Тина Сескис - Шаг за край
Положим, Кэролайн понимала, что вела себя как последняя сучка, когда Эмили ходила беременной, но удивительное дело: вся ее горечь, вся зависть разом исчезли, стоило только родиться ребенку, — он был чист, совершенно безгрешен и очарователен. Этому дитя удалось внушить ей чувство большей близости к своей сестре–близняшке, большей тяги к тому, чем обладала Эмили, он подвиг ее, Кэролайн, ощутить, что жизнь способна стать нормальной и она, наверное, могла бы жить такой же обыкновенной радостной жизнью, какой живут другие люди. Теперь она даже стала температуру в табличку записывать, хотя еще не очень–то откровенничала с Биллом, и всегда стремилась быть более всего желанной точно в нужное время. Порой ее беспокоило, что Билл как–то сник: в последнее время он, казалось, с меньшим пылом относился к сексу, возможно, у мужчин есть встроенный радар, улавливающий скрытые внутренние мотивы. Они вели разговоры о том, чтобы сделаться семьей, подбадривала себя Кэролайн, по сути, именно Билл и предлагал это, но сейчас, лежа в постели, она припомнила, что он уже давненько ни о чем таком не заговаривал. Кэролайн была уверена, стоит этому случиться, он возражать не станет, стоит только внутри ее начать расти ребенку — не станет.
Билл по–прежнему спал, и она снова принялась разглядывать его, заметила ямочку у него на подбородке, длинную и резкую тень, отброшенную сведенным в узкий луч светом миниатюрной лампы, доброту вокруг глаз. Ну и что, что он храпит, — к этому она привыкла. Она потянулась к нему, обернулась телом вокруг его дарующего утешение торса и, хотя он забурчал и наполовину столкнул ее, все же удержалась на нем, пока сама не задремала.
Звонок в дверь раздался сразу после того, как Билл ушел на работу, а Кэролайн была уже на ногах и пила вторую чашку кофе. Наверное, почтальон, подумала она (кто же еще может прийти в такую рань?) и, когда открыла дверь, удивилась, увидев своего соседа Терри.
— Да? — выговорила она.
— Могу я войти?
— Билла нет дома.
— Знаю, я с вами хочу поговорить.
Кэролайн ощутила беспокойство. Терри выглядел ужасно, что могло бы случиться, чтоб ему захотелось о чем–то с нею поговорить? Пришло раздражение: ей надо голову помыть, а потом целую вечность волосы феном сушить, они уже такими длинными отросли.
— Что ж, заходите, — сказала она и повела его прямо на кухню. Выпить не предлагала: не хотела затягивать его визит, говорить же им друг с другом было не о чем.
Терри подтянул стул, уселся на него своим громадным задом наискосок от стола, выглядел он как–то подозрительно, словно бы собирался какую–то тайну открыть. Он буравил ее глазами, но она так ничего и не поняла.
— Ну?
— Вам известно, что ваш Билл шашни крутит с моей женой? — выговорил он наконец.
Кэролайн взглянула по пожухший кактус на подоконнике позади широко распростершегося силуэта Терри. Растению нужна вода, подумала она, оно гибнет. А вслух спросила:
— Что вы имеете в виду?
— В точности то, что сказал. Ваш Билл и моя Сью — у них роман.
Кэролайн настолько опешила, что силилась отыскать хоть какие–то чувства. Первым, какое нагрянуло, было отвращение. Как мог он спать с этим китом в обличье женщины, при ее–то толстенных слоях жира, свисающих, словно украшения из плоти, вокруг ее шеи и с запястий, при ее жуткой ходуном ходящей груди? Вторым возникло чувство неполноценности: что, если она со своим худющим телом и грудью супермодели всего лишь противоположность тому, чем обладала Сью? Третьим — замешательство: как, когда, где?
И тут она припомнила про бойлер, про подтекающий кран и неисправную духовку и впервые сообразила, что всегда это случалось вечерами по пятницам, после того, как они ужинали, но перед тем, как вместе смотрели кино и — в зависимости от показаний ее таблицы — даже сами сексом занимались.
— Кэролайн? — всполошился Терри. — С вами все в порядке? Вот, присядьте–ка.
— Где вы проводите вечера по пятницам? Где вы и где дети?
— Мы на футбольных тренировках, раньше восьми не возвращаемся. Тогда–то оно и происходило, а иногда еще и по утрам, если верить Сью.
Все казалось таким очевидным теперь, да только у Кэролайн никогда и тени сомнения не возникало, потому как она и представить не могла, чтоб хоть кто–то счел Сью привлекательной, не говоря уж о Билле. Теперь ей припомнились искристые глаза Сью, ее миловидное толстое лицо, ее заразительный смех — и она пришла в ярость. Билл знал, что она никогда не разговаривала с соседями, если могла без того обойтись, ей и в голову не приходило никогда спросить у Терри, как у него бойлер работает, будто это ее заботило. Ему все сходило с рук — прямо по соседству, прямо у нее под идеально вздернутым носиком.
Слушать дальше для Кэролайн было невыносимо. Она пошла к двери. Терри поднялся и пошагал за нею, будто их невидимой нитью связало, до самого выхода.
— Вам сейчас лучше уйти, — выговорила она громким резким голосом.
Терри захныкал:
— Она говорит, что хочет уйти от меня, чтоб быть с Биллом.
— Ну, это ее дело, — отрезала Кэролайн. — Ее чувства меня совершенно не касаются.
— Да вы что, робот какой, что ли? — изумился Терри. — Вас даже это не трогает?
— Не знаю, — ответила Кэролайн и закрыла дверь.
Кэролайн намеревалась позвонить на работу и сказаться больной, но у нее не получилось. Вместо этого она оказалась на кухне, сидела, как корни пустила, буквально не в силах пошевелиться, уставившись на стул, который только что занимал Терри и который все еще как–то неловко торчал наискосок, отчего то место выглядело неопрятно. Ее словно морозом сковало: неизвестно, как себя вести, что делать, куда идти. Часа, наверное, через два она наконец нашла в себе силы встать, подошла к ящику со столовыми приборами и выбрала небольшой смертельно острый нож с круто загнутым концом, таким, подумала, кожуру с плодов срезают. Внимательно рассмотрела нож, вертя его в руке и так и сяк, пока наконец солнце снаружи, из–за умирающего кактуса, не заиграло на его стальных заклепках и не полыхнуло в нее предостерегающими сигналами.
Она взглянула на кисти своих рук: вены выпячивали горделиво, полно, как голубые рубцы. Она опробовала кончик ножа, ткнув им слегка в подбородок, в щеку, в лоб, в шею, опять в запястья.
Она ушла с кухни и направилась прямехонько и осторожно наверх, в спальню, которую всего несколько часов назад делила с Биллом. Села на кровать и невидяще уставилась на ядовито–оранжевый сосновый гардероб, просидев так несколько долгих растянутых минут, с тоской поглядывала на небольшое, с ширину ладони, лезвие, любуясь его красотой, ощущая, на что оно способно. Опять поднесла его к запястью и надавила, так, слегка, перевела взгляд на гардероб.
