Запрет на любовь - Анна Джолос
«Увиделась(»
Вебер: «И с женихом?))»
На моей странице есть новый снимок. Наира сфотографировала нас у ёлки. Леван выложил в ленту.
Вебер: «Кста-а-ати… Кое-кто очень расстроен тем, что ты не появилась». Хитрый смайл.
Молчу.
Вебер: «Жаль, что так не вовремя заболела. Твои цветы перекочевали к Шац»
«Какие ещё цветы?» — уточняю, нахмурившись.
Вебер: «Какие-какие. Красивые»
«?»
Вебер: «Абрамов принёс»
Сердце под рёбрами начинает стучать быстрее.
Вебер: «Ждал тебя утром»
Вебер: «Тут уже вся школа только про это и сплетничает)»
«Про что про это?»
Приподнимаюсь на подушке. Откидываю одеяло потому, что становится душно и жарко.
Вебер: «Ну, так-то, Марселя с букетом мы видим впервые))»
Вздыхаю.
Вебер: «На, зацени, наши девки щёлкнули. Пускают слюни»
Присылает мне его фотку.
Стоит, оперевшись плечом о калитку. Модная спортивная куртка нараспашку. Хмурый профиль. Творческий кучерявый беспорядок на голове. В опущенной левой руке действительно цветы.
Какого чёрта он делает?
Танец. Поцелуй. Подарок. Теперь ещё и это.
Совсем спятил?
Мысли итак постоянно крутятся вокруг того вечера. Если закрываю глаза, сразу вижу Марселя и воскрешаю в памяти ненужные детали.
Танцевальный зал. Близость сильного, напряжённого тела. Волнующие прикосновения. Будоражащий шёпот.
«Будешь скучать также сильно, как я?»
И следующий кадр.
Дождь. Мокрая рубашка. Глаза в глаза. Его ладони на моём лице. Асфиксия. Нехватка кислорода и паника. Горячие губы на щеке. Волна ужаса и дрожи.
Хватит думать об этом, Тата. Нельзя.
Палец зависает над опцией «удалить», но через несколько секунд я зачем-то добавляю присланный Илоной снимок в сохранёнки.
Отложив телефон в сторону, встаю. Влезаю в тапочки, подхожу к полке и снимаю с верхней ту самую маленькую коробочку, которую Он отдал мне на улице.
Честно говоря, я умирала от любопытства всё это время. Но сперва была слишком зла на него, а потом уехала, естественно, оставив подарок здесь.
Возвращаюсь на кровать. Открываю коробочку. Достаю маленькую новогоднюю открытку с ёжиком.
Он похож на меня, да.
Беру плоский футляр. Не терпится узнать, что же там внутри.
А там оказывается украшение.
Симпатичный, изящный серебряный браслет с камушками. Топаз, аметист, фианиты. Замысловатый узор плетения.
Снова вздыхаю. Сокрушённо качаю головой. И, пока никто не видит, поддавшись искушению, примеряю, конечно. Ведь я — та ещё ворона в этом плане.
*********
Болею.
Грипп.
Первые дня три прям безвылазно валяюсь под одеялом, строго по часам принимая лекарства, которыми исправно пичкает бабушка.
В четверг-пятницу мне становится лучше и я сажусь за уроки, чтобы догнать класс по всем предметам.
В принципе, за выходные мне удаётся это сделать. Даже получается разобрать с Полиной «Системы уравнений». Она реально объясняет очень и очень доходчиво. Не то, что наша мегера-математичка…
В среду едем с Алисой Андреевной к врачу. Меня, наконец, выписывают.
Неминуемо надвигается четверг и, несмотря на то, что в школу иду уже с определённым настроем, глупый орган под названием сердце всё равно при виде Абрамова замирает.
Филатова, Вебер или Шац (кто-то из них, вероятно) явно слили дату окончания моего больничного. Иначе как объяснить тот факт, что парень, прислонившись к колонне, поджидает меня на крыльце перед занятиями? Причём в руке у него опять цветы.
— Джугели…
Его голос настигает, когда я, поднявшись по ступенькам, намереваюсь просто пройти мимо.
— Тормозни на минуту.
Останавливаюсь. Медленно разворачиваюсь.
Соберись, Тата! Ты знаешь, что делать.
— Привет, — оттолкнувшись от колонны, подходит ближе.
Цепляемся глазами.
Рассматриваем друг друга долго и внимательно.
— Ты как? Выздоровела?
Занимательно. Только сейчас решил поинтересоваться моим здоровьем. С тридцатого декабря не писал мне.
— Как видишь, — отвечаю довольно сухо и напряжение между нами возрастает.
Кивает.
— Как дела вообще? Как съездила в Москву?
Злится? С чего бы? Разве имеет на это право?
— Отлично съездила.
— Я рад, — звучит фальшиво-саркастично.
— Мне надо идти, не успею переодеться на физкультуру.
Порываюсь дёрнуться к двери, но он прихватывает меня за локоть, как тогда.
— Подожди.
Поднимаю голову.
Раз. Два. Три.
Неловкий момент, которого я так опасалась, всё же наступает.
— Это тебе.
Решительно протягивает мне букет нежно-розовых роз.
Замечаю, как краснеют его скулы.
Боже…
У самой дыхание перехватывает. Горячая кровь пульсацией стучит в висках и приливает к моим щекам тоже.
— Я не возьму, — отказываюсь наотрез.
— Почему? — цедит, буравя мрачным взглядом моё лицо.
— Почему? — выгибаю бровь, стараясь выглядеть предельно равнодушной.
— Смотрите, — мимо проходят незнакомые мелкие девчонки. Они шепчутся и открыто на нас пялятся.
— Просто возьми их. В чём проблема? — произносит парень раздражённо, явно теряя терпение.
— Извини, Марсель, но нет, — повторяю категорично. — Вот это тоже возвращаю, — достаю из кармана пальто бархатную коробочку. Кладу в карман его куртки, пока он пребывает в состоянии некой растерянности. — Ни к чему. Ясно? Мне есть от кого получать подарки и цветы, — чеканю холодно и, не дожидаясь какой-либо реакции, ухожу, смешиваясь с толпой.
Тяну на себя тяжёлую железную дверь.
Оглушающе звенит первый звонок.
Достаю карту. Прохожу через турникет и тороплюсь попасть в гардероб, чтобы раздеться и переобуться.
Всё это в спешке, на автомате. Лишь бы чем-то занять дико трясущиеся руки.
— Скорее выходим из раздевалки! Сейчас начнётся урок! Почему опаздываете? — отчитывает попутно завуч.
Подхватываю рюкзак и направляюсь в сторону длинного коридора, ведущего к спортивному залу.
Второй звонок застаёт меня именно там. Наши, под руководством физрука, уже, должно быть, строятся. А я… Останавливаюсь у окна и зачем-то осторожно выглядываю во двор, прячась за занавеской.
Неприятный разговор позади. Дыхательная функция, вроде как, восстановлена. Но в груди отчего-то становится тесно и больно.
Абрамов всё ещё на крыльце.
Сидит на ступеньках.
Там же лежат и розы. Прекрасные, необыкновенные но, к сожалению, для меня запретные…
*********
С того самого первого букета проходит почти месяц.
Если что, после него их было ещё одиннадцать. Одиннадцать, представляете? Абсолютный рекорд за двадцать восемь дней, я считаю.
Школа. Дом. Балкон. Ворота.
Марсель упрямо оставляет для меня повсюду цветы.
Передаёт комплименты через девчонок, занятых в работе школьного радио. Передаёт конфеты, шоколадки и мягкие игрушки через подосланную на переменах малышню.
В карманы пальто и рюкзак традиционно подкладывает небезызвестные жвачки Lоvе is с вкладышами и билеты-приглашения. Билеты, которыми я ни разу не воспользовалась.
Кино, театр, крытый каток, концерт известной группы. Эти свидания я, само собой, игнорирую.
Как игнорирую и то, что он пишет. Не только на телефон ночами. Строки из его стихов я встречаю на самых разных поверхностях. Стёкла, стены, парты, двери, асфальт.
Однажды из-за этого меня вызывают к директрисе. Потому что кто-то
