Лиловые орхидеи - Саманта Кристи
Наблюдать за отцом и сыном во время матча было бесподобно. Гэвин просто светился от гордости за Мэддокса. Кажется, несколько раз я даже видела у него в глазах слезы. А Мэддокс постоянно поднимал глаза, чтобы убедиться, что Гэвин на него смотрит.
Очевидно, я теперь для них просто пустое место.
После матча, который закончился победой «всухую», Гэвин предложил это отпраздновать в любимом ресторане Мэддокса.
И вот мы здесь. После стольких лет мы – семья. Посреди закусочной в Мейпл-Крик, в штате Коннектикут. Я бы даже тряпкой не смогла стереть улыбку с лица Гэвина.
Нам приносят напитки – и большую корзинку с картошкой фри. Я смотрю на Гэвина, а он с невинным видом пожимает плечами.
– Ура, картошка фри! – восклицает Мэддокс и тянется к ней.
– Не-а, – останавливает его Гэвин.
Он покачивает пальцем перед картошкой фри, и Мэддокс послушно убирает руку.
Я улыбаюсь. Я знаю, что сейчас будет.
– Хочешь сыграть в игру? – спрашивает Гэвин у Мэддокса.
– В игру? – недоуменно переспрашивает Мэддокс.
– Да. Это игра в вопросы, – объясняет Гэвин. – Мы с твоей мамой играли в эту игру в молодости. Когда ты отвечаешь на вопрос, можешь взять себе картошку фри.
– Хорошо, – говорит Мэддокс, пожирая глазами громадную кучу картошки. – А мне можно задавать тебе вопросы?
– Да, если хочешь, – говорит Гэвин.
– Ладно, – соглашается Мэддокс.
– Ты хочешь сначала спрашивать или сначала отвечать? – спрашивает Гэвин.
– Я вообще-то голодный после матча, – говорит Мэддокс.
Мы с Гэвином смеемся.
– Понял, дружище.
Гэвин прищуривает глаза и смотрит на Мэддокса, проводя рукой по щетине на лице так, словно придумывает очень сложный вопрос.
– Какой у тебя любимый цвет? – спрашивает он.
– Это легко, – говорит Мэддокс, закатывая глаза. – Синий.
Гэвин протягивает ему корзинку, и Мэддокс берет несколько ломтиков картошки. Он засовывает их в рот и спрашивает:
– А у тебя?
– У меня? – спрашивает Гэвин. – Не уверен, что у него есть название, такой коричневый, с оттенками голубого и зеленого.
Я вспоминаю, как он когда-то ответил мне точно так же. Он подмигивает мне, берет картошку фри и кидает ее в рот.
– Какой у тебя любимый праздник? – спрашивает Гэвин.
– Рождество, – отвечает Гэвин и тянется за картошкой.
– М‐м‐м… – Мэддокс напряженно размышляет. – Кто твой любимый герой в мультике «Губка Боб Квадратные Штаны»?
Гэвин закатывает глаза.
– Разве Патрик не любимый герой у всех? – спрашивает Гэвин, берет еще картошку и макает ее в кетчуп.
– Кто твой любимый футболист? – спрашивает Гэвин.
– Бекхэм, – отвечает Мэддокс. – Ясен пень.
Он берет еще картошку.
– Твой тоже?
– Ясен пень, – говорит Гэвин и тянется к корзинке.
Мы делаем заказ, а игра все продолжается. Я сижу и изумленно смотрю, как отец и сын узнают друг друга.
– У тебя есть подружка? – спрашивает Гэвин.
Мэддокс краснеет и прикусывает щеку, от чего мы с Гэвином переглядываемся.
– Ну в моем классе есть одна девочка, которая мне нравится, так что, наверное, да, – застенчиво отвечает Мэддокс.
Ого! Вот это новости! Я хочу прекратить эту дурацкую игру и с пристрастием допросить Мэддокса про эту девочку. Кто она? Как ее зовут? Кто ее родители? Она его не обижает? Но я молчу. Эта игра не для меня.
Гэвин успокаивающе хлопает меня по ноге под столом. Он знает, как тяжело мне сохранять молчание.
– А у тебя? – спрашивает Мэддокс. – Тебе кто-нибудь нравится?
Гэвин кивает и бросает быстрый взгляд на меня.
– Да, – говорит он. – Я люблю одну женщину.
– И кто она? – спрашивает Мэддокс.
Почти незаметная улыбка появляется у Гэвина на лице, и он произносит, как капризный ребенок:
– Эй, так нечестно! Ты задал второй вопрос подряд. Сначала я задам вопрос тебе.
– Ой, извини, – говорит Мэддокс.
– Так, у нас почти кончилась картошка, и у меня есть один очень важный вопрос, – говорит Гэвин, становясь совершенно серьезным.
Мэддокс широко раскрывает глаза в ожидании вопроса.
– Как мне тебя называть, Макс или Мэддокс?
Мэддокс наклоняет голову и обдумывает свой ответ. Он смотрит на свои футбольные шорты и ковыряет их, прежде чем ответить.
– Ну, только члены семьи называют меня Мэддокс.
Сын смотрит на меня, и я пожимаю плечами, чтобы показать, что он должен сам принять это решение.
– Так что, думаю, ты тоже можешь так меня называть. – И тихо добавляет: – Или вот тем прозвищем.
– Прозвищем? – спрашивает Гэвин, потом до него доходит, и он улыбается: – А‐а‐а, ты имеешь в виду «дружище»?
Мэддокс смущенно кивает и берет еще картошку.
– Договорились, дружище, – с гордостью говорит Гэвин. – Итак, Мэддокс, остался последний кусочек картошки. Хочешь, я задам тебе еще вопрос, чтобы ты съел последнюю картошку?
Мэддокс смотрит на картошку и отвечает:
– Нет, лучше я спрошу.
Он делает паузу и ерзает на стуле. Затем оглядывается вокруг на другие семьи в ресторане, потом возвращает взгляд на Гэвина. Он нервничает.
– М‐м‐м… можно мне… м‐м‐м… можно я буду называть тебя… папой?
Гэвин хватает меня за руку под столом, и я отворачиваюсь, чтобы Мэддокс не заметил, что по щекам у меня катятся слезы. Я слышу голос Гэвина:
– Я хочу этого больше всего на свете.
Он отпускает мою руку и поднимается из-за стола.
Гэвин обходит стол, подходит к Мэддоксу и обнимает его.
– О‐о‐ой, – пищит Мэддокс. – Ты слишком сильно меня сжимаешь… пап.
Я вижу улыбку Гэвина. Кажется, это самая счастливая улыбка, которую я когда-либо видела на лице мужчины. У него блестят глаза, когда он шепчет:
– Прости, дружище. Я пропустил много обнимашек. Наверное, я просто пытаюсь наверстать упущенное.
Наконец я тоже присоединяюсь к беседе, и мы разговариваем, и смеемся, и шутим, пока все не наелись. Я почти уверена, что это был лучший ужин в жизни Мэддокса.
Может, это был лучший ужин и в моей жизни тоже?
Глава 35
– Наш ребенок – гений! – заявляет Гэвин, выходя из спальни Мэддокса – тот настоял, чтобы Гэвин почитал ему перед сном.
Я хихикаю:
– Все родители так думают про своих детей.
– Нет, он правда гений, – настаивает он. – Ему всего семь, а он знает каждую деталь про каждого персонажа из «Гарри Поттера», черт побери!
Я киваю:
– Ну это неудивительно. Я читаю ему эту серию уже два года. Когда мы заканчиваем последнюю книгу, он тут же требует начинать сначала.
– А сам он ее не читает, потому что это для него слишком сложно? – спрашивает он.
– Нет, он вполне способен осилить ее самостоятельно, – говорю я. – Он просто не хочет. Как родитель, ты скоро узнаешь, что больше всего на свете детям нужно твое безраздельное внимание.
Мы идем
