Вита Витренко - Вне зоны доступа
Тут же она вспомнила, как вертела в руках сертификат, когда у доски отвечала Тарасова — и как та внимательно смотрела на красочную картонку. Вспомнила, что забыла в классе мобильный — и просила Панкратова принести телефон ей в столовую, отдав ему ключи: своим ученикам Инна всегда доверяла. Вспомнила, как на большой перемене у ее стола все время вертелась Лиля. И наконец — удивленно-наивный взгляд Захарченко, обвиненного в подслушивании. В одночасье все вокруг стали врагами.
«Это он!» — почему-то не сомневалась Инна, представляя высокого сутулого Антона, перебивающегося с семерок на восьмерки и замучившего своими остротами не одного преподавателя. Учился он без энтузиазма, постоянно хохмил, и, пожалуй, серьезно Антона воспринимала одна лишь вахтерша, с которой он шутки ради здоровался по имени-отчеству. «Из зависти взял. Или из вредности. Пришел в класс пораньше — и забрал», — накручивала себя Инна, в душе надеясь, что сертификат вернут. Но прошел день, второй, а ничего не изменилось.
Инна потеряла покой. И в конце концов решилась подойти к Антону и напрямую спросить о сертификате. Только не в школе. «Я приду к нему домой. Без предупреждения. Застану его врасплох. Он не сможет соврать», — подбадривала она себя, переписывая адрес Захарченко в блокнот.
Лифт в облупленной панельной девятиэтажке не работал, и Инна поднималась на 6-й пешком. Она запыхалась, отдышалась, надела строгое выражение лица — и позвонила. Не спрашивая «Кто?», ей открыл сам Антон — в шортах и переднике в красный цветочек на голое тело. Аппетитно пахло чем-то жареным.
«Ну ничего себе! — Антон аж отшатнулся от удивления. — Вот это да! Чем обязан такой честью, Инна Викторовна?» — «Я по серьезному вопросу пришла, Антон». — «Тогда проходите, — тон его сразу изменился: пропали шутовские нотки. — Обувь можете не снимать, у нас полы грязные. И извините за вид — картоху жарю, мать со смены должна прийти и Валик с улицы. Я ж даже в глазок не глянул — думал, он».
Валик был младшим братом Антона и учился в их же школе в третьем классе. А вот отец — это Инна вспомнила только что — у Захарченко умер. Больной дедушка был главным мужчиной в доме.
«Деда спит, да он и не слышит, — словно прочитав ее мысли, сказал Антон. — Дрыхнет в основном. А вчера вообще с кровати свалился. Чай будете?» И мальчишка по-хозяйски, помешивая картошку в большой сковороде, поставил на огонь чайник.
Кухня была маленькой, «совковой», но уютной. Инна пила чай с лимоном и смотрела на то, как проворно ее ученик справляется с домашними хлопотами. Антон, вдруг повзрослевший лет на пять, рассказывал: «Вы не смотрите, что не убрано. Мать придет в себя — помоет. У нее депрессия: ляжет после работы и в потолок смотрит. А я не успеваю, Валька на мне, да и дед — как ребенок. Вы, наверное, пришли сказать, чтоб я учился лучше. Все-таки 9-й класс. Да я и сам знаю. Я уже за ум взялся, не думайте. Пойду, наверное, в 10-й, если вытяну. Мне ж в армию нельзя — на кого я их брошу? — он вздохнул. — А хотите, я вам что-то покажу?»
Инна послушно встала и двинулась за смуглой Антоновой спиной. Тот открыл дверь в комнату — и учительница обомлела. Стол и кровать были усыпаны разноцветными блестящими цветами… Нет, у цветов были усики. Бабочки! Крошечные и побольше, красные, синие, фиолетовые, золотые и нежно-салатовые — глаз не оторвать. «Что это?» — потрясенно протянула она. «Это мы с братом делаем. Тельце и усики — проволочные, а крылья — из специальной бумаги. Дорогая, зараза, но окупается. Продаем в магазины декора — их в горшки с цветами сажают или на шторы вешают. Матери помогаем». И прибавил гордо: «Это меня отец когда-то научил». Инна рассеянно молчала. Потом вздохнула: «Красиво!»
«А зачем ты тогда в подсобку заглядывал?» — спросила она уже у выхода. «Так пацаны мои кроссовки куда-то закинули, думал, может, к вам», — Антон виновато улыбнулся. На этом разговор иссяк.
Не оставалось ничего другого, как идти с повинной к директору…
«У меня две новости, и обе плохие. У нас в школе вор, и ваш подарок украли», — без обиняков выложила Инна. Выслушав ее рассказ, Павел Дмитриевич заулыбался. «Инночка, — он впервые назвав ее по имени, без отчества. — Ей-богу, вы зря отчаиваетесь. Пропала бумажка, кстати, не факт, что ее украли. Зарезервированное же место на курсах осталось. Я сейчас же перезвоню своему другу — организатору этих курсов, и он лично впишет вашу фамилию в список участников».
Фуух! Гора свалилась с хрупких плеч Инны Викторовны. «Вы меня возвращаете к жизни, — без кокетства улыбнулась она. — Только вписать надо не мою фамилию. И хорошо бы получить дубликат этой бумажки…»
Весь 9-й «Б» был в сборе. «Ребята, внимание! — Инна обвела взглядом своих загоревших и вытянувшихся за лето учеников. — Неделю назад директор вручил мне сертификат на курсы английского языка. Я решила поощрить кого-то из вас, но долго не могла выбрать кандидатуру (все начали перешептываться и поглядывать на сидящих в разных рядах Тарасову и Зяблика). Так вот. На курсы пойдет… Антон Захарченко».
Гробовая тишина зависла над классом. Инна сканировала взглядом учеников. Даша Тарасова смотрела в окно, вроде ей до всего этого не было дела. Вадим как-то насмешливо улыбался, дескать, знаем мы ваши курсы, бывали и на лучших. Саша Панкратов играл мобильным под партой. Лиля недоуменно смотрела на тетю. Сам Антон был настолько смущен и растерян, что еле выдавил из себя слабенькое «спасибо». А может, он растерялся потому, что сертификат у него уже был?…
«А почему ему?» — вдруг спросил кто-то на задней парте. Инна была готова к этому вопросу. «Вы знаете, что английский у Антона хромает. А поскольку в этом году он планирует подтянуть все предметы, эти курсы будут для него стимулом и хорошим начинанием. Давайте поаплодируем Антону». Раздались сначала неуверенные, а потом все более звучные аплодисменты. Все-таки Антон был неплохим парнем, и в классе его любили. У Инны отлегло от сердца…
А утром она нашла на своем столе маленькую перламутровую бабочку, выглядывающую из-за степлера. Такая же, только розовая, украшала пенал с ручками. Еще одна, фиолетовая, притаилась на обложке справочника по ботанике. Несколько бабочек она обнаружила в вазонах с цветами и одну — даже в коробочке для мела. Это было так восхитительно!
Прошло еще две недели. История с сертификатом начала забываться, хотя Инна Викторовна больше не оставляла в классе сумочку с деньгами. Приближался ее день рождения. Так как дата была некруглая, Инна решила позвать только родителей и двух лучших подруг, в том числе и Свету. Собиралась приготовить свое фирменное жаркое и вечером вытащила из морозилки великолепный ошеек, который купила специально под праздник. Освобождая мясо от газет и кулька, она вдруг насторожилась: среди бумаги мелькнул до боли знакомый рисунок. Она быстро развернула газету и с ужасом обнаружила в ней замерзший, пропитанный мясным соком сертификат. Первая мысль была нелепой: кто-то подложил! И вдруг она вспомнила, как на автомате в тот злосчастный день сунула в сумочку несколько газет, как впопыхах покупала мясо по очень хорошей цене и как сама завернула кулек в газету, чтобы не потек… Стало смешно и очень стыдно. «Как я могла думать на детей?» — ругала она себя.
И чтобы хоть как-то оправдать свой класс, впервые позвонила на мобильный Павлу Дмитриевичу. «Вы, ради бога, извините, — несколько раз повторила она. — Но тут такое! Я нашла сертификат!» Директор долго смеялся. Вдруг его голос стал серьезным. «Знаете, Инночка, раз уж вы мне сами позвонили… Я давно собирался, и все никак не представлялся случай… Давайте отметим такую славную находку и вместе поужинаем!»
Инна Викторовна, как вы понимаете, не отказалась.
Вне зоны доступа
— А может, все-таки останешься?
Маша в упор посмотрела на Ромку.
Тот лишь нахмурил брови, отбросил со лба светлую челку и невозмутимо продолжил сборы.
— По-моему, все уже решено. Зачем начинать сначала? Всего две недели — и я вернусь. Они быстро промелькнут.
— Но я не смогу взять отпуск через две недели, ты же это знаешь! У меня будет важная презентация! Потом тренинг. А потом лето закончится. Я же говорила тебе, — Маша изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
— Значит, будет другое лето. Или осень. Чем плоха осень? Бархатный сезон, самый смак! Ты на кухню? Захвати там на столе упаковку чая.
«Не будет другого лета». Маша с ненавистью переступила через груду альпинистского снаряжения, пнула ногой видавший виды Ромкин спальник и ушла в ванную. Со звоном закрыла щеколду, резко и быстро сбросила с себя всю одежду и стала под обжигающий душ. Тут, под струями воды, она наконец дала себе волю. Слезы обиды катились по мокрым щекам, смешивались с горячей водой и стекали, стекали в темную, поржавевшую у основания трубу, образуя живую воронку. «Так и время утекает в черную безызвестность. Через полгода мне 29. И ничего нет. Ни семьи, ни ребенка, ни квартиры. Один Ромка со своим альпинизмом. Не хочу больше! Не могу!»
