелуев, и забывать дышать в его присутствии.
И я не знаю, как это все объяснить, как назвать то, что со мной происходит, кроме как самой настоящей влюбленностью, даже своего рода одержимостью этим засранцем непробиваемым.
И я рада, до чертиков, до фейерверков перед глазами рада, что он вот такой: упертый, настойчивый, упрямый и… терпеливый, очень терпеливый.
Потому что мои тараканы — это отдельный вид искусства, и бороться с ними самостоятельно у меня не получается, а с ним все так просто выходит, так правильно, что порой страшно становится от понимания, как сильно я к нему привязана, как сильно я… его люблю.
Наверное, я могла бы продолжать упираться, называть себя дурой и бесконечно долго заниматься самокопанием, съедая себя изнутри.
Могла бы твердить себе постоянно, что снова на те же грабли наступаю и все происходящее между мной и Волковым — это безрассудство чистой воды.
Но правда в том, что я просто больше не хочу этого делать, не хочу идти наперекор собственным чувства и желаниям, потому что сейчас я тоже счастлива, и причина, конечно, вот в этом мальчишке, улыбающемся самой красивой на свете улыбкой, пожирающем меня своим обещающе-порочным взглядом. Мне хорошо с ним, мне так хорошо, как ни с кем еще не было. И речь вообще не о физиологии, не о плотском, нет, далеко не об этом.
— Ксюш, ты че зависла-то? — он меня в чувства приводит, целует осторожно, едва касаясь моих губ.
— Задумалась, — произношу, улыбаясь в ответ.
— О чем?
— О тебе.
— Обо мне?
— Да.
— И что надумала?
Я не отвечаю, просто притягиваю его ближе и целую, наслаждаясь его близостью.
И поцелуй этот — нежный, опьяняющий — пробуждает в моем теле уже привычную реакцию. Оно меня, конечно, предает, отзывается на каждое касание, каждое поглаживание. И Егор, естественно, это чувствует, усмехается в свойственной ему манере, уверенный в своей неотразимости. Он знает себе цену, прекрасно понимая, насколько хорош.
Я же до встречи с ним вообще не представляла, что так бывает. У меня и опыта не было, точнее был — никакой. С Игорем было просто никак. И я понимаю, конечно, что первый раз он у всех такой, или почти у всех. Но дело в том, что Игоря я так не желала. Не знала даже, что можно так хотеть, до трясучки, до спертого напрочь дыхания, до онемения конечностей.
А с Волковым узнала, испытав что-то нереальное, необъяснимое, тогда в наш первый раз, в душе. И я вообще слабо помню, что со мной в тот момент происходило, потому что такого удовольствия, такого нереального кайфа я никогда в своей жизни не испытывала. А Егор шептал какие-то нежные глупости, вбиваясь в меня с такой силой, что у меня искры из глаз летели.
И я не хочу, вообще не хочу даже думать о том, где он всему этому научился, и о трехлетнем опыте его — я тоже не хочу думать.
Егор тяжело дышит, отстраняется, опираясь на руки, нависает надо мной, рассматривает внимательно мое лицо.
А я не понимаю, что происходит, не понимаю, почему он вдруг остановился.
— Ты чего? Я что-то не так сделала? — спрашиваю, а у самой ком в горле стоит.
И да, я переживаю, несмотря на все его заверения, несмотря на проведенные вместе, незабываемые ночи, я все еще боюсь сделать что-то не так, боюсь его разочаровать. Егор не отвечает, только резко спрыгивает с дивана. И я уже собираюсь подняться следом, но меня разворачивают резко, подхватывают и вынуждают встать на четвереньки.
— Егор…
Я хочу возмутиться, но засранец этот, с замашками диктатора мне не позволяет.
—Тихо-тихо, я хочу на тебя посмотреть, — надавливает на мою поясницу,
