Жертвуя королевой - Лули Тан Цу

«Мат!», — воскликнул комментатор.

Я выключила трансляцию, кинула телефон на торпеду, завела двигатель и рванула машину с места так, что задымились покрышки.

Я спешила добраться до убежища Макса в его гараже. У него был билет на самолет от Питера до Москвы, и я знала, что сразу после поединка он отправиться в аэропорт. А лететь здесь всего ничего.

Телефон брякнул на торпеде сообщением. Я дождалась, когда остановлюсь на светофоре и взяла телефон.

«Поздравляю с победой!», — прочитала я сообщение.

Макс несколько не сомневался в моей победе. Как и я не сомневалась, что победит он.

«И тебя с победой, гроссмейстер!», — ответила я на сообщение Макса.

Светофор переключился на зеленый, и я утопила педаль газа в пол.

Я гнала к месту нашей встрече и представляла, как Тимур Вагитов получает фотографию женщины из игорного зала, которая забирает такой выигрыш, которого не забирал у него еще никто. И следом перед глазами появилась другая картинка — Тимур Вагитов получает другую фотографию, где Назар Платонов целуется именно с этой женщиной.

Я улыбнулась этим своим мыслям и почему-то вспомнила, как Платонов цитировал Мастер и Маргариту Булгакова. Мне почему-то так смешно стало от этого, что я не сдержалась и проговорила вслух фразу кота Бегемота:

— Королева в восхищении!

Глава 38. Задача тысячелетия

Я спустилась в подвал гаража Макса, включила свет и закрыв за собой дверь поставила кейс с деньгами на пол. Я бывала до этого здесь всего пару раз. Когда Макс отправлялся сюда, пока мы были еще вместе, я никогда не мешала его уединению. Оба раза, он сам приводил меня сюда, чтобы удовлетворить мое любопытство, хоть я никогда и не настаивала на этом.

Это место было олицетворением великолепного разума Макс Рихтера. Все здесь было разложено по полочкам. Идеальная чистота, за исключением пыли, если хозяин слишком долго отсутствовал.

Я подошла к шахматному столу и села на стул. Здесь была расставлена какая-то комбинация. Я пригляделась и поняла, что именно здесь Макс репетировал свой поединок. Рядом лежал листок, на котором были расписаны ходы. Только три хода были озаглавлены: жертвуя королевой, пешка становится королевой, мат.

Я улыбнулась, прочитав это и еще раз внимательно глянула на доску. Фигуры как раз стояли в том положении, когда пешка становится королевой. Я прекрасно помнила те три хода, когда королева ставит мат и поставила фигуры в нужное положение.

Я встала из-за стола и подошла к плотно исписанной маркером доске. Я уже видела эту решаемую Максом математическую задачу. Но в тот раз здесь была только одна строчка. Конечно, я вообще ничего не понимала из того, что было на доске, но мне казалось, что Максу осталось совсем немного, будто он остановился всего лишь в одном шаге от решения.

Я нисколько не сомневалась, что он добьется своего. Макс Рихтер всегда добивается своего.

Я легла на диван и понюхала подушку. Она пахла Максом. Я закрыла глаза от удовольствия и легла на бок обняв подушку.

Давно я уже не чувствовала себя настолько спокойной и умиротворенной. Я будто возвращалась сама в себя, в ту Лору, которую уже и сама позабыла. Не озабоченную ежедневным выживанием, с растерзанным сердцем и кавардаком в мыслях, чувствах и эмоциях.

Казавшийся мне сложным мир, снова упростился до простого — я и он. Вернулась вся моя любовь. Теперь я знала точно, что она никуда и не девалась. Она просто ждала своего часа в самом дальнем и темном уголке души. И сейчас, когда я включила свет в этом темном уголке, когда Макс открыл дверь в этот закуток, любовь выскочила оттуда, будто взбалмошная девица и принялась танцевать, красуясь передо мной.

Не сказать, что обида на Макса совсем улетучилась. Но она стала для меня своего рода испытанием. Моего женского эгоизма в том числе. На что я еще до сих пор обижалась, если разобраться. На жестокость Макса в момент расставания, но его объяснения были разумны. Он прав — только так он мог меня оттолкнуть от себя достаточно сильно, чтобы я не попыталась во всем разобраться, сунуть нос в его дела и просто так его отпустить.

Только смертельное оскорбление здесь могло сработать. Макс так и поступил. Обидно? Конечно, обидно. Но могу ли я обижаться в полной мере теперь, когда знаю каждый ход Макса, почему он поступил именно так и почему по-другому было невозможно.

Что еще? Обида на то, что он все отобрал у меня. Так отобрал ли, если постоянно помогал на самом деле, хоть и делал это так, чтобы я ничего не знала.

Он не изменил, не предал в том смысле, что предательство было всего лишь иллюзией для достижения целей. И сделал все, чтобы вернуть меня обратно.

Только мой женский эгоизм и оставался. Который твердил: «Все равно нельзя было так жестоко с тобой поступать, Лора». Но с этим, я должна была справиться. В конце, концов, что мне мешает промурыжить Макса в отместку? Он же у меня такой безупречный и логичный. Но, что может его холодный рассудок противопоставить женской нелогичности?

На самом деле, это мужчины думают, что существует женская нелогичность. Просто они не в курсе, что мы опираемся зачастую совсем не на разум, не на пресловутую железную логику и даже не на факты. Мы опираемся на свою природу, на интуицию, на иррациональность. И кто сказал, что это менее эффективно?

«Вот и пускай помучается от моей иррациональности», — решила я и улыбнулась сама себе.

Но было один очень важный урок, и он казался не совсем заметным в таком вихре событий, что закрутил нас последнее время. Я поняла, что не надо проваливаться в другого человека, стремится быть для него «подходящим». Ведь это и было самым сильным моим ударом — чувство, что я так много для тебя сделала, я бросила свои мечты, свои желания, я стала идеальной, а ты все равно меня оставил. Теперь после того, как все пришло в норму, я понимала одно: я бросаю рекламную деятельность, клиентов, я сожгу офисные костюмы, я хочу на море, я хочу рисовать. И во мне плескалось море, любовь, солнце, опасность, боль, счастье — мне столько всего надо было выразить!

Я уже задремала, когда дверь открылась и на пороге появился Макс.

Я приподнялась на диване. Он стоял и смотрел на меня и никакого льда в его глазах