Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
Соколов успокоился только через несколько минут, в то время как я, поджав под себя ноги, боялась даже шелохнуться.
По всей видимости, Саша устал злиться.
— Хотела умереть? — спросил он, сползая по двери на пол.
Да, кажется.
— Нет, — выдохнула я. — Я испугалась.
И это правда.
— Странная ты, Злата, — усмехнулся он. — Ты так хочешь попасть в Рай, но боишься умереть. Забавно.
Нет, странный только ты, Саша. Ты уже второй раз спасаешь меня, а потом ненавидишь, за то, что я хожу по этой земле. Смешного мало.
нервничал и что-то бубнил себе под нос, пару раз стукнулся затылком о дверь и снова продолжил ворчать. Меня крайне удивил румянец на его щеках, ведь обычно этот холодный парень был бледен, как январский снег.
— Это ты убил Каштанку? — выдавила я, сквозь слезы. — Скажи мне правду, Саша. Это сделал ты?
Парень замер и поднял на меня свои хрустальные глаза.
— Что? — скривился он. — Что ты несешь?
— Это ты ее убил? — я повысила тон.
Саша покачал головой.
— Ты точно ненормальная…
В этот момент я поняла, что он не в курсе произошедшего. Ни то что не виноват, а вообще понятия не имел, что моей собаки больше нет.
— Каштанку убили? — переспросил он, с неподдельным удивлением. — И ты думала, что это сделал я?
Я слабо кивнула и потупила глаза в пол. Меньше всего мне хотелось показывать свои слезы, свое разочарование и стыд. Впрочем, он не должен был делать вид, что мои подозрения задели его. Я имела полное право так подумать.
Саша приподнялся на ноги, отряхнул брюки от пыли, посмотрел на меня сверху вниз и устало вздохнул.
— Я не святой, знаю, — его голос стал хриплым. — Далеко не святой. Но я бы никогда так не поступил. Животное здесь не при чем.
Он собрался уходить.
— Так почему ты ведешь себя так? — мой вопрос заставил его притормозить. — Где логика, Саша?
Он замер. Я замерла. Больше всего на свете я мечтала получить ответ на мучающий меня вопрос. Мне нужна была эта правда, как воздух.
— Помнишь, мы говорили про выбор? — спросил он, прищурившись. — Про плохой и хороший путь? Помнишь? Ты выбрала хороший. Так почему ты до сих пор идешь по плохой дорожке? Где логика, Злата?
Саша вернул мне мой же вопрос и снова не дал ответа.
Он ушел, оставив меня в полной растерянности. Я все никак не могла расшифровать его слова. Саша говорил загадками. Это угнетало. Но, мне стало легче. Эта встряска помогла оживиться. А еще, облегчение. Новость, что Саша не повинен в смерти Каштанки, была неким облегчением.
Из-за дверного косяка показались белесые кудряшки. Пашка смотрел на меня диким взглядом, но это взгляд был осмысленным. Он молчал, но как-то по-взрослому. Новый груз вины свалился на мои плечи. Я была так перед ним виновата.
— Ох, Пашка, — я поспешила обнять братца, но он осекся.
— Ненавижу тебя, Зоська! Ты вонючка! Не подходи ко мне, стерва! Я с тобой больше не разговариваю! Никогда, поняла? — со слезами на глазах, он рванул на вверх.
Мне стало стыдно. Очень стыдно. И, снова грустно.
«Ненавижу тебя», — едва слышно повторила я.
Прекрасно. Кажется, теперь в этом мире не осталось людей, кто не говорил мне этих слов.
Взглянув на изображение маленькой Златы, я лишь подтвердила свои догадки.
Глава#26
Начались осенние каникулы. То время, когда можно было немного расслабиться и не думать о следующем учебном дне, как о, возможно, последнем. Но даже несмотря на это, я не решалась отходить далеко от дома, поэтому, мы с Ниной послушно вышагивали от пункта А (начало улицы) до пункта Б (конец улицы) и наоборот.
Погода стояла отличная. Яркое солнце ласкало щеки, а ноябрьский ветер был холоден только на звучании и лишь лениво разгонял по дороге сухую листву — невероятная атмосфера для беззаботной дружеской прогулки.
— Я хотела с тобой поговорить, — сказала Нина, выплюнув шелуху от семечек себе на куртку.
— Поговорить? — я удивленно похлопала ресницами. — Валяй.
— Знаешь, я решила погостить у своего дяди. Только на каникулах, а если понравиться, останусь до конца года. Он давно меня звал, а я все никак не решалась. Думаю, теперь самое время.
Притворяться было бессмысленно — меня покоробила эта новость.
— Уедешь? На целый год? Оставишь меня одну? — несусветно разочаровавшись, спрашивала я. — Ты действительно этого хочешь?
Нина деловито отряхнула одежду.
— Да. В последнее время жить здесь стало не в кайф. Происходит только плохое, а хорошего — нема. А у дяди спокойная деревня. Река через дорогу. Дискотека. Новые мальчики, — она потупила взгляд. — Да и ты одна не останешься, ведь Сема никуда не собирается. Так что, я за тебя не переживаю.
Нужно было быть абсолютно глухой, чтобы не уловить нотки ревности в ее словах. Но, мне было шестнадцать, и глухотой я не страдала.
— Очень жаль. Мы могли бы провести эти каникулы вместе. Я, ты и Сема.
— Конечно, — усмехнулась Нина и покачала головой. — Я определенно лишняя в вашем союзе.
— Глупости. Нет никакого союза. Послушай, если дело только в этом, то не вздумай уезжать. Это просто бессмысленно. Да и на тебя это совсем не похоже.
Подруга поперхнулась семечками.
— Ты подумала, что я сбегаю? — спросила она, на что я кивнула. — Тупица ты, Цветкова. Балда. Это всего лишь небольшая смена обстановки, но никак не побег. Сама подумай, чем здесь заниматься? Дырявить штаны на лавочках? Убегать от братства? — ее рука коснулась болоньевой куртки. — Я хочу, чтобы мой живот болел от порхающих внутри бабочек, а не от ударов кулака.
Поджав губы, я молчаливо согласилась.
— Ты права. Не обращай на меня внимания и делай, как знаешь. Признаюсь, я просто тебе завидую. Завидую, что ты можешь уехать отсюда, а я — нет. Мне придется прозябать здесь еще долгие годы и только мечтать, что хоть кто-нибудь заберет нас отсюда. Меня и Павлика. А самое обидное, что кошмару не предел. Моя тетушка-махинатор уже несколько недель висит над документами, явно задумав неладное. Я подозреваю, что скоро к нам поселится вся ее семья и тогда тесно станет всем. Ох, Нинка, как же тебе повезло… Кстати, а твой дядя не против парочки непривередливых «племянников»?
Павленко состроила задумчивое лицо и постучала пальцем по губе.
— Думаю, на тебя он согласиться, а вот насчет твоего братца-обоссанца — не уверена. У него аллергия на сырость и на запах аммиака.
— И у меня тоже, — печально я вздохнула, —
