Рене Манфреди - Выше неба
– В любом случае, не стоит теперь обсуждать такие вещи, – сказал Стюарт. – Это можно рассматривать только с философской точки зрения, ведь у меня уже есть другой.
– Ну, – хмыкнул Джек, – не совсем так.
– Что ты имеешь в виду?
– Послушай. Как ты можешь быть с кем-то, если ты сейчас со мной?
– Я не хочу говорить об этом, Джек. – Стюарт закрыл глаза. Шелковые простыни, на которых он лежал, были такими мягкими. Раньше он думал, что Анна неважный декоратор, однако она собирала всякие красивые и забавные штучки с той же увлеченностью, что и Джек. Ее квартира в Бостоне была просто ужасна, но здесь, в этом доме, наполненном ее собственными вещами, становилось понятно, какой у нее изящный и безупречный вкус. Стюарт слышал, как рядом дышит Джек, и на какой-то момент вспомнил Бостон, квартиру на Бэк-Бэй, где он лежал и ждал, когда тело Джека будет скользить по его телу. Вспомнил запах жареного подорожника, раздражающее нытье фильмов с участием Роберта Митчема.
Джек наблюдал, как Стюарт засыпает. Он выглядел таким милым, когда спал, тихо и крепко, как ребенок, как камушек, который вечером бросали на дно колодца, а утром снова доставали. Стюарта ничто не могло разбудить. Джек поцеловал его в лоб, в полные губы и почувствовал, что готов расплакаться. Любовь Стюарта была как находка имперского комода на распродаже домашних вещей, прочного и редкого посреди разной рухляди. Нужно появиться вовремя, чтобы заполучить его, а потом, когда он уже доставлен, испытать разочарование от того, что он не проходит в дверь. Любовь Джека к Стюарту всегда обречена, его жизнь была такой скупой и мелкой, и ему так мало было позволено.
По привычке Стюарт обнял Джека, когда почувствовал его руку на своей коже. Затем, когда Джек поцеловал его, открыл глаза.
– Я все еще сплю? – спросил он.
– Нет, – сказал Джек.
Стюарт прижался к нему, но потом отодвинулся.
– Позволь мне, – и Джек поцеловал его. Идя по знакомому пути, его губы сразу нашли нужный ритм.
– Нам не следует этого делать, – сказал Стюарт, но его тело уже инстинктивно отвечало на прикосновения Джека, повторяя движения, которые совершало тысячу раз.
Немного позже Стюарт проснулся от звука будильника на наручных часах Джека и услышал, как тот поплелся в ванную. Он передвинулся на половину Джека, позволив своему телу погрузиться в тепло свежих воспоминаний.
Стюарт дотянулся до телефона. На этот раз он все же позвонил. Естественно, Дэвид спал, но голос Стюарта разбудил его окончательно.
– Я так беспокоился за тебя. Ты у Анны?
– Да. – Он сел, чувствуя, что на другом конце провода Дэвид чего-то ждет. – Я просто хотел отметиться, вот и все.
– Я не злюсь, если это то, что ты хочешь узнать. Возвращайся домой. Мне не нужно было угрожать тебе. Просто возвращайся, ладно? – Дэвид замолчал.
– Ладно, – сказал Стюарт.
– Я люблю тебя, – заговорил Дэвид.
– Я знаю. – Это было единственное, что Стюарт мог произнести.
– Значит, все в порядке?
– Что ты имеешь в виду?
– А как ты думаешь, что я имею в виду? У нас с тобой все в порядке?
– Я не знаю. Я надеюсь. Да. – Он пообещал позвонить Дэвиду на следующий день и повесил трубку.
Он слышал, как в ванной Джек включил воду, звякнул стаканом по крану. Разве такое возможно? Разве сможет он всю оставшуюся жизнь ходить по острию ножа, подбирать слова, боясь реакции Джека? Он читал брошюры и листовки о безопасном сексе, о том, как остаться здоровым, если твой партнер болен СПИДом, но сейчас все это казалось до смешного простым. Секс был одним из множителей в большом уравнении. Представляя себя опять с Джеком, Стюарт не верил, что смертельная болезнь изменит его бывшего партнера, что тот станет более нежным и благодарным Стюарту за присутствие в его жизни. Джек был тем, кем он был всегда, и Стюарт помнил это, думая о своем возможном возвращении. Быть с человеком, который болен СПИДом, означает, что придется разделить свою жизнь на две части: с одной стороны, насмешки, обиды и эгоизм; и нежность, внимательность и любовь – с другой. Даже самая мелкая ссора будет расстраивать больного.
На одной чаше весов лежал Джек, каким он стал. А на другой – опасность заразиться. Чувство неполноценной любви и неуверенности в сочетании с месяцами, а то и годами ухудшения здоровья и смертью в итоге. Вот что тревожило его. Глупо думать, что СПИД может кого-то облагородить. Эта болезнь вызывала только страдания. И если доктор сказал правду, что черты личности становятся более явными, когда болезнь прогрессирует, то ему остается лишь уповать на милосердие Божие. Джек останется самим собой. Стюарт улыбнулся: он подумал об огромных пакетах из бакалеи, о шкафчиках, наполненных красивыми и бесполезными вещами, о сотнях бутылочек шампуня, о бутылках шампанского за девяносто долларов и о лихорадочном желании, которое было повсюду.
Флинн услышала, как Джек пошел в ванную. Она не спала уже несколько часов: ее беспокоили боль и спазмы в голове и животе и еще то, что вечером не совершился обычный ритуал с Джеком. Темные фигуры скользили у ее двери и кружились у изножья кровати. Флинн было лучше, когда она могла копать, видеть подземные миры и не беспокоиться о том, что творится наверху. Сейчас каждый раз, поворачивая голову, она видела лица и очертания людей, преимущественно мужчин, и все они были довольно молодыми. Ей всегда казалось, что привидения должны быть старыми, тогда они счастливы. Час назад, когда девочка решила, что может уснуть, ее разбудили Крошка Иисус, который громко рычал, глядя на пол, звон бокалов и смех. В коридоре толпились десять мужчин, у них было что-то вроде вечеринки. Звучала музыка в стиле диско, стоял сервировочный столик с едой, и двое мужчин целовались. Она знала, что все это нереально или, по крайней мере, не настолько реально, чтобы кому-то об этом рассказать. Флинн не могла рассказать даже бабушке, которая притворялась, что не верит во все это. Например, в доме жил мужчина, который повсюду следовал за Анной. Он стоял у нее за спиной и прикасался к ее волосам, когда она готовила ужин, или сидел на диванчике рядом с ней, когда она читала газету. Флинн видела его, но считала, что он этого не замечает, пока однажды не допустила ошибку. Девочка уставилась на мужчину, когда тот шептал Анне на ухо что-то, чего Флинн, конечно же, не слышала. Она и не могла слышать, потому что это было не для ее ушей, но в тот момент, когда призрак уловил взгляд Флинн, словно сломался какой-то барьер. «Скажи Анне, чтобы она не переживала, – сказал он. – Все в порядке».
Флинн отвернулась, уставившись в домашнее задание по математике. Девочка никогда не передавала сообщения, кроме одного раза, когда Анна вошла и поинтересовалась, с кем она разговаривала.
