Бог Разрушения - Рина Кент
Все-таки моя младшая сестра меня знает. Потому что она права. В моем анархическом словаре перемирия не существует.
Но опять же, чтобы вызвать значительные изменения, необходимо принять решительные меры.
— Даже если мы согласимся на перемирие, — говорит Киллиан. — Мия не обсуждается.
— Это не тебе решать, не так ли? — я улыбаюсь и встречаюсь с ней взглядом.
— Она уже отказала тебе, — говорит Джереми.
— Я могу справиться с отказом, — я подхожу к ней, за мной следуют Глин и Брэн, которые назначали себя моими телохранителями-любителями.
Мия продолжает наблюдать за мной с напряженным выражением лица, пока я вкладываю ей в ладонь маленькую коробочку, а затем говорю так, чтобы только она меня слышала:
— С Днем Рождения, маленькая муза. Помни, будущего, в котором ты не принадлежишь мне, не существует.
Николай отталкивает меня так сильно, что я наполовину падаю на Брэна и Глин, которые вздрагивают от звериной силы этого монстра.
Этот ублюдок давит, и я заставлю его заплатить. Только не сегодня.
— Я буду считать, что ты согласился на мое предложение. Что касается вопроса с Мией, то я оставлю это на ее усмотрение. Только знайте, что я не буду легкомысленно относиться к любой цензуре или попыткам держать меня подальше от нее. Можете пытать меня, если хотите. Я также оставлю дверь открытой на случай, если вы захотите похитить меня и отомстить за прошлые злодеяния, так что сообщите мне о своем плане. Или нет. Я не против сюрпризов, — я смотрю на Киллиана. — Мы с тобой квиты, учитывая ситуацию с Глин.
Он делает шаг вперед, но Глин и Брэн уже тянут меня назад.
— Не буду вам мешать, — говорю я. — Почему-то мне кажется, что мне здесь не рады. Интересно, почему?
— Ты, мать твою… — Николай набрасывается на меня, но Киллиан, Джереми и Сесилия оттаскивают его назад.
Мия стоит на месте, одной рукой сжимая в кулак мой подарок, а ее глаза пылают неугасимым огнем.
Я физически сдерживаю себя, чтобы не побежать туда и не похитить ее на хрен.
И тут меня осеняет.
Причина ужасного чувства, которое я испытываю с тех пор, как она ушла из моей жизни.
Странная пустота.
Абсолютное отсутствие мотивации к чему-либо, кроме создания схем, как вернуть ее, не испортив того, что ей дорого.
Я стал категорически одержим Мией Соколовой. Мой разум отфильтровал весь мир, и все, что я вижу — это ее вызывающее лицо.
В каждом углу.
На каждой статуе.
Вез-блять-де.
И теперь, когда я снова увидел ее, последнее, что я хочу сделать, это уйти.
— Что, черт возьми, с тобой происходит? — спрашивает Брэн, как только мы выходим из вычурного особняка Язычников и оказываемся перед моей машиной.
Я выхожу из странной фазы, в которую вошел, и смотрю на неодобрительные лица брата и сестры.
Глин скрещивает руки.
— Это смело даже для тебя.
— Я никто, если не полон сюрпризов, — я ухмыляюсь и морщусь от боли, вспыхивающей во рту. — При этом мне нравится твоя преданность и слабые попытки защитить меня.
— Скорее, мы пытались защитить людей от тебя, — Глин раздраженно вздыхает. — Ты не можешь просто остановиться?
— Остановить что?
— Всю эта историю с Мией.
— Нет.
— Но тебя не волнуют девушки.
— Она не просто девушка, — она моя муза. Нет другого объяснения этой потребности обладать ею до тех пор, пока она не будет полностью принадлежать мне.
Необъяснимое желание, чтобы она всегда была со мной.
Доходит до того, что я не узнаю себя, когда я не с ней, и это серьезная проблема.
— Ты хочешь сказать, что не выбросишь ее, как только она тебе надоест, а это должно произойти очень скоро? — спрашивает Брэн.
— Если бы мне было скучно, то это бы уже произошло несколько недель назад.
— Но это произойдет, Лэн, — говорит Глин. — Так постоянно происходит. Тебе становится скучно, и ты причиняешь людям боль, чтобы испытать хоть какое-то удовольствие.
— Спасибо за дилетантскую психотерапию, маленькая принцесса. Но если ты хочешь сделать свои психологические опыты более реалистичными, тебе следовало бы взять своего парня в качестве подопытного. Разве он не также легко теряет интерес?
— Килл — это другое.
— В каком смысле? Ты сумела понять его, потому что он похож на меня, так почему же вдруг он стал любовью всей твоей жизни, а я — вечным дьяволом?
— Потому что ты никогда не пытался полюбить нас, Лэн! — кричит она. — Я знаю, что ты устроен по-другому, и никто не может изменить твою природу. Я это понимаю. Но я не понимаю, почему ты ждешь от нас, что мы будем вести себя в соответствии с теми линиями, которые ты проводишь, а когда мы ведем себя не так, как ты хочешь, ты давишь на нас, пока мы не вернемся туда, где ты хочешь нас видеть. Ты защищаешь нас из-за чувства собственничества. Мы с Брэном защитили тебя только что, потому что, несмотря ни на что, ты наш брат и ты нам небезразличен. Мы не просчитываем наши с тобой отношения и уж точно не используем тебя только потому, что нам скучно. Все, чего мы хотим — это чтобы ты сделал над собой усилие и перестал следовать своим самовлюбленным инстинктам в общении с собственными братом и сестрой.
Слезы наворачиваются на ее глазах, и Брэн обнимает ее за плечи, выражение его лица такое же жалкое, как и у нее.
Пока эта сцена разворачивается передо мной, я вспоминаю разговор с дядей Эйденом, который состоялся сразу после того, как я загнал Мию в угол в крошечной кабинке туалета.
Я собирался сделать вид, что отпускаю ее, чтобы потом снова войти и напомнить ей, что я — ее единственный выход.
Но потом я позвонил дяде Эйдену. Он отец Илая и Крейтона, но мы всегда были близки, потому что я очень люблю его.
Ладно, это вранье. Он один из немногих людей, которые не осуждают меня, несмотря на мой крайне хаотичный характер.
Он также помогал моему отцу просто позволить мне быть собой, когда я развивал свою более святую личность.
Дядя Эйден всегда относился ко мне и Илаю с уважением, несмотря на то, что мы отличаемся от всех остальных.
Возможно, потому, что он разделяет некоторые наши черты.
Я вставляю свои AirPods, пальцами разминаю ничем не примечательный кусок глины, который обязательно попадет в мусорное ведро.
Дядя Эйден берет трубку после первого гудка.
— Привет, Лэндон. Мне кажется, или ты избегаешь меня?
