Ни единого шанса - К. Р. Джейн

Я вздрогнула, задаваясь вопросом, не убеждаю ли я себя в том, что мне холодно без Грейсона в моей жизни. Или, может быть, из-за невероятно высоких потолков и окон от пола до потолка повсюду в пентхаусе было прохладно, по крайней мере, когда рядом со мной не было высокого, мускулистого, теплого хоккеиста, в которого я могла бы завернуться.

Поскольку в данный момент меня раздражали все эти высокие и мускулистые ухмыляющиеся мужчины в моей жизни, я решила раздобыть дополнительное одеяло. Я встала с кровати и открыла дверцу встроенного шкафа. Мне потребовалась секунда, чтобы найти выключатель, и когда я это сделала, то с удивлением обнаружила, что шкаф полон, а вдоль стены выстроились несколько сумок. На полке над сумками лежали несколько толстых, уютных мягких одеял и несколько дополнительных пушистых подушек, и я вытащила мягкое, флисовое одеяло и прижала его к груди.

Я чуть было не вернулась в комнату, так и не увидев больше ничего, связанного с сумками.

Но затем моё внимание привлек аккуратный почерк, наверняка Джека, выведенный маркером на клейкой ленте поперек одной из этих вещей.

Кеннеди.

Меня захлестнула волна замешательства, когда я потянулась к ближайшей сумке. Я бросила взгляд на дверь. Что, черт возьми, еще эти парни от меня скрывали?

Я осторожно подняла крышку и заглянула внутрь. Там были фотоальбомы, старая толстовка с капюшоном, несколько кукол Барби, знавших лучшие времена. Мои руки дрожали, когда я взяла маленького потертого плюшевого мишку, мех которого от старости слипся.

— С днем рождения, милая, — прошептала моя мама, ее глаза сияли. Она провела мишку по куче блестящих обернутых подарков на кухонном столе. — Сначала подарки? А потом шоколадный торт на завтрак?

Воспоминание пронзило меня, как удар током. Я едва могла дышать. Когда я попыталась сосредоточиться, напрячь память, все исчезло.

На долю секунды я увидела лицо моей матери, но теперь не могла его вспомнить — только очертания ее фигуры, ощущение темных волос, ниспадающих длинными свободными волнами. Волосы, как у меня.

Мои глаза внезапно увлажнились и затуманились. Я смахнула слезы, чувствуя себя так, словно убрала пыль, попавшую в глаза. Почему у парней были такие вещи? Они сохранили их для меня на случай, если ко мне вернется память? Почему, черт возьми, они мне ничего не сказали?

Одно дело — ждать, когда ко мне вернутся воспоминания, а не рассказывать мне об этом самостоятельно.…

Но эти предметы помогли бы пробудить мои воспоминания.

Я достала толстовку с капюшоном, окрашенную в тай-дай. Спереди на ней было написано «Оушен-Сити», и сейчас она была мне слишком мала.

Мы гуляли по набережной, чайки следили за нами, пока мы ели лучшую картошку фри в Мэриленде. Там были ряды маленьких магазинчиков, и я показывала на толстовки с капюшоном, зная, как сильно моя мама любила красители для одежды.

Слезы навернулись мне на глаза, когда я открыла фотоальбом на случайной странице. Я сияла на фотографиях в этой книге, у меня не хватало двух передних зубов. Моя мама смотрела на меня так, словно обожала.

Потом я перевернула страницу, и теперь на фотографиях был мужчина, а моя мама продолжала смотреть на него. Не на меня. Больше нет. У меня скрутило живот.

В моем детстве что-то пошло не так. Но не все было так плохо.

Это стоило запомнить.

Я перелистала альбом и провела пальцами по фотографии, на которой моя мама держала меня на руках, улыбаясь. Мы сидели на ступеньках крыльца перед фермерским домом. Я с нетерпением пролистала фотографии, надеясь увидеть больше.

Если предметы пробуждают мои воспоминания… может быть, дом, в котором я выросла, тоже. Возможно, это был дом моих бабушки и дедушки или дом, в котором все еще жил мой отец. Может быть, там был кто-то, кто знал меня.

На одной фотографии я разглядела номер дома: 536. Я снова и снова повторяла про себя цифры, боясь их потерять. Может быть, я могла бы пойти туда и открыть для себя больше воспоминаний.

Громкие голоса были приглушены, учитывая, насколько просторным был пентхаус, но я все равно их слышала. Я даже слышала, как Джек ругался на двух других, приказывая им замолчать, пока они меня не разбудили. Но я совсем не спала. Я поспешно закрыла сумку и открыла дверь в комнату, чтобы лучше слышать.

— Грейсон утверждает, что застрелит швейцара, если мы его не пустим, — сказал Картер.

— Хм, — сказал Себастьян. — Это тот, который нам нравится, или тот, который так много говорит о погоде?

— Это не шутка! — сказал Картер. — Нам нужно решить, что мы будем делать. Если мы хотим, чтобы он встретился с Кеннеди…

Я произнесла эти слова одними губами, не веря своим ушам. Разрешат ли они мне встретиться с Грейсоном?

Я любила этих людей, но они были идиотами.

— Нам бы не помешала помощь Грейсона, чтобы разобраться с этим, — сказал Джек.

— Нет, — не согласился Картер. — У него было бы что-то, что давило бы на нас до конца наших дней

— Он будет хотеть Кеннеди до конца наших дней!

— Джек, он здесь не для того, чтобы помогать, — вмешался Себастьян нехарактерно резким тоном. — Он опасен, и ты это знаешь.

— Я тоже не хочу рисковать и потерять ее, — сказал Картер. — Но если Грейсон может помочь нам защитить ее…

— Мы не позволим Грейсону приблизиться к ней, — не согласился Себастьян. — Во-первых, именно из-за него ее чуть не убили.

— Мы не можем быть уверены в этом на сто процентов, — потребовал ответа Джек. — Мы до сих пор не знаем, кто пытался похитить ее… тогда или сейчас. Он нам нужен.

— Нет, не нужен!

Я направилась в гостиную. Все трое обернулись, когда я вошла, выглядя, как всегда, как во сне; даже когда я была зла, какая-то часть меня реагировала на них. Они обменялись взглядами.

— Я хочу увидеть Грейсона, — мой голос звучал твердо, не оставляя места для возражений.

— Кеннеди, прости меня, — сказал Джек, пересекая затемненную гостиную, чтобы заключить меня в свои объятия.

Я позволила ему обнять меня своими большими мускулистыми руками, прислонилась к его мощной груди, хотя и не была уверена, насколько могу доверять ему прямо сейчас. В камине потрескивал огонь, отбрасывая мерцающие тени на великолепные лица Себастьяна и Картера.

Я бы доверила им троим свою жизнь. Но Грейсона я