Пока я спала - Амалия Март
— Да, уже выдвигаюсь.
— Отлично. Слушай, не забудь документы о разводе сегодня.
— Угу, — невольно кривлюсь. Эта зеленая бумажка терзает мне взгляд каждый раз, когда я открываю бардачок.
— Мне на работу нужно отнести для налогового вычета матери-одиночке.
— Ты не мать-одиночка, — в раздражении говорю ей.
И она это знает. Пусть суд и развел нас без лишних проволочек в силу отсутствия предметов спора, но наши договоренности предельно ясны. Все остается так же, как было до развода: все выходные — мои, я по-прежнему оплачиваю свою часть ипотеки и в силу возможностей во всем им помогаю. И мне до чертиков надоело, что Маруся не упускает подчеркнуть то, что мы больше не семья.
— С юридической точки зрения мать-одиночка. Это формальность, ты же знаешь, — отмахивается она. — Только не забудь, ладно, кадры на меня наседают.
— Угу, — повторяю.
Кладу трубку и забираюсь в машину. На заднем сидении стоит коробка с шариками для завтрашнего праздника. Сегодня я беру Марселя к себе, а завтра должен привезти к двенадцати на его день рождения. Праздник планируется более масштабный, чем того требует годовалый ребенок, который ничего не запомнит, но Маруся очень тщательно готовится. А мне все еще хочется сделать ей приятно.
Это инстинктивное желание, быть для близкого человека опорой и оставаться хорошим, несмотря ни на что. Хотя иллюзий я больше не питаю. Ничего не вышло, как я ни старался.
И ответ на вопрос «почему», терзающий меня многие месяцы, оказался до банальности прост: Маруся так и не смогла меня полюбить. Это простая правда была брошена мне в лицо так же безжалостно, как предложение о разводе. Она никогда не любила, согласилась поиграть в семью ради ребенка, но ничего не срослось. Не для нее.
Болезненный удар сыпался один за другим, стоило только приоткрыть эту дверцу с никому не нужной правдой. И в итоге вся моя иллюзорная жизнь закончилась простым штампом в документе о расторжении брака.
Подъезжаю к дому бывшей жены, который окончательно перестал быть хоть отчасти моим, и паркуюсь. Беру с заднего сиденья коробку-сюрприз и поднимаюсь наверх. В моем кармане по-прежнему лежат ключи от квартиры, но пользоваться ими уже кажется неправильным. Поэтому я вдавливаю дверной звонок, прислушиваясь к громким переливам за стеной.
Дверь распахивается словно сама по себе, из глубины квартиры слышится голос:
— Я опаздываю, поставь коробку в коридоре.
Вхожу в квартиру, прикрываю за собой дверь. Мне на встречу семенит Марс, радостно лепечущий что-то на своем языке. Он не так давно пошел и все еще делает это весьма неуверенно, то и дело, спотыкаясь о собственные ноги, но уже категорически не согласен сидеть и гулять в коляске.
— Привет, дружочек, — беру его на руки и поднимаю высоко над полом, отчего он заливисто хохочет.
— Вот, я собрала сумку. Там рыбное суфле — это на ужин, перед сном дашь ему кефир, — из комнаты появляется Маруся, уже одетая в строгий офисный костюм. — Соску постарайся не давать, мы отучаемся. Раз в час высаживай его на горшок, — привычно инструктирует, вдевая ноги в туфли. — И погуляйте сегодня подольше, погода отличная и так он пораньше заснет.
Она достает из сумочки помаду и подкрашивает губы перед зеркалом. Светлые волосы собраны в высокий тугой хвост. Давно ее такой не видел. Но этот образ кажется на ней лаконичным, и как я раньше не замечал? Куда лаконичнее той яркой юбки-вспышки, что я запомнил и отложил в памяти как тщательно лелеемый образ.
— Хорошо выглядишь, — не удерживаюсь от комплимента.
Она впервые с момента, как я вошел, смотрит прямо на меня.
— Спасибо, — благодарит больше удивленно, чем искренне.
— Как на работе? — пытаюсь поддерживать разговор. Мы же не чужие люди, не обязательно отделываться сухими фразами о ребенке при каждой встрече.
— Нормально. Самый сезон начинается, запара, сам понимаешь.
Опускается на корточки и достает из шкафа ботинки Марселя. Я спускаю сына с рук.
— Возможно, в конце мая придется снова съездить в командировку, — начинает она, обувая сына, и поднимает на меня глаза. — Сможешь несколько дней с ним побыть? С утра отвезти в сад, вечером забрать. Ничего трудозатратного.
— Конечно, — ловлю ком в горле.
Предыдущая ее командировка еще рикошетит последствиями прямо в грудную клетку.
— А Марина? — впервые решаюсь задать вопрос напрямую. Столько раз собирался и не смог.
— Она в Канаде сейчас вроде. Или уже двинулась южнее. Не знаю точно, но на праздник не приедет. У нее большой тур.
Значит не в Греции. Или взяла Грецию с собой? Хотя к чему мне вся эта информация?
— Вот так, — Маруся натягивает на сына куртку и застегивает на пуговицы. — Проследи, чтобы он шапочку не сдирал, в последнее время все время вредничает.
— Угу, — поднимаю с пола сумку и беру Марселя за руку. — Пойдем, приятель.
Прокатимся сегодня в лес.
— Опять повезешь его на участок? — хмурится бывшая жена.
— Ему там нравится, там много песка и игрушки его ждут.
— Там точно безопасно? Все-таки стройка.
— Там пока только фундамент. Территория огорожена забором, рядом будет собака.
— Собаки — это так негигиенично, — снова недовольно отмечает она, вешая на плечо сумку.
Хотя этот разговор уже был. Какао прекрасная ухоженная собака, к тому же отличная нянька для ребенка, пока мы с Андрюхой будем работать, но Маруся не любит животных и не доверяет им.
— Все будет хорошо, — заверяю ее.
— Ладно, — мы выходим, она запирает дверь ключом. — Это твоя ответственность.
Кстати, твоя мама завтра придет?
— Да, заедет поздравить.
— Хорошо. В двенадцать, ты помнишь? — напоминает, пока мы едем в лифте.
— Конечно, — смотрю на ее отражение в зеркале. Как она достает телефон, быстро что-то на нем печатает
