Ричард Гордон - Свободен для любви
— Наконец-то! — оживился он, узрев меня. — Ты очень шустро… Эй, что ты делаешь?
Я медленно оторвал от грозди несколько бананов и принялся один за другим совать их ему сквозь прутья решетки. Моя нехитрая пантомима вызвала взрыв восторга среди собравшихся зевак, к которым присоединились ребятишки из разместившегося по соседству детского отделения. Радостно улюлюкая, они подбадривали меня:
— Дайте ему палку! Пусть сам достанет!
Бингхэм побагровел и затрясся от бешенства.
— Этого я тебе никогда не забуду! — прошипел он. — Погоди, вот только выйду — я с тобой разделаюсь! — И для пущей убедительности подпрыгнул.
В толпе застонали.
— Хвост не прищеми! — задорно выкрикнул кто-то.
Вытирая слезы, я пошел прочь. Впервые за всю свою врачебную карьеру я был доволен.
Уже сидя в автобусе, я развернул рекомендательное письмо профессора. Его краткости можно было позавидовать:
Всем заинтересованным лицам.
Доктор Гордон в течение последних трех месяцев был моим младшим ассистентом в травматологическом отделении. Со своими обязанностями справлялся разве что к собственному удовлетворению.
Глава 3
Я приобрел привычку открывать «Британский медицинский журнал» по-китайски, с конца: последние двадцать страниц пестрят объявлениями с предложениями работы, а собственное благополучие — точнее даже, возможность заработать на кусок хлеба с маслом — озаботило меня вдруг куда более, чем прогресс мировой медицины.
Провинциальных клиник, приглашающих начинающих хирургов, было в журнале предостаточно, хоть пруд пруди, и я, накупив марок, состряпал весьма элегантные заявления, которые разослал по дюжине адресов. Поскольку на проезд к местам собеседования мне полагался бесплатный билет третьего класса, я решил, что по крайней мере смогу посмотреть страну за счет Национальной службы здравоохранения.
Очень скоро выяснилось, что сногсшибательным успехом я не пользуюсь. Во-первых, меня угнетала сама обстановка, царившая на собеседованиях. Если перед устным экзаменом группу студентов объединяет дух товарищества, как у заключенных, приговоренных к расстрелу, то приемная возможного работодателя походит скорее на спасательную шлюпку, в которой иссякают запасы провизии и пресной воды. Во-вторых, в присутствии членов комиссии я почему-то всегда садился на единственный пустующий стул с чувством собственной вины. Кончалось это обычно тем, что я дергал себя за галстук, ломал карандаши, отвечал невпопад, нес околесицу и вообще держался как полный идиот.
Я побывал уже на нескольких собеседованиях, ставших в моем представлении столь же неразличимыми, как визиты к зубному врачу. Все они состоялись в каминных залах, украшенных портретами разъевшихся краснолицых деятелей в белых халатах, дипломами, неизменным бюстом Гиппократа в углу и списками жертвователей. Посредине зала возвышался массивный стол красного дерева, который мог бы, по-моему, выдержать танк, а вокруг сидело около дюжины самых устрашающих людей, что я когда-либо видел.
Самым важным было, войдя, сразу определить, кто из сидящих врачи, а кто непрофессионалы: деятели из муниципалитета и обычные члены правления. Это было необходимо, чтобы соответствующим образом корректировать ответы на вопросы; к чему, например, сыпать медицинскими формулировками перед оптовым торговцем обувью. Так, на одном из моих первых собеседований член комиссии в клерикальном облачении спросил меня торжественным тоном:
— Как вы поступите, доктор, оперируя ночью в полном одиночестве, если у больного начнется неостанавливаемое кровотечение?
На что я уверенно ответил:
— Вознесу молитву Господу, сэр.
И тогда сидевший по правую руку от меня тщедушный человечек проснулся и спросил:
— А не кажется ли вам, молодой человек, что вы могли бы сначала позвонить своему главному хирургу и посоветоваться с ним?
Работу я там так и не получил.
В одних комиссиях интересовались, играю ли я в крикет или на пианино, в других спрашивали, женат ли я, в третьих занимали мои политические взгляды и моральные убеждения. Что бы я ни отвечал, все почему-то неизменно вызывало у вопрошающих разочарование, а то и вовсе повергало в недоумение. После короткого молчания следовал разочарованный вздох, а затем председательствующий благодарил меня за приезд и обещал известить о принятом решении.
Словом, я с большим опозданием убедился, что обучение в больнице Святого Суизина вовсе не гарантировало мне теплое местечко по специальности. Все мы были свято уверены, что выпускники любых других заведений должны взирать на нас с не меньшим почтением, чем доктор Ватсон на Шерлока Холмса, поэтому столкнуться с людьми, даже не подозревающими о существовании больницы Святого Суизина, было чрезвычайно болезненным щелчком по моему самолюбию.
— Где вы учились, дружок? — спросил меня как-то раз один лощеный хирург из какой-то Богом забытой дыры.
— В больнице Святого Суизина, сэр, — ответил я, пыжась от гордости.
И тогда этот прегнусный паразит пожал плечами и сочувственно произнес:
— Ничего, сынок, это еще не самое страшное в жизни.
А остальные так и покатились от смеха. Мерзавцы.
Надеюсь, не нужно объяснять, что в том месте меня тоже не приняли.
После месяца безуспешных поездок в холодных вагонах, успев исколесить едва ли не половину Англии, я был полностью обескуражен. Меня уже не столько обуревали мечты заполучить место хирурга, как заботило желание заработать себе на хлеб. На моем банковском счете хранилось четыре фунта и десять шиллингов, а из всех пожитков оставались один костюм, сумка с клюшками для гольфа, набор медицинских инструментов и небольшой гипсовый бюст лорда Листера. Жил я в дешевой меблирашке в Масвелл-Хилле, погода стояла прескверная, а мои ботинки срочно нуждались в ремонте. Вдобавок меня мучил хронический голод, а постоянные неудачи вынуждали посещать пивные вдвое чаще обычного. Микроскоп я давно продал, а мой драгоценный скелет пылился неподалеку от больницы Святого Суизина в лавке ростовщика, напоминающей, должно быть, катакомбы после эпидемии чумы.
Из всего мало-мальски ценного у меня остались только учебники. С неделю я пялился на их золоченые корешки, сопротивляясь соблазну, после чего решил, что начинающий хирург на первых порах вполне способен обойтись без справочника по здравоохранению и пособия по биохимии. Один за другим я оттащил томики в магазинчик подержанной медицинской литературы на Гауэр-стрит, вознося затем мысленную хвалу его владельцу за каждой трапезой. «Нарушений кровообращения» Уитби и Бриттона, правда, хватило только на бекон с яйцами и чашечку кофе, зато «Учебник по практической медицине» Прайса оказался куда более питательным: на вырученные за него деньги я досыта наелся томатным супом, бифштексом с жареным картофелем и яблочным пирогом, запив все это изобилие пинтой пива. «Анатомию» Грея я решил сохранить на собственный день рождения, а избавившись от «Энциклопедии хирурга», заказал даже столик в «Скотте».
