Куплю тебя, девочка - Любовь Попова
Наваливается апатия. Взгляд застревает на закрытой двери. За ней скрылись Василиса с Аленой. Мне все кажется, что я все еще вижу её жалостливый, напряженный взгляд. Свой наконец перевожу на отца, чьи ноздри раздуваются, как у быка на родео. Потом на мать, невидящим взором продолжающую сверлить приглашение.
Поверить в то, что отец стоял за этим много лет, просто невозможно… Ведь он всегда ненавидел этих уродов. Делал все, чтобы с ними расправиться. Подвергал свою жизнь опасности. Поддерживал наши рейды. И я бы первый начал его оправдывать, орать всем и каждому, что он не виноват, если бы не его попытка ударить Алену. Это было как удар в спину от того, на кого я всегда равнялся. От того, чьи советы были основой поведения и существования.
До появления Алены.
Сейчас я хочу услышать оправдания, понять, так ли ужасно все то, о чем мы думаем. И отец вроде бы открывает рот, но мать поднимает голову. И смотрит как будто сквозь него.
— Давай все объяснения после, — просит она еле слышно. — Сначала заберем Сережу, где бы он не был.
— Нам придется поговорить с прессой, — напоминает отец, и я хмурюсь, вспоминая его слова, что они не хотели поднимать шум. Но теперь свадьба позади, назад пути нет и можно делать все, что вздумается.
— Надя поговорит, — подаю голос и выхожу из комнаты в свою, чтобы переодеться. Пока закрываю двери, слышу маму:
— Сначала я должна увидеть Сережу, все разговоры потом.
Спорить с ней не хочется. Иногда она срывается. Орет, словно в нее бес вселился. Папа после таких случаев ей сразу ювелирку дарит. Эта мысль наводит меня на другую, и я поворачиваюсь к кровати. Дыхание перехватывает, потому что здесь, где так часто мы предавались похоти, лежит все, что я дарил Алене. Кроме дебильной пробки, что сгорела в огне. И о чем я только думал. Хотя, ясно, о чем.
Собираю все в барсетку и надеваю ее через плечо. Сама виновата. Значит придется встретиться еще раз.
«И еще», — шепчет внутренний голос, пока я иду к двери. Открываю и натыкаюсь на Надю.
— Почему я не знала, что твоего брата украли…
— Ох, прости, что это помешало твоим планам, — язвлю я, протиснувшись сквозь нее, но она задерживает меня рукой за плечо.
— А зачем ты переоделся?
— Шампанское пролил, — вру я, не думая и сделав шаг, останавливаюсь. — Сообщи прессе, что деньги на выкуп найдены и скоро Сергей, именно так зовут моего брата, будет дома.
— И почему ты думаешь, я должна это делать? — хмыкает она, собирая руки на груди, и даже здесь я понимаю, что меня будет раздражать ее размер, гораздо меньший, чем у Алены.
— Ты же мечтала стать женой политика. Тем более тебе, я смотрю, понравилось общаться с прессой.
— А ты как истинный герой снова поехал всех спасать?
— Точно. Как истинный герой, — вспоминаю, каким способом я спас Алену и как часто пользовался этим. Становится тошно от самого себя, но я снова нацепляю широкую улыбку, издевательски кланяюсь и ухожу. Еле успеваю добежать до машины и замечаю тут Аню.
— А ты чего не дома? — спрашиваю тихо, пока она сморит в экран смартфона. Аня пожимает плечами и указывает кивком головы на маму, что продолжает смотреть прямо, как неживая.
— Сказали собраться, я здесь. А куда едем?
— Сережу забирать… — отвечаю и наблюдаю за родителями всю дорогу. Потом молчание все-таки задалбливает, и сразу на ум приходит Алена, с которой было комфортно делать все. Даже молчать.
— Давай поговорим, — снова прощупывает почву отец, привлекая внимание, но мать качает головой.
— Я боюсь сорваться. Лучше не трогай меня.
— Так ори, истери, как ты любишь это делать, что мешает? — сам не выдерживает отец.
— Я люблю своих детей больше, чем истерить! Так что просто заткнись и отвези меня к моему сыну!
— Нашему, — напоминает отец, на что мама отмалчивается, отворачиваясь к окну, за которым по закону жанра темнеет из-за нависших туч.
Пока едем, слышу вибрацию телефона. И отвечаю на звонок Камиля.
— Серьезно? Серого украли?
Говорить ему, да и кому бы то ни было о том, что выяснила Алена, я не собираюсь. Это дело семейное. Разберемся без посторонних. Поэтому отвечаю отстраненно.
— Папа уже все решил. Едем забирать Сережу.
— Ясно. Слушай, — голос Камиля становится тише. — Артур не давал Наде инфы. Серьезно…
Серьезно? Да мне уже пофиг.
— Ясно…
— Ты не веришь? Никит…
— Камиль, у меня брата стащили, — пользуюсь ситуацией, чтобы избежать дальнейшего разговора. — Давай дела чужих мне людей мы обсудим позже.
Отключаюсь, испытывая лютое раздражение, и новая вибрация подбешивает. И я отключаю телефон.
Тем более, что мы уже тормозим возле нашей Московской квартиры, где жили, когда я учился в школе и ездил на спортивные занятия. Чтобы не мотаться за город, мы ночевали здесь. Почти десять лет.
— Алена и здесь права оказалась. Прятаться лучше на видном месте, — говорит мать безжизненным голосом и сразу выходит из машины, давая Ане команду сидеть здесь. Отец бросает на меня взгляд, и я вижу, как расползается под глазом синяк. И жалости не чувствую. Лишь желание повторить. Никто не смеет причинять боль Алене, кроме меня.
— Она отойдет, как только я ей все объясню.
— Будем надеяться, — лишь пожимаю я плечами и тоже вылезаю.
На десятом этаже мы обнаруживаем и веселого Серегу с золотой медалью с соревнований. И даже его тренера.
Мама, удивляя всех, просто берет Сережу за руку и проговаривает:
— Мы подождем вас внизу.
Спускаясь на лифте после того, как закрыли квартиру и дали на лапу тренеру, мы с Отцом молчим. И мне хочется так много спросить, но я лишь задаю самый важный вопрос, что терзает меня.
— Когда вы меня нашли, ты уже крутился в этом?
— Нет, — качает он головой. — Сейчас домой приедем, сядем за стол, и все обсудим. И я уверен, что ты и мать поймете меня. Куда?!
Вздрагиваю от его крика и поворачиваюсь к машине, что оказывается заведена.
— Мелисса! — подбегает отец к машине и хватает ручку. — Эта машина на механике! Как ты будешь ее водить! Что ты собралась делать?
— Развестись с тобой и жить в Англии. Там, где у тебя нет власти. А водить я умела всегда, даже механику. Повода не было, — говорит она, а я почему-то думаю, что в этих словах скрытый смысл. И отец его понимает. Дергает ручку. Быстро смотрит на меня, но я не могу пошевелиться. Осознаю, что впервые за пятнадцать лет ощущаю к матери уважение.
