Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам
– Ну, проходите же! – теряя терпение, строго сказала дежурная у дверей. Лена с Валерием в этот день были последней парой, и ей не терпелось снять свой костюм и уйти домой. И та дама, которая, собственно, и совершала весь обряд, тоже не выдержала заминки и сделала два шага вперед от своего покрытого красным сукном стола, чтобы лучше видеть. В рядах гостей послышался шепот:
– Леночке плохо!
– Лен, ты чего?! – ужасаясь догадки, спросил Валерий. Лена вдруг быстро подняла вверх обе руки и, путаясь в фате, быстро отцепила от волос свою очаровательную шляпку. И вместе с сумочкой сунула все это свадебное хозяйство оторопевшей Мари.
– Простите! – сказала она и пошла к двери, стараясь держаться прямо в своем невозможно узком в коленях платье. Все застыли, а Маша, смутившись, передала сумочку и шляпку Валериной матери. Дедушка гладил Димку по голове. Валерий стоял, закусив губу, и смотрел Лене вслед. Я боком, боком вышла из зала и побежала за Ленкой. Куда бы она пошла одна в своем платье? Я выхватила из ее рук номерок, чтобы она еще не оставила здесь свой норковый жакет, и попросила охранника найти машину, что, в общем-то, не представляло сложности, так как множество такси дежурило около загса. Следом за мной к выходу тихонько потянулись отдельные сконфуженные гости. Служащая загса тихонько вынесла невостребованные паспорта и отдала командиру-распорядителю коробочки с кольцами. Мы с Ленкой уже ехали в машине к ней домой, причем она за всю дорогу не проронила ни слова. Куда в этот вечер девались Валерий, его командир с женой и Мари, мне до сих пор неизвестно. Димку же бабушка с дедушкой в этот же вечер увезли домой. Ленкина мама, увидев дочь и меня вдвоем, без сопровождения, все поняла. Мы с ней раздели Ленку, напоили успокаивающим лекарством и уложили в кровать, где она проспала беспробудным сном почти двое суток, после чего, ни слова не говоря, поднялась и наступившим утром отправилась на работу. Узкое кружевное платье ее мама спрятала, а потом, уже на следующий год, сожгла у приятельницы на даче.
* * *Ничего, как вы понимаете, не было удивительного в том, что Валерий и Маша действительно поженились. Но не в этот Машин приезд в Москву, а в следующий. Валерий уехал к месту службы один, а на Новый год к нему в гости приехала Маша. Квартиру Валерию нигде так и не дали, а когда узнали, что он собирается жениться на эмигрантке, просто уволили из армии. Должность его подвели под сокращение, и Валерий остался один на один с совершенно полной свободой. Причем интересно, что новые и старые друзья по службе, зная все личные перипетии его жизни, очень Валерию сочувствовали, но жить к себе не приглашали. Таким образом, им оставалось одно – ехать к его родителям в маленький городок, где жил Димка.
– Мы можем уехать жить в любой город мира, ведь я – гражданка Франции, а ты – мой муж, – сказала ему Маша, когда они в последний вечер лежали на узкой кушетке в его комнатушке в общежитии. Была зима, из окон зверски дуло, и они лежали, накрывшись не только одеялом, но еще и меховой летной курткой Валерия. Лулу, которая очень сдала за последний год, больше не лаяла и целыми днями спала на их постели.
– Я не хочу ехать в Париж, – сказал Валерий. – Что я там буду делать? Язык я не знаю, да и въезд во Францию даже по туристической визе мне запрещен из соображений секретности.
– Но ведь ты же был в Париже?
– В командировке.
И тут Мари осенило:
– Не хочешь во Францию, поедем в Испанию! Там проще получить вид на жительство, если купить маленький бизнес.
Валерий посмотрел на нее:
– Бизнес?
– Ну, да. Какую-нибудь парикмахерскую или мастерскую.
– По пошиву обуви?
– По ремонту машин. Главное, сколько у нас есть денег.
– А у нас их нет вообще.
– Но есть квартира в Париже.
Он приподнялся на локте и посмотрел на Мари.
– Ты готова рискнуть квартирой?
Маша улыбнулась и почесала нос о его плечо.
– Я ведь не одна теперь, а с тобой. Мы рискнем с тобой вместе. А как только заработаем, возьмем к себе твоих родителей и Димку.
Валерий отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону. Маша потрясла его, заглянула в глаза:
– Если ты не хочешь, я готова ехать к твоим старикам.
Валерий помолчал немного, потом поцеловал ее и сказал:
– Сделаем, как ты хочешь.
* * *Я еще не рассказала, что роды у меня прошли хорошо. За неделю до них я все-таки ушла с работы, потому что боялась уже ездить в транспорте. Живот, сначала поднявшийся до грудины и подпиравший так, что невозможно было дышать, теперь опустился. И я стала бояться, как бы из него по дороге чего-нибудь не вывалилось. Это «чего-нибудь» вело себя внутри меня достаточно беспокойно – то упиралось мне в бок коленкой, то толкалось локтем. У меня уже прибыло молоко – всю последнюю неделю я сидела дома среди груды заранее приготовленных памперсов, разбирая детские распашонки, шапочки и ползунки. Весь этот процесс доставлял мне небывалое удовольствие. Тем более что для меня простой в работе грозил быть недолгим. Меня отпускали на месяц. Далее с ребенком обещала сидеть моя мама. Но теперь меня это совершенно не пугало. Я, наоборот, испытывало огромную радость оттого, что снова могу разговаривать с ней спокойно, по-деловому, не раздражаясь. Иногда мне даже хотелось, чтобы она приласкала меня. И она это делала. Меня покинуло чувство одиночества и неприкаянности. Даже моя маленькая комнатушка изменилась и повеселела. С мамой вместе мы повесили в ней новые занавески и лампы, заполнили милыми вещами. Пусть новый человек, который скоро появится на свет, сначала окажется в обстановке радости и любви, а потом уж пройдет весь положенный ему путь. И я была полна решимости помогать во всем этому милому маленькому человечку, появившемуся затем, чтобы вернуть меня к жизни… Я подумала так и вдруг остановилась. Вот в чем ошибка. Я повторила мысли собственной мамы. Этот человек появится вовсе не для меня. Он должен родиться сам по себе, своим рождением не решая чьи-то проблемы, разве только свои.
* * *Когда я вышла на работу, мы опять стали ежедневно видеться с Леной. Она сильно переживала произошедшее. Нет, не женитьбу Валерия на Маше, а смерть Сержа Валли. Я ничего не могла с ней поделать. Она будто затвердела в своем горе. Кроме работы никуда не хотела идти, разговаривала сквозь зубы. Но я понимала – это в ней не со зла, а от той беды, что на нее свалилась. Мы с ней теперь будто поменялись ролями – глядя на Лену, я узнавала себя. Мне было Лену жаль, но я понимала, что спасти ее может только время. Так и текли наши дни. Мои протекали в ожидании, Ленины же были заморожены и тверды, как пельмени в пачках из супермаркета.
– Тебе потом будет жаль всего этого даром пропущенного времени, – как-то сказала ей я.
– А не о чем жалеть! – И я поняла, что говорила она искренне. Потом как-то еще раз я попыталась вновь начать с ней разговор.
– Послушай, – сказала я, не в силах наблюдать за ее душевной, тягомотной спячкой. – Я, конечно, не могу вернуть к жизни Сержа и не предлагаю тебе влюбиться в кого-нибудь другого, потому что знаю сама, что пока это невозможно и не принесет желаемого результата. Но я знаю, как возвратить те чувства, которые ты переживала, когда встречалась с ним. – Ленка подняла на меня обычно теперь опущенные глаза, и я поняла, что попала в точку. Этот разговор был ей интересен. – Я советую тебе то, что испытала сама.
Она пока молчала и только смотрела на меня страдальчески. Я решила не отступать.
– Ты же училась в университете? Наверняка вы изучали Свана в курсе зарубежной литературы.
– Кого?
– Пруста. Марселя Пруста.
– Не помню.
– Ну, как же! Не может быть, чтобы ты совсем ничего не помнила. Литература – великая вещь. Она учит нас жизни. Дает опыт, который уже пережили другие. Когда я испытала то, о чем хочу тебе сейчас рассказать, я назвала это для себя эффектом Свана. Вспомни, как он возвращается в родной дом. Шорохи, запахи, выщербленная ступенька на лестнице – ощущения возвращают его в утраченное детство, в котором он был влюблен сразу в двух прелестных женщин. Чтобы вернуться в утраченное время, нужно оказаться в той же обстановке. Увидеть те же предметы, услышать те же звуки, ощутить знакомые запахи. И во все это нужно погрузиться снова с головой, прочувствовать ушедшее и понять, что впереди – новая жизнь.
– Что же мне для этого нужно сделать? – недоверчиво спросила Лена.
– Поехать в Париж. Не сейчас. Чуть попозже. Остановиться в той же гостинице. Походить по тем же улицам. Посидеть на скамейке возле Нотр-Дам. – Я подумала и добавила: – Туда приходит один забавный старичок около девяноста лет. Когда ты поедешь, я передам тебе для него русские газеты. Он любит их читать.
Лена покачала головой.
– Я не поеду.
Я посмотрела на нее и опять вспомнила себя.
– Пока, возможно, нет. Но вот увидишь – обязательно придет такое время, когда тебе захочется в Париж – до посинения, до судорог, до крика. Не забудь тогда, передай старику от меня привет и возьми с собой мое бирюзовое пальто. Оно тебе тоже поможет.
