Хиллиард Нерина - Бесценный символ
Стефани смотрела, как закрывается дверь за вышедшим из библиотеки Томасом, и слабая улыбка постепенно исчезла с ее губ. Через несколько дней она отправится в Европу, где у нее никого нет, кроме старого друга ее отца, да и того не будет в районе поисков.
А теперь еще и Энтони. Она не сомневалась, что он всерьез угрожал ей, и в перспективе ее ожидал унизительный и тяжелый удар, и все же частично она стремилась к этому, но… Но однажды она уже отшвырнула его любовь, и вряд ли у нее появится шанс пробудить в нем прежние чувства. Он собирается использовать ее… как он сказал? — сделать своей рабой. Но несмотря на то, что она знала его побуждения, ее способность противостоять ему в сексуальном плане равнялась нулю. Все благие намерения развеялись как дым, когда он поцеловал ее. Она мгновенно потеряла голову от удовольствия и желания. И он знал это. Он знал, что она не может противиться ему. Ее гордость не позволяла ей сдаться, но ее тело уже предало ее, и ей не хватало его силы, его воли, его ненависти.
Казалось, Немезида преследует ее, и теперь всегда она будет зависеть от милости этой богини мщения.
Она устала. Устала чувствовать себя обессиленной и беспомощной. Устала бояться. И устала от чувства усталости. Она старалась изо всех сил, но все равно не была похожа на свою мать. Элегантность и уверенность в себе нельзя взять взаймы — с ними надо родиться или достичь ценой больших усилий.
И если Стефани не могла бороться с Энтони физически, она могла, по меньшей мере, сделать все, чтобы он окончательно не сломал ее, когда осуществит свой план.
Решив это, Стефани до странности успокоилась. Не надо больше притворяться. Она провела рукой по волосам, мысленно стряхивая непрошеное ощущение руки Энтони на своей голове. Она подумала о том, что пришло в голову Томасу, когда он увидел ее с распущенными волосами. Вероятно, он сообразил, что произошло, но, как обычно, будет держать язык за зубами.
Она склонилась над столом, чтобы подобрать разбросанные шпильки, потом выключила свет в библиотеке и покинула комнату, впервые не обратив внимания на отсутствие картин в холле, пока поднималась по крутой лестнице в комнату отца.
Завтра у нее будет трудный день.
— Вы уверены, что он готов? — спросил на следующее утро у Стефани Джим Паттерсон, когда она выводила своего третьего за день скакуна на большой круг. — Вы делаете чудеса, но после четвертого падения любой прыжок заставляет его терять голову от страха.
Стефани погладила блестящую каштановую шею коня и успокаивающе улыбнулась его владельцу.
— С ним все будет хорошо. Скоро былая уверенность вернется к нему.
Паттерсон улыбнулся. Сначала он возражал против того, чтобы доверить такой малышке своих чистокровных скакунов, но владелец конюшни, куда он поместил лошадей, клялся, что у нее особый талант в общении с животными, обладающими особо капризным характером. Наблюдая за ее работой несколько месяцев, Паттерсон полностью с ним согласился. Она, безусловно, хорошо знала дело, и лошади любили ее.
Полчаса она ездила на сильном гнедом скакуне, постепенно готовя его к прыжкам. Вскоре он взял первую преграду. И Стефани, похвалив его, направила к следующему барьеру. Желая посмотреть на довольное лицо владельца лошади, она обернулась на всем скаку и увидела рядом с ним Энтони.
Стефани так и не поняла, что же случилось на самом деле, хотя винила только себя. То ли она сама потеряла равновесие, то ли слишком натянула повод, и гнедой резко дернулся из-за этого, то ли особым чутьем, имевшимся у лошадей, он уловил ее внезапное смущение. В любом случае, она перелетела через голову скакуна и упала по другую сторону преграды.
3
Это был не первый и, видимо, не последний раз, когда она падала. Защитный шлем предохранил голову, и, за исключением нескольких ссадин на спине, она не получила повреждений.
Гнедой Бо, волнуясь, подошел к ней. Она попыталась успокоить его, но тут лошадь грубо оттолкнули, и Энтони опустился рядом с ней на одно колено.
— С ней все в порядке? — услышала она вопрос Джима Паттерсона.
Сильные пальцы Энтони удивительно нежно и методично исследовали ее руки и ноги. Стефани машинально отметила, что он слегка побледнел, но его ответ Джиму прозвучал холодно и спокойно.
— Ничего не сломано. Думаю, она просто ударилась о землю.
— Со мной все в порядке, — сказала она едва слышно, пытаясь встать.
— Спокойнее, — приказал Энтони, поддерживая ее за плечи.
Стефани была рада его помощи, потому что, когда она вставала, голова все еще кружилась.
Затем она шагнула к лошади и нежно погладила ее бархатный нос.
— Все в порядке, Бо. Это была моя ошибка, — прошептала она, беря поводья из рук Джима. — Я потеряла равновесие, не так ли, мальчик? Он не задел преграду?
Джим отрицательно покачал головой.
— Нет, он обскакал ее. Стефани, ты уверена, что не сильно ударилась?
— Да. Ну-ка, подсади меня!
— Эй, не собираешься ли ты…
— Я думаю о Бо, Джим. Мне надо сделать с ним несколько прыжков, иначе он подумает, что мое падение — это его вина.
Она решительно посмотрела на Паттерсона. Энтони не говорил ничего, но она каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие позади себя.
Джим снова покачал головой, но помог ей сесть в седло.
Ее слегка пошатывало после падения, спина болела, но Стефани знала, что нельзя терять время — надо выездить сегодня еще трех лошадей. Ей было бы намного легче, если бы Энтони здесь не было. Но она знала, что он наблюдает за ней, и ей понадобилась вся сила воли, чтобы перестать нервничать, ощущая на себе его взгляд.
У Энтони Стивенса были лошади, но ни одну из них он не держал в этой конюшне. Значит, он приехал сюда только потому, что кто-то, должно быть Томас, сказал ему, где она. Вероятно, таким образом, он собирался вести с ней свою игру в кошки-мышки — неожиданно появляться, чтобы напоминать о своих намерениях. Как бороться с такой тактикой? Ей было трудно сосредоточиться на работе. Ее мысли были заняты им, а глаза постоянно искали его.
И хотя одет он был так, чтобы не выделяться — черный кожаный пиджак, светло-голубая рубашка и джинсы, она, как и тогда, десять лет тому назад, видела в нем мужчину, который выглядел для нее значительнее, чем сама жизнь.
Стефани постаралась выкинуть все это из головы, по меньшей мере, в настоящий момент, и сконцентрироваться на лошади, готовя ее к прыжкам. Мягко подбадривая Бо, она направила его к трем низким преградам, которые он великолепно преодолел на всем скаку. Он был в превосходной форме. Когда она наконец подъехала к конюшне, ворота для нее открыл Энтони.
— Где Джим? — не глядя на него, спросила она.
— У него была назначена деловая встреча, — сказал Энтони, как обычно, спокойно. — Он попросил меня передать вам, что двух других лошадей выгуливать сегодня не нужно.
Стефани кивнула. Соскочив с лошади, она привязала ее и расседлала.
Она знала, что Энтони последовал за ней и сейчас, прислонясь к открытым дверям конюшни, наблюдает, хотя сама она старалась не смотреть в его сторону. Прежняя настороженность и испуг вернулись к ней. Здесь среди лошадей и людей, которые занимались ими, она обычно расслаблялась и чувствовала себя уверенной. Эта работа была крупным достижением в ее жизни. Если она потеряет ее, то никогда не оправится от такого удара.
А он мог легко лишить ее этой работы. Своей насмешливостью, умышленно жалящими улыбками, своим презрением. Она не ожидала, что Энтони приедет сюда, тем более так скоро после вчерашнего, и его присутствие смущало ее.
— Паттерсон сказал, что вы уже несколько месяцев тренируете здесь лошадей, — внезапно сказал Энтони.
— Это так.
— Почему?
Стефани сняла шлем, перчатки, отложила их в сторону, затем выбрала щетку и начала чистить гнедого жеребца.
— Почему тренирую? Потому что только это я и умею хорошо делать. А что вы здесь делаете, Энтони?
— Приехал вернуть изумруды, — сказал он.
Стефани повернулась так, что лошадь оказалась между ними.
— Только не мне. Я их продала, вы купили, теперь они ваши.
— Жест защиты, милая? — спросил он.
В его голосе почти не было насмешки, но это вряд ли меняло смысл вопроса. Не было ли это частью его плана? Получал ли он какое-то удовольствие от ее отказов, даже если и не верил ни одному сказанному ею слову?
Колебание Стефани было коротким. Прошлой ночью она решила никогда больше не играть никакой роли, хотя и чувствовала себя очень уязвимой в его присутствии.
— Ничего подобного. Ожерелье мне больше не принадлежит. Точка.
— А если вы получите его в подарок? — Его голос стал более насмешливым.
— Нет. Не от вас. А теперь, если не возражаете, я должна работать.
