Людмила Леонидова - Ключи от Лас-Вегаса
— Сокровищем он обзывал вазу, — пояснила Галина, — она из какого-то редкого фарфора, старинная, ей сто лет. Может, больше. Я в этом ничего не понимаю. Отец собирал. Перед смертью завещал, если будет плохо — продать последней. Он ее обожал.
— Ваза — это все, что у нас и оставалось, — не выдержав, вмешалась сестра. — Так этот, с позволения сказать, мой ухажер от избытка чувств и суеты вокруг нашей ценности взял да и споткнулся! — Женщина сделала такое лицо, что подружки рассмеялись. — Конечно, смешно, а он разбил наследство, на которое у меня вся надежда оставалась. За последний семестр Лизы надо было расплатиться, раз, — она согнула мизинец, — потом выпускной, — она согнула еще один наманикюренный палец, — шмотку приличную, как всем девочкам, ей купить нужно, туфельки, косметику и прочее. — Она укоризненно покачала головой, словно женщины были виновны в ее горестях. — Да и я себя еще не похоронила.
— Ну и что дальше?
— Ваза, как в кино, — на мелкие кусочки. Она на такой подставочке в нише стояла. Я вся побледнела. Знаете, все надежды и мечты в одно мгновение рухнули. Если рассказать предысторию всего, так наплачешься, мы эту вазу с Лизкой по очереди чистили и отмывали месяц целый. На ней фигурки были вылеплены, и в каждой складочке пылинки застревали. А она с меня ростом, высокая и хрупкая. — Татьяна подняла руки вверх. — Старикашка засуетился, мол, плохая подставка, неустойчивая, я ни при чем, дескать. А Лизка, я даже удивилась, откуда в ней такие черты характера проявились, вижу, чуть не плачет, но взяла себя в руки, подходит к старикашке и чистым таким голосом говорит:
— Не расстраивайтесь! Бог дал — Бог взял! Разбилась — значит, к счастью! Пойдемте выпьем.
Тот:
— Что ты, деточка, я не пью.
— Мы тоже не пьем. Правда, мама? — обращается она ко мне и достает бутылку вина. А я, не поверите, готова этой бутылкой ему по башке.
Лизка сажает его за стол. Дедуля тоже расстроен, это видно. Он долго у нас эту вазу выпрашивал. Но выпил стаканчик, успокоился. Лизка вокруг него вьется, ублажает, вам, говорит, ваза для удовольствия, а маме деньги для дела. А он с таким интересом в нее глазками стрельнул.
— Для какого такого дела?
— А у вас есть дети? — интересуется дочь.
Старикашка молчит, то ли есть, то ли нет.
— Мама в меня инвестируется, — объявляет торжественно моя наивная дочь.
Он так напрягся — весь внимание. А Лиза вкрадчиво говорит:
— Мне за последний семестр нужно в вузе заплатить.
Он сразу завял. А дочь не отстает:
— Вот я закончу и вам пригожусь.
— Да, — кряхтит дед. — Я до этого не доживу.
— Это почему? Вы что, полгода не подождете, пока я защищусь?
— Кем будешь? — слабо интересуется мой ухажер.
— Я стану знаменитой журналисткой или писательницей. Знаете, какой у меня литературный язык? Все преподаватели хвалят. А когда денег подзаработаю, свой бизнес открою. И, если моя мечта осуществится, вас не забуду.
Дед встрепенулся:
— Сколько тебе нужно денег?
Лизка называет сумму.
— Я тебе дам, — вдруг соглашается дед. — Что не забудешь, не верю, а вот обещаешь, что отработаешь?
— Клянусь, — подпрыгивает Лизка и целует деда в щеку.
Мы допиваем бутылку вина, а на следующий день он переводит за Лизу деньги в вуз.
Наталья, внимательно слушавшая рассказ, покачала головой и улыбнулась:
— Вот так дед, молодец! — И, с укором посмотрев на подругу, выговорила: — Почему у меня не попросили?
— Не все ведь у тебя просить! — в сердцах воскликнула Галина. — А тем более деньги. Вот если тебе удастся в какую-нибудь приличную фирму ее порекомендовать…
Наташа задумалась.
— А дедуля потом даже платье ей на выпускной оплатил такое, что все девчонки обзавидовались! — Татьяна прищелкнула языком.
— Когда долг будете возвращать? — поинтересовалась Наталья.
— Уже отдает. — Галя заговорщицки подмигнула.
— Как? — Наталья сделала круглые глаза.
— Нет, что ты, — мать девочки покачала головой, — это было бы самое простое. У него на уме другое. У дедушки мечта — книгу воспоминаний издать, мемуары. Он давно антиквариатом занимается и много интересных историй накопил, связанных с его хобби. Лизка теперь его личный литературный записчик. Они так подружились, водой не разлить. Он ее ценит за то, что она в искусстве разбирается.
— Да, — подтвердила Галина, — ведь отец ее многому научил. Она девочка способная, быстро все впитывает.
— И другой работы у нее нет? — озабоченно поинтересовалась Наталья.
— К сожалению, — покачала мать головой.
— Пусть приходит к нам, — растрогалась Наташа. — Для начала много не обещаю. Мы с Геннадием попробуем ее занять. Фирма у нас немаленькая. Пиаром будет заниматься…
— Чем? — в два голоса удивились непохожие сестры.
— Это такое новомодное выражение «паблик релейшен» — журналист по связям с общественностью. Сейчас этому учат в вузах.
— Спасибо, подруга! — Галина обняла Наташу за плечи. — Ты добрый человек, тебе на том свете зачтется.
— Да, — усмехнулась женщина, — лучше бы на этом.
— А у тебя, Наташа, тоже есть мечта? — Татьяна с нескрываемой завистью посмотрела на богатую подругу сестры, подумав, что такой благополучной, счастливой даме, наверное, не о чем и мечтать.
Почувствовав это, Наташа с легкой обидой возразила:
— Вот ты про старика рассказала. Не бедный, а тоже мечту вынашивал. Не подвернись ему твоя дочь, возможно, не реализовалась бы его мечта.
— Если бы захотел, любую другую, как Лизка, мог найти, — возразила Татьяна, — были бы деньги.
— Мог, да не нашел! Все дело в случае, в стечении обстоятельств, — настаивала на своем Наталья. — Я это по бизнесу знаю.
— А когда ни денег, ни тебе молодости, как Пугачева поет: «Мой поезд ушел»?
— Ничего не ушел, — возразила Наталья. — Я много с людьми общаюсь, в том числе с разными женщинами, и хочу вам сказать, совсем не обязательно быть молодой, красивой.
— Чтобы мужика подцепить? — Татьяна с недоверием посмотрела на подругу сестры.
Наташа кивнула:
— Женщина должна обладать определенным даром… Я тут недавно в газете прочла. В Московском зоопарке жила самка очень редкого очкового медведя. Очень-очень старая. Ей двадцать восемь лет было. Это по человеческим меркам сто десять — сто двадцать. Она совсем облысела от старости. Но оставалась самой сексапильной медведицей, даже лысой самцы ее любили больше, чем других.
— А… поняла, что ты имеешь в виду… — Татьяна многозначительно заулыбалась.
— Нет, дело не только в сексе, это я как пример из животного мира привела. У людей по-другому. В каждой женщине должно быть что-то такое… внутренний свет, который она излучает.
