Дикий убийца - М. Джеймс
Когда я чувствую, как по ее телу проходят последние толчки кульминации, я поворачиваюсь на бок, все еще прижимая ее к себе. Я все еще внутри нее, и я чувствую, как она поворачивает голову, прижимается щекой к моему плечу.
Я целую ее в макушку, одной рукой поглаживая ее волосы, когда она прижимается ко мне, скользя вниз между лопатками. Я хочу, чтобы она была ближе, настолько близко, насколько это возможно, и это пугает меня.
Последние двенадцать лет я был парнем, который вскакивает с постели почти сразу же, как кончает, и сразу идет в душ, оставляя на тумбочке либо плату за ночь, либо плату за такси, в зависимости от того, как я встретил девушку в своей постели. Прошло так много времени с тех пор, как я держал женщину в своих объятиях после секса с тех пор, как у меня возникло отчаянное желание остаться внутри кого-то, сохранить эту близость.
Елена заставляет меня чувствовать все это и даже больше. Я чувствую яростный прилив желания защитить ее, удержать рядом с собой в безопасности, и вместе с этим накатывает удручающая волна беспомощности, потому что здесь, снаружи, кажется, что я не очень-то это контролирую.
Она прижимается ко мне, прижимаясь губами к моему горлу, и я чувствую, как мой член дергается внутри нее, возвращаясь к жизни так, как со мной не случалось уже очень давно. Она издает тихий, напевающий стон, ее бедра выгибаются напротив моих, как будто побуждая меня к действию, и я хихикаю в ее волосы.
— Не сегодня, — мягко говорю я ей. — Утром у тебя будет слишком болеть, если мы пойдем снова. Кроме того, тебе нужно отдохнуть.
— Я смогу выспаться, когда умру, — бормочет она мне в горло, явно переходя на юмор висельника, но сегодня вечером это производит на меня противоположный эффект. Я чувствую, как возбуждение исчезает, когда вместо этого обнимаю ее, кладу подбородок ей на макушку, перекатываюсь на спину и прижимаю ее к своей груди.
— А теперь спи, — предлагаю я, успокаивающе поглаживая ее руку. — Тебе нужен отдых, чтобы твоя лодыжка зажила.
Она издает тихий, разочарованный звук в глубине горла, но проходит всего несколько минут, прежде чем я чувствую, что ее дыхание выровнялось, и слышу, как тихий храп наполняет воздух, когда она засыпает.
Обычно я бы тоже отключился. Обычно ничто не вырубает меня быстрее. Но когда я лежу и смотрю, как она спит, все, что я чувствую, это сокрушительный груз вины.
Когда она переворачивается на бок, подальше от меня, я встаю. Натягивая джинсы обратно, я прохожу немного по пляжу и сажусь на песок так, чтобы она могла видеть меня на случай, если она проснется. Мне нужна минута, чтобы подумать, а я не могу этого сделать, когда она так близко ко мне.
Я попытался успокоить Елену, сказав ей, что у нас пока есть еда и вода, чтобы попытаться смягчить ее страх. Тем не менее, я знаю, что она достаточно умна, чтобы понять, в какой опасности мы находимся. Честно говоря, я понятия не имею, получится ли у нас это.
У меня нет возможности ни с кем связаться, и радио не работает. У меня тоже нет никаких средств, чтобы это исправить. К настоящему моменту я знаю, что Короли, Виктор и Лука попытаются выяснить, что случилось со мной и Еленой, но это будет все равно что пытаться найти иголку в стоге сена. Наш рейс был бы зарегистрирован как направляющийся в Бостон, без каких-либо записей о том, куда Диего заплатил пилоту на самом деле.
Я снова потерпел неудачу. Я не смог защитить ее.
Я знаю, какова была моя мотивация, когда я пришел спасать Елену. Мне не нужен кто-то для психоанализа, чтобы понять, что я пытался искупить вину за то, что случилось с Лидией, помогая ей, это все, что я когда-либо пытался сделать, снова и снова… с Анной, с Сашей, а теперь и с ней. Я хочу каким-то образом компенсировать потерю женщины, которую я любил, как будто эту неудачу действительно можно искупить. Как будто я когда-нибудь смогу совершить достаточное покаяние, чтобы компенсировать то, что не был рядом с ней.
По крайней мере, я связал Лиама с Анной, а Макса с Сашей. Я думаю о Максе, вернувшемся в Бостон со своей теперь уже женой, и обо всех тех многих часах, которые мы провели, наполовину споря о том, почему у нас нет взаимопонимания. Священник, даже бывший священник, это последний человек, с которым я мог бы подружиться, и все же Макс всегда был хорошим противовесом моему нигилизму.
Ситуация, в которой я оказался сейчас, заставляет меня желать, чтобы я мог относиться к вещам так же, как он. Хотелось бы мне верить, что я снова увижу Лидию, что в конце может получиться что-то хорошее, кроме прекращения жизни, прожитой в крови, опасности и, в конечном счете, неудачи.
Что произойдет, когда еда закончится? Я могу попробовать поохотиться с тем небольшим количеством боеприпасов, которое у меня есть, но это ненадолго. Я не сторонник выживания, и если нас не найдут, это закончится только одним способом… мы умрем от голода. Это не лучший способ уйти из жизни. Теоретически, это то, что заканчивается тем, что мне приходится решать, в какой момент вся надежда потеряна, и нужно ли мне предпринимать шаги, чтобы облегчить нам задачу. Одна только мысль об этом настолько ужасает, что я мгновенно понимаю, что не смогу этого сделать. Для себя, может быть, но не для нее. Я даже не смогу избавить ее от этого.
Я бросаю взгляд туда, где она все еще спит, свернувшись калачиком на боку. Я знаю, что я ей небезразличен, возможно, больше, чем следовало бы. Но я также знаю, что я этого недостоин. Я надеюсь, что сделал ее счастливой, по крайней мере, на эту ночь. Это не может повториться, но я хотел подарить ей что-то хорошее. Чтобы дать ей шанс, по крайней мере, узнать, каково это, быть с кем-то, кто заботится о ней, кого она хочет взамен. Она была права в том, что иначе она бы этого не получила, и я хотел, чтобы у нее была хоть малая толика счастья в этой ужасной ситуации, чтобы она чувствовала, что все еще может быть хорошо. Чтобы во всем этом было
