Влюбленные антиподы (СИ) - Горышина Ольга
— Я иду спать! Успокойся! — шарахнула я по столу недопитой бутылкой. — Не буду тебя доставать. Не боись!
И потом шарахнула дверью. Рухнула на кровать и заревела. Нельзя реветь при нем… Но как сдержаться?
— Даша… — он стоял в дверях.
Только не подходи, только не вздумай меня трогать. Мне не нужна твоя жалость!
— Я не собираюсь тебя жалеть! — выкрикнул Кузьма так, что затряслись стекла.
Я замерла, даже дышать перестала — блин, вслух говорю, что думаю…
— Тогда зачем пришел? — буркнула я в покрывало.
— Ну, спросить, постелить тебе или нет?
И только сейчас я заметила, что кроме покрывала на кровати ничего нет.
— Ничего не надо. Я так. Мне плохо. Уйди… — и добавила совсем тихо: — Пожалуйста.
Тихо, чтобы не подумал, что это просьба. Это приказ!
— Даша, а таблетки в этом деле не помогают?
Я чуть приподняла голову.
— Может, мне в аптеку сгонять купить тебе что-нибудь в самолет от тошноты. И… Ну, у нас тут почти на час серпантина.
О машине переживает или обо мне? Нельзя так, нельзя… Обо мне. И я села.
— Кузя, у меня просто живот болит, а так все нормально. Не умру.
— Ну я надеюсь. Ты мне еще живая нужна…
Нужна? Действительно нужна? И я отвела глаза, чтобы он вдруг не прочитал в моем взгляде надежду.
— Со мной все нормально!
Я вскочила. И зря. Сейчас я пошатнулась не от злости, а потому что у меня действительно потемнело в глазах, но я успела сесть.
— Не надо тут только геройствовать!
Он присел рядом и взял меня за руку, нежно. Однако только когда мои пальцы оказались в горячей сухой ладони Кузьмы, я поняла, насколько они мокрые, как и вся я.
— Жарко? — он провел рукой по моей мокрой шее и, притянув к себе, чмокнул в лоб. — Сейчас разберусь с кондеем.
Он встал и ушел, а мне хотелось продолжать сидеть с ним вот так в обнимку и никуда не ехать. Если свалиться в кровать и притвориться, что умираю, неужели не поменяет билеты?
— Может выйдешь к столу? Там уже попрохладнее, а тут пока остынет?
Кузьма протянул мне руку, я стиснула ее и покраснела — вот на кой-ему такая обуза! Надо же было половину отпуска пробыть клячей. Мужчина должен носить женщину на руках, когда ему велит это сердце, а не потому что баба не может ходить на собственных ногах.
— Выпей сладкого!
Он налил мне в стакан смородинового сока. Я выпила до дна. Стало легче.
— Спасибо. Извини, что я вот так… — у меня почему-то затряслась губа. — Весь отпуск тебе испортила…
— Ну началось…
Он ткнул меня лицом себе в грудь как раз вовремя — я разревелась.
— Даш, тебе так плохо? Ты же не из-за меня тут слезы льешь? — спросил он глухо, уткнувшись носом мне в волосы и все сильнее и сильнее выводя ладонью круги на моей спине.
Я не отвечала, еще не могла. Из глаз лило даже сильнее, чем из другого места. Да что же меня так развезло…
— Все пройдет, — буркнула я через силу и стиснула зубы, а потом откинулась на спинку стула и принялась тереть глаза.
— Пройдет, через неделю, да?
Я кивнула.
— Три дня, потом уже легче…
— А на работу тебе когда?
— Через день. Отлежусь.
— А может это знак, что ну ее нафиг работу?
Я убрала руки от глаз.
— Ты снова? — в голос вернулась сила.
Кузьма улыбнулся и даже губу смешно закусил.
— Прости, не удержался до самолета.
— Подожди до кофе…
— Который сварю я?
Я кивнула.
— Через неделю, ты сказала?
Лицо его сделалось серьезным. Мое таким было все время. Кажется…
— Как только, так сразу, — отрезала я.
Кофе он, наверное, всегда подслащивает не сахаром, а другим словом или, скорее, действием на букву "эс".
Мне повезло, и я живой добралась до аэропорта. Вернее, до бензоколонки — там пришлось выйти из-за ужасного запаха, просочившегося в закупоренный салон Мерседеса. Пошли вдвоем платить за бензин, пока служащий заполнял бак. В здании почти не воняло. Вернее, воняло, но уже не бензином.
— Хочешь шоколадку или ещё чего-нибудь?
Нет, мне ничего не хотелось. Перед выездом из Слано мы съели по салату с курицей, и мне казалось, что этот "чикен" до сих пор внутри меня кукарекает. Такой огромной порции салата я давно не ела. Или дело было в мороженом? Его количеством, похоже, Кузьма решил опровергнуть свой собственный постулат о том, что нельзя объять — вернее, сожрать — необъятное и не стать при этом необъятным. Ему теперь бегать и бегать, чтобы сжечь калории, а не сиднем сидеть в самолете.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Остаток пути до аэропорта я мяла в руке чек за бензин, который не нашла, куда выкинуть. На нем заглавными буквами латиницы было написано "Одобрено". Как же похожи наши языки и какие они разные! Вот и мы с Кузьмой, казалось бы, говорим на одном языке, но постоянно на разные темы. И только одна тема пока еще является у нас общей — постель. На ней мы и сошлись, но оставит ли она нас вместе, когда поднадоест… Ему!
— Даш, ищи глазами наш Сикст! — попросил Кузьма, когда мы въехали на стоянку аэропорта.
На этот раз знак был. Мы даже нашли место у самой будки, но ждать пришлось долго. Агент скрупулезно оформлял документы на поцарапанную дверь и помятый бампер соседней машины. Я все время осматривала Мерседес, боясь отыскать даже малюсенькую царапину, но на чёрной блестящей поверхности, к счастью, осела только пыль.
Наконец, агент обернулся к нам и, проверив, заполнен ли бак, отпустил нас восвояси за считанные секунды. Мы шли молча — я шла и скрежетала зубами, потому что Кузьма только и спрашивал, не тяжело ли мне? В моем рюкзаке от силы пять кило. У него свой рюкзак за спиной и чемодан в руке. Мой он себе на грудь повесит значком ГТО — герой, блин, выискался!
После парилки улицы кондиционированный холод аэропорта казался раем. Кузьма усадил меня в кресло и встал в очередь сдавать багаж. Через полчаса — или все же прошла вечность — я подошла к стойке. Кузьма оказался миллиметровщиком не только в парковке машины, но и в паковании чемодана. Не хватало всего ста грамм до перевеса.
— Как ты это сумел? — спросила я, когда мы пошли с рюкзаками на посадку.
— Попросил взвесить в магазине бутылки. На сыре и колбасе есть граммы. Немного сложения в уме и вуаля!
— Офигеть какая сообразительность! — призналась я честно.
От него действительно можно офигеть. Откуда такие только берутся! И как их с Таськой могла родить одна мать?
— Даш, пошли эти дурацкие куны тратить! — кивнул Кузьма в сторону кафе.
— А мы разве не возвращаемся? — спросила я, поймав неприличный ритм сердца.
— Даш, я их потеряю до сентября. Да тут всего на пару бутылок воды и пирожок…
Ну да… С учётом того, что бутылочка воды стоит восемьдесят восемь кун…
— Тост?
Это Кузя протянул мне открытую бутылку. Одну взял себе, а две закинул в рюкзак.
— За твою победу в марафоне! — подмигнула я нагло, пытаясь загнать сердце, болтающееся во рту и мешающее говорить, обратно в грудь.
— Финиш не главное, — состроил Кузьма такую же наглую рожу, что и я. — Вернее, пофиг, кто будет первым. Главное, чтобы дыхалки до финиша хватило. Ну и запала бежать…
Финиш не главное. И плевать чем закончится мой марафон с Кузьмой Тихоновым. Главное, что пока мы бежим рядом. Ну, или летим в соседних креслах. Как раз посадку объявили.
Глава 61 "Допрос"
— Так это ж хорошо, что у тебя месячные! — перевернулась на другой бок сестра, чтобы быть ко мне лицом. — После бурного отпуска…
Я швырнула в Машку подушкой. Три часа ночи. Спи, дура!
В "Пулково" мы достаточно быстро прошли паспортный контроль, поймали такси, два разных, и после короткого поцелуя разошлись по машинам. Дома я только выложила спиртное на стол, а сыр и колбасу в холодильник и сразу нырнула в душ, а потом завалилась в кровать, поджав к животу ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Чего ты злишься? Что отпуск не вечен?
Я продолжала молчать в надежде, что и Машка замолчит. Ага, мечтать не вредно! Знай наших!