Глафира Душа - Привет, Ангел
А вот с женщинами было все просто, неинтересно, заранее известно. Скорее всего, женщины были для него одним из каналов сброса отрицательной энергии. Пить он особенно не пил, казино не любил. Спорт? Поскольку постольку. Оставались девушки. С ними он мог вести себя по-разному – бесцеремонно, грубо, вяло, нагло, расслабленно, лениво, бурно, ненасытно – в зависимости от того объема агрессии, раздражения и злости, который был накоплен в нем к моменту очередного свидания. Ни одна женщина не задерживалась надолго. Ни одну, видимо, не устраивало такое потребительское отношение. Он подчас и про цветы забывал, не говоря уж о подарках, которых от него ждали. Он ведь человек-то очень небедный… Поэтому дамы, вероятно, рассчитывали и на интересный вечер, и на изысканные ухаживания, и на угощение, и на презенты. А в итоге получали грубый напор, ярко выраженный мужской эгоизм и ощущение явного использования.
А тут вдруг Рита. И что в ней такого особенного? Что в ней такое есть, чего нет в других? Почему его сразу потянуло к ней? Почему с трудом расставался, скучал, томился? Это было так странно. Это было впервые за долгие-долгие годы.
Память выхватывала из своих запасников то одни воспоминания, то другие. И все про Риту.
Вот она сидит перед ним близко-близко… на расстоянии полуметра. Ее тонкие руки закинуты за голову. Боже мой, ее руки! Он сходил с ума, когда она обнимала его, когда теребила волосы, гладила спину, ласкала шею. Он иной раз даже боялся смотреть на нее. Ему казалось, что чем больше он вглядывается, чем больше любуется ею, тем сильнее влюбляется. А куда сильнее-то? Можно ли сильнее?
Он подарил ей сапоги как-то. Очень высокие. Ботфорты. Намного выше колена. Настолько, что только кружево чулок было видно из-под них. Сапоги были такой тончайшей кожи, что казалось, будто они из шелка. Он обожал, когда она ходила только в них. Голая и в сапогах… Длинные ноги, тонкая талия, среднего размера грудь, худые руки… Так вот, иногда он закрывал глаза, боясь ослепнуть от такой красоты. Просто лежал рядом с ней с закрытыми глазами, не спал… А лежал, наслаждаясь ее близостью, дыханием, ароматом, присутствием…
Наверное, впервые в своей взрослой жизни по-настоящему расслаблялся и отдыхал он только с ней.
Однажды он пригласил ее в квартиру своего старого приятеля Андрюхи. Тот колесил по стране, редко бывал в Москве, но квартиру отдельную имел и запросто отдавал ключи знакомым, позволяя пользоваться ею в свое отсутствие. Единственное требование – чтоб после себя убирали, мусор выносили и как-то с бельем вопрос решали. Хоть тут же в машинке стирайте, хоть в прачечную сдавайте, хоть свое приносите. Не важно. Лишь бы порядок был.
Ну на особый порядок рассчитывать, понятное дело, не приходилось, а по большому счету все было более-менее нормально.
Алексей раньше никогда услугами этого приятеля не пользовался. Да оно и понятно. Что, у Алексея возможности для встречи с девушкой, что ли, нет? У него и квартира отдельная, или, как он называл, холостяцкая, для этого предназначена, и любая гостиница ему доступна…
А тут как-то раз случилась с его холостяцкой квартирой неприятность – залили ее соседи сверху. Пришлось ремонт затевать. А в гостиницу Рита идти категорически отказалась.
– Да что ты, Ритуля? Почему? Я знаю вполне приличные отели. Тебе понравится.
– Дело не в этом.
– А в чем?
– Я слышала, что в гостиницах часто ставят скрытые камеры.
– Да?
– Да. Мне даже странно, что ты об этом не знаешь.
– Нет, я слышал, конечно. Но не очень-то верю. Да и зачем?
– А затем, чтоб потом в Интернете на порносайтах показывать или клиентов своих шантажировать… Не знаю, может, я и преувеличиваю, но как-то не очень приятно сознавать, что кто-то наблюдает за тобой.
Алексей напрягся. Он не очень задумывался над подобными вещами, а ведь, наверное, это и вправду вполне реально. Просто раньше ему плевать было, с какой бабой, где, когда, как. Он и не морочил себе голову особенно и не волновался насчет компромата. Кого ему бояться? Жены? Смешно. Конкурентов? Оппонентов? Противников? Да ведь в связях с женщинами нет ничего предосудительного. Ну ладно бы еще несовершеннолетние, или группа, или интим с мужчиной. А про его связи и беспокоиться-то нечего. Но Ритой он дорожил. Причем дорожил настолько, что самому себе боялся признаться, как же страшно ему ее потерять.
В общем, попросил он ключи у Андрюхи-дальнобойщика. Пригласил туда Риту. Сам приехал пораньше. Оглядеться, осмотреться… Прибрался немного, проветрил помещение, цветы в вазу определил, фрукты помыл. Даже свечи зажег. Купил заранее. И свечи, и салфетки красивые, и шампанское дорогое. Конфеты Риточкины любимые на стол поставил. Мороженое в холодильник положил, чтоб до поры не растаяло.
Времени до прихода любимой оставалось еще много. Он оглядел книжные полки, увидел фотоальбомы. Взял посмотреть. Стал листать. Вот они на первом курсе, только поступили – Андрюха, Алексей, другие пацаны, девчонки. Вот они на картошке, а вот после первого курса в походе… Черно-белые фото, старые, некачественные, а такие милые сердцу. А потом Андрюху со второго курса отчислили за прогулы, и загремел он в армию, а потом уже и не стал восстанавливаться в институт, а пошел работать. Как профессию водителя освоил, так по сей день и шоферит по городам и весям. Ни семьи, ни детей. Перекати-поле. Но старых приятелей не забывает. В Москве когда бывает – звонит, изредка в гости приглашает.
Алексей окунулся в воспоминания юности, взял гитару Андрюхину. Сидел, грустил, перебирал струны, удивляясь вполне приличной настроенности инструмента и памяти своих пальцев, которые довольно грамотно брали аккорд за аккордом.
Рита поднималась на пятый этаж полуразрушенной хрущевки и думала: надо же, насколько неуютно живут люди. Подъезды не просто грязные, а ужасающе грязные, стены обшарпаны, подоконники заплеваны, лампочки полумертвые… А запах! Интересно, убираются здесь когда-нибудь? Дошла до пятого этажа, увидела приоткрытую дверь. Поняла, что именно здесь ее ждут. Хотела войти шумно, броситься на шею, заверещать…
Но еще на лестничной клетке услышала нехитрую мелодию и голос любимый… Песня была ей незнакома:
Этот город называется Москва,Эта улица, как ниточка, узка,Эта комната – бочонок – о два дна,И сюда приходит женщина одна.Меж ключиц ее цепочка тонких бус.Он губами знает каждую на вкус.Он снимает их, как капельки с листа,А она стоит, как девочка, чиста.Это черт ее придумал или Бог?Это бредил ею Пушкин или Блок?И кому была завещана в векаЭта смуглая, точеная рука?
Дальше он как-то сбился, голос сорвался. Музыка затихла. Рита зашла. Полумрак, свечи, цветы… В этот вечер между ними случилось нечто такое… Никто из них не мог бы выразить это словами. Будто бы они были какое-то время одним существом, чем-то единым, неделимым, целым… Он не чувствовал, где кончалось его тело и начиналось ее, где ее дыхание перетекало в его, где чье сердце билось, где чей пульс колотился… Они так взаимопроникли друг в друга, что опомнились где-то уже глубокой ночью.
