Даниэла Стил - Большей любви не бывает
— Я делала это для них… для мамы… Она осталась на пароходе искать Алексис. А потом… когда мужчин не пустили в шлюпки, она решила остаться с папой.
Патрик представил себе ужасную сцену: дети, покидающие тонущий корабль в одной шлюпке с Эдвиной. Вот почему она с такой тоской смотрела теперь на океан — вспоминала ту страшную ночь.
— Я думаю, они рассчитывали, что будет еще одна спасательная шлюпка. Никто не понимал, что их очень мало и какая безнадежная сложилась ситуация. Никто не сказал нам, что мы должны немедленно покинуть пароход. Оркестр продолжал играть, не было ни сирен, ни гудков, а на морозе стояла толпа людей, считавших, что у них впереди еще много времени, а между тем незаполненные шлюпки спускали на воду. Может быть, мама думала, что уедет позже или дождется с отцом другого парохода…
Эдвина повернулась к нему, к этому незнакомцу, который мог бы стать ее родственником, и сказала ему правду. Она прятала ее от самой себя одиннадцать лет.
— Долго-долго я ненавидела ее за то, что она сделала… не за то, что она оставила мне детей… но что она предпочла умереть вместе со своим мужем, потому что любила его больше, чем нас… что позволила своей любви к нему убить ее. Это меня долго мучило… я чувствовала себя виноватой, что оставила Чарльза, а не поступила, как она. — Слезы покатились по щекам Эдвины. — Но я не осталась с ним… я уехала в первой же шлюпке вместе с детьми… я забрала их и оставила маму, папу и Чарльза умирать, а сама спаслась.
Рассказывая это, Эдвина чувствовала, как с нее спадает бремя вины, тяготившее ее почти двенадцать лет. Она придвинулась к Патрику, и он обнял ее.
— Вы же не могли знать, что потом случится.
Они же надеялись уплыть на другой шлюпке или верили, что корабль не потонет…
— Я не знала, что прощаюсь с ними навсегда, — всхлипывала Эдвина, — я едва поцеловала Чарльза… и больше никогда их не увидела.
Она уже не могла больше сдерживаться и плакала в объятиях Патрика.
— Больше вы и не могли ничего сделать. Вы все делали правильно… такая уж злая судьба. И вы не должны винить себя за то, что выжили, а они нет.
— Но почему мама осталась с отцом? — спрашивала Эдвина, как будто Патрик мог это знать — он мог только догадываться, как и она.
— Возможно, ваша мама слишком любила вашего отца и просто не мыслила дальнейшей жизни без него. Такое иногда бывает. Она разрывалась между любовью и материнским долгом и понадеялась, что вы займете ее место при детях.
— Но это было несправедливо по отношению к детям, ко мне… и мне пришлось жить без Чарльза. — Она говорила с какой-то злостью, первый раз высказывая свои самые потаенные мысли. — Иногда я ненавидела ее за то, что она умерла, а я спаслась. Почему я должна была жить с такой болью? Почему я должна была жить без него?
Почему?..
Эдвина не могла продолжать. Они все ушли, и она пережила это. Она посвятила жизнь любви к Чарльзу и родителям и воспитанию детей. Патрик понимал, как ей было трудно.
— Жизнь порой так несправедлива.
Ему хотелось утешить и успокоить ее. Он был рад, что она выговорилась. И по тому, как рассказывала Эдвина, он понял, что она в первый раз признавалась в своих мыслях, особенно когда осуждала выбор матери.
— Извините, — взглянула Эдвина на Патрика, — я не должна была вам все это говорить.
Она начала рукой вытирать слезы, и Патрик протянул ей красивый платок с вышитым гербом. Эдвина с благодарностью его взяла.
— Обычно я стараюсь не говорить на эту тему.
— Я понял, — улыбнулся ей Патрик. — Как жаль, что мы не встретились двенадцать лет назад, я бы отбил вас у Чарльза, и вы бы прожили гораздо более счастливую жизнь, и я тоже. Я бы не женился, на ком не следовало. Мне тоже хочется излить вам свою душу, Эдвина, — продолжал он. — Я женился на двоюродной сестре Чарльза со стороны его матери. Очень «достойная» девушка, как говаривала моя мама, но, боюсь, я слишком поздно осознал, что она не любит меня.
— И как же сложилась ваша семейная жизнь? — взглянула на него Эдвина, постепенно успокаиваясь.
— Даже не знаю, — с сожалением произнес он. — У нас три чудесных сына, а с женой мы общаемся примерно раз в два месяца между ее поездками и за завтраком. Боюсь, моя жена… э-э… не особенно любит мужчин. Ей гораздо лучше в обществе женщин-подруг и лошадей.
Эдвина чувствовала, что он сделал ей важное признание, но она очень смущалась и не решалась расспрашивать его подробно. Достаточно знать, что он женился на женщине, которую не любит и которая не любит его. А слова про «женщин-подруг», возможно, ничего особенного не означают. Но все-таки Патрик не зря это сказал. Удивительно, как это при таком эпизодическом общении они умудрились произвести на свет троих детей.
— И вас устраивает такая жизнь, вы не собираетесь развестись с ней? — тихо спросила Эдвина, но Патрик в ответ покачал головой.
— Нет. По ряду причин — в частности, из-за сыновей. И я боюсь, что мои родители не пережили бы этого. Видите ли, в нашей семье не было разводов. А благодаря моей французской бабушке все еще больше усложняется: я редкая пташка — британский католик. Так что, боюсь, мы с Филиппой связаны на всю жизнь. Малопривлекательная перспектива на ближайшие сорок-пятьдесят лет. — Он говорил об этом с иронией, но Эдвина видела страдание в его глазах и чувствовала горечь за его беззаботным тоном.
— Почему вы не оставите ее? Нельзя же так жить всю жизнь. — Поразительно: они почти не знают друг друга, но делятся таким сокровенным. Хотя подобное часто случается в путешествиях.
— У меня нет выбора, — тихо ответил Патрик, — как и у вас, когда вы столкнулись с необходимостью растить братьев и сестер. Положение обязывает, как говаривала моя бабушка. Существует долг, и я должен его выполнить.
А мальчики у нас замечательные, они уже подросли и теперь уехали в школу. Последним покинул дом Ричард, год назад, поэтому я теперь стал посвободнее. На самом деле меня совсем не тянет бывать дома, и я там почти и не бываю. — Он по-мальчишески улыбнулся Эдвине. — Большую часть времени я провожу в Нью-Йорке. Езжу по делам в Париж, когда только возможно. Потом у меня есть друзья в Берлине и Риме… Так что все обстоит не так плохо.
Но Эдвина ответила ему с искренним сочувствием:
— Как это все печально и… пусто! — Она говорила с ним прямо, и он отвечал ей тем же.
— Вы правы. Да. Но это все, что у меня есть, Эдвина, и я стараюсь как могу. Как и вы тоже. Это не жизнь, но это моя жизнь. Как и ваша. Посмотрите, вы же провели всю жизнь, оплакивая человека, умершего двенадцать лет назад. Подумайте об этом… подумайте о нем.
Вы действительно знали его? Вы знали, каким он был, мог бы он сделать вас счастливой? У нас было право на счастье, но мы не стали счастливыми. Поэтому вы делали что могли в окружении любимых братьев и сестер, и я тоже, со своими сыновьями. Больше я ни на что не имею права, я женатый человек.
