Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Последним, что он хотел сейчас видеть, было лицо Мо Жаня, при одном лишь взгляде на которое в воспоминаниях во всех красках представали абсолютно бесстыдные сцены. Он даже думать не хотел о том, что еще могло между ними произойти, если бы настойка не свалила его с ног.
Все, что оставалось — спасаться бегством, изображая, словно все было в полном в порядке...
Однако, если бы он все-таки в какой-то момент набрался смелости взглянуть на Вэйюя, он бы увидел, как ослепительная улыбка медленно сползает с красивого лица юноши, сменяясь непроницаемым выражением под стать его собственному.
К счастью, ни о чем не подозревающий Хуайцзуй тут же взял балетмейстера Чу в оборот, засыпав организационными вопросами. Привычная рабочая атмосфера действовала на растрепанную нервную систему успокаивающе, и вскоре Чу перестал думать о чем-либо кроме постановки.
«Просто не смотри в его сторону, и все будет как раньше,» — убеждал он себя. И, по сути, был прав.
Прогонка двигалась медленно, но все же разрозненные сцены теперь уже начинали складываться в полноценное повествование. Ваньнин, который к этому моменту успел немного расслабиться, оттанцевав несколько партий и просмотрев совместно с Хуайцзуем еще больше, вдруг вспомнил, что им с Мо Жанем предстоит еще одна сцена, которую они репетировали всего раз — и то, в основном, урывками и по отдельности. Даже находиться с юношей в одном пространстве на данный момент ему было тревожно и неловко — что уж говорить о сыром материале, и ситуации, когда на них будут смотреть буквально все присутствующие? И, все же, сделать это было необходимо — как необходимо достать занозу несмотря на боль.
Мо Жань же, похоже, совсем не беспокоился об этом и, забравшись на сидения в зрительном зале, по своему обыкновению, прохлаждался. Ши Минцзин, к слову, тоже вился где-то неподалеку, время от времени перекидываясь с юношей ничего не значащими фразами и полуулыбками.
Чу ничего не оставалось, кроме как самостоятельно подойти к Вэйюю за пять минут до выступления и сухо поинтересоваться:
— Ты готов?
Он отлично понимал, что с утра даже не поздоровался с Мо Жанем. Даже для него это было уж как-то слишком грубо. Но пересилить себя он попросту не мог — а Мо Жань все это время больше не предпринимал попыток приблизиться к нему. За что Чу был ему премного благодарен.
— Ваньнин! Балетмейстер Чу! — юноша, лишь заслышав его, тут же искристо улыбнулся, а затем похлопал по месту рядом с собой. — Отдохни хоть немного! Отсюда, кстати, все отлично видно...
— Через пять минут мы должны уже быть на сцене, — Чу взглянул на Мо Жаня лишь мельком, а затем развернулся и зашагал в сторону кулис, демонстрируя прямую, словно бамбук, осанку.
В голове вдруг совсем некстати всплыло воспоминание о том, как еще вчера вечером, до настойки, Мо Жань сказал ему о своей симпатии. Это беспечное «ты мне нравишься» вылетело как-то уж совсем не к месту и все еще продолжало висеть между ними подобно неясной угрозе.
Ваньнин нахмурился, а затем потер лоб, пытаясь отогнать назойливое воспоминание, от которого почему-то становилось невыразимо плохо.
«Нравиться» можно было по-разному, но он не был слепым, и видел, что тот же Ши Минцзин заставлял Вэйюя взахлеб смеяться своим шуткам. Между этими двоими отчетливо чувствовалась легкость общения, в то время как с ним... Мо Жань все время был в напряжении, хоть и не показывал этого.
И, черт побери, Ваньнин прекрасно понимал, отчего — терпеть под одной крышей такого человека, как он, было наверняка задачей не из легких.
Ко всему прочему, Вэйюй словно был помешан на желании угодить ему всеми мыслимыми и немыслимыми способами, готовя для него завтраки, постоянно интересуясь его самочувствием. Все это напоминало отношение к сломанной игрушке, к больному ребенку или бездомному животному с переломанными лапами.
Было ли это жалостью?..
Ваньнин не знал. После того, что произошло вчера, он уже не был ни в чем уверен.
Он тут же оборвал себя на этой опасной мысли. Да что с ним было не так?! С чего он вдруг начал желать чего-то большего, как если бы был достоин?!..
«Идиот!..»
Чу мельком снова покосился в сторону Вэйюя, который в этот момент наконец встал с места и стал разминаться.
Словно почувствовав на себе взгляд Ваньнина, тот тут же поднял голову, и его глаза буквально впились в лицо мужчины.
— …... — безмолвный контакт продлился буквально долю секунды.
Ваньнин тихо прокашлялся, отворачиваясь. Изображать безразличие он умел как никто.
Безразличие было безопасным островом, на котором он успешно укрывался всю свою жизнь от окружающих его людей. Если Мо Жань смотрел на него так, потому что переживал, что он надумает лишнего после вчерашнего инцидента, у него для юноши были отличные новости: он не собирался строить каких-либо иллюзий. Что произошло, то произошло. Это было… странно, но это было, пожалуй, всё, на что такой человек, как Чу Ваньнин, мог рассчитывать в своей жизни.
Через пять минут сцена погрузилась в темноту, как если бы помещение внезапно накрыло волной, за которой следовала непроглядная бездна. В воздухе зазвенела единственная протяжная нота — а за ней последовал мягкий перелив тоскливой трели циня.
В следующее мгновение одинокая вспышка вспорола черноту, открывая сцену, от которой у любого пошли бы мурашки по коже: в ярко-алом пятне света, расплывающемся неясными контурами подобно кровавому цветку, в неестественной позе застыл бледный силуэт.
Ваньнин.
Казалось, тонкие серебристые струноподобные нити присоединены к его рукам и ногам, сковывая движения — и все же он двинулся, крутанувшись на месте, словно в безмолвной мольбе.
В тот же миг на сцене возник еще один темный силуэт, который до этого все время находился в тени. Их тени сплелись в единое целое, но при этом танцовщик в светлом продолжал оставаться в основном фокусе, двигаясь одновременно и плавно, следуя за бесконечно печальной мелодией, и в то же время немного дергано — как будто что-то в нем оказалось внезапно надломлено.
Темный силуэт все это время продолжал скользить на периферии света и тени, вторя за видимым партнером каждое па, словно жуткий гротеск или тень, явившаяся из чьих-то кошмаров. Серебряные нити парили в воздухе подобно тонким струнам, но ни одна из них не могла коснуться его.
Мелодия вдруг стала тревожной и рваной, а кроваво-алые цветы теперь проецировались на обе фигуры, которые замерли на месте — и лишь серебристые вспышки струн наполняли пространство между ними
