Шеррилин Кеньон - Любовник из фантазий
Боже правый, они с Селеной действительно извлекли этого человека из небытия!
Юлиан смотрел ей в глаза, и взгляд его оставался совершенно серьезным.
– Не понимаю, зачем я здесь. Если ты не хочешь, чтобы я удовлетворил тебя, тогда зачем ты меня вызвала?
При этих словах Грейс едва не застонала. В ее голове живо вспыхнули образы его сильного, золотистого, гибкого тела, распластавшегося на ней. Интересно, каково это – заниматься любовью с таким опытным и прекрасным любовником всю ночь? А в том, что он опытный любовник, она не сомневалась. Еще никогда в жизни она не испытывала такого сексуального голода. Она даже готова была отдаться ему прямо здесь, на полу.
И все-таки все это было как-то очень уж странно. За годы своей работы Грейс наслушалась всякого, и удивить ее было очень непросто. Некоторые пациенты намеренно пытались шокировать или возбудить ее своими рассказами, но никто никогда не мог зажечь в ее сердце огонь. Теперь же, оказавшись рядом с ним, она могла думать только о диком, безудержном сексе, и это ее пугало.
Грейс уже открыла рот, чтобы ответить на вопрос, но вдруг остановилась. Чем они могут заняться, кроме, конечно, самого очевидного?
Она покачала головой.
– И что мне с тобой делать?
Глаза Юлиана подернулись поволокой похоти, и он снова протянул к ней руку, словно ее тело так и кричало: «Дотронься до меня!»
– Прекрати! – Грейс отступила на шаг, пытаясь не позволить гормонам взять верх над здравомыслием. Однажды она уже позволила себе совершить эту ошибку и повторять ее не собиралась.
Она снова посмотрела на Юлиана. Боже, как же он красив! Светлые волосы перехвачены кожаным шнурком, кроме трех тонких прядей, которые скреплялись бусинами на концах, и бусины эти раскачивались в такт его движениям. Брови Юлиана красивыми дугами изогнулись над глазами, взгляд которых завораживал, излучая жар.
Сейчас Грейс готова была убить Селену, но еще больше она хотела забраться в постель вместе с этим красавцем и порезвиться с ним на славу.
– Я не знаю, что происходит, – сказала она наконец. – Мне надо все обдумать и для этого побыть какое-то время одной. А тебе… – она окинула его жадным взглядом, – тебе надо прикрыться.
Юлиан поджал губы: за всю его долгую жизнь эта женщина первой сказала ему такое. Другие, напротив, старались раздеть его и употребить по назначению, пока заклятие не теряло силу. Те, кто призывал его, дни и ночи напролет проводили рядом с ним, любуясь его обнаженным телом.
– Постой здесь немного. – Грейс внезапно повернулась и припустила вверх по ступеням, а Юлиан проводил ее взглядом, и зрелище раскачивающихся бедер пришлось ему по душе.
Когда она скрылась, он не спеша осмотрелся. Повсюду царил беспорядок. Ладно, это поправимо. Еще ни одной женщине не удавалось долго противиться его чарам.
Горько усмехнувшись, он снова посмотрел по сторонам. Интересно, где он и в каком времени? Юлиан понятия не имел, как долго он пробыл в забвении. Все, что ему запомнилось, – это шепот во тьме, смена диалектов, звучание неясных голосов.
Он посмотрел на свет над головой и нахмурился. Нигде ничего не горело. Что это за штука такая?
Глазам стало больно, и он отвел взгляд.
«Эй, надо поменять лампочку. Ты не повернешь выключатель там, у двери?»
Вспомнив голос владельца магазина, Юлиан посмотрел на место рядом с дверью и увидел то, что, по его мнению, было похоже на выключатель. Спустившись по лестнице, он нажал на рычажок, и свет тут же погас. Тогда он снова включил его и улыбнулся. Какие еще чудеса таит в себе это время?
– Вот.
Юлиан поднял голову. Грейс, стоя на верхней ступеньке, бросила ему прямоугольник темно-зеленой ткани, и он легко поймал его. Эта женщина что, действительно хочет, чтобы он прикрылся? Очень странно.
Нахмурившись, Юлиан обернул полотенце вокруг талии, и Грейс с облегчением вздохнула. Слава Богу, наконец-то он одет! Неудивительно, что викторианские скульпторы настаивали на фиговых листочках. Жаль, что у нее в саду такие не растут. Единственное, что там произрастает, так это терновник, а кому понравится им прикрываться.
Грейс прошла в гостиную и уселась на диван.
– Так вот, значит, как, Лейни, – пробормотала она. – Ну ладно, я тебе это припомню!
Юлиан тут же подсел к ней, и Грейс отодвинулась в дальний угол дивана.
– Надолго ты здесь?
«Так держать, Грейс! Спроси его о погоде или про знак зодиака. Просто замечательно!»
– До следующего полнолуния. – Его ледяной взгляд потеплел на пару градусов, потом прошелся по ее телу, и лед превратился в пламень за пару ударов сердца.
Юлиан наклонился и протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица, но Грейс проворно вскочила и обогнула кофейный столик.
– Ты хочешь сказать, что я застряла с тобой на целый месяц?
– Да.
Она устало потерла глаза. Что ж, придется развлекать его целый месяц, а значит, ей надо научиться жить с новым хобби.
– Слушай, – начала Грейс. – Веришь или нет, но у меня есть своя личная жизнь, и тебе в ней не место.
Она тут же поняла, что Юлиану нет никакого дела до ее слов.
– Если думаешь, что я без ума от этого места, то ты сильно ошибаешься. Я ведь не по своей воле здесь оказался.
Его слова больно ужалили ее.
– Ну, некоторые части твоего тела с тобой не согласны. – Она кивком указала на ту часть, которая все еще не могла успокоиться.
Юлиан посмотрел на горку, возвышающуюся под полотенцем, и тяжко вздохнул:
– Увы, но над этим я властен не более чем над выбором места и времени своего появления.
– Что ж, вот дверь, – Грейс указала пальцем нужное направление. – Не ушибись головой о косяк, когда будешь выходить.
– Поверь, если бы я мог уйти, я бы тут же это сделал.
Грейс заколебалась.
– Ты хочешь сказать, я не могу пожелать, чтобы ты убрался обратно в книгу?
– Боюсь, что нет. – Юлиан медленно поднялся. За долгие столетия такое случилось с ним впервые. Все, кто призывал его ранее, прекрасно знали, с кем имеют дело, и горели желанием провести месяц в его объятиях, используя его тело для собственного удовольствия. И вот впервые он встретил женщину, которая не хотела близости с ним.
Это было почти унизительно.
Неужели проклятие теряет силу? Неужели он наконец-то сможет обрести свободу?
Впрочем, к чему напрасные мечты. Когда греческие боги наказывают, то они делают это изящно и с такой ненавистью, что даже два тысячелетия бессильны растопить их гнев.
Однажды, давным-давно, Юлиан уже пытался бороться с проклятием; тогда он еще верил, что сможет стать свободным. Но две тысячи лет страданий научили его одному – смирению, и, как истинный солдат, каким был когда-то, он принял свою кару с честью.
