Эмма Дарси - Песня малиновки
Стихли последние аккорды, наступила тишина. Волнение душило Дженни, и она не смела поднять глаза. С горечью вспомнила она, с каким удовольствием отец слушал эту песню. Она не видела, как Эдвард Найт обменялся взглядом со старшим сыном. Затянувшееся молчание прервал Питер,
— Ну Дженни! Это просто потрясающе! — оживленно заметил он.
— Спасибо, Питер, — ответила она, проглотив навернувшиеся слезы.
— Прекрасно, просто прекрасно, — выдохнул Тони. — Почему ты ни разу мне не спела ее, Дженни?
— Мне казалось, эта песня неинтересна другим, — негромко ответила она.
Роберт молчал. Она взглянула на него, желая угадать его мысли. Сначала ей показалось, что он вроде бы ошеломлен, но тут он слегка покачал головой, и ей стало ясно, что это полный провал. Надо быть дурой, чтобы мечтать о высокой оценке со стороны человека, привыкшего работать с профессиональными певцами. Она прекрасно знала свои возможности, и все же его молчание вдвойне обидело ее. Эта песня многое значила для нее, она вложила в нее всю себя. Но все оказалось напрасно.
— Спасибо, Дженни, — сердечно произнес Эдвард Найт. — Отец ваш, должно быть, очень любил слушать, как вы поете. Мне тоже очень понравилось.
Краска смущения залила щеки Дженни от таких добрых слов.
— Спасибо, мистер Найт, — пробормотала она и нагнулась, чтобы уложить гитару в футляр.
— Не убирай, Дженни. Спой еще, — стала просить Миранда.
— Нет, Миранда, — прервала ее мать. — Мы и так злоупотребили добротой нашей гостьи. Спасибо, дорогая моя. Это было… явление. А, Роберт?
— Да. Наверное, — то ли соглашаясь, то ли нет, ответил он.
Щеки Дженни буквально запылали. Она хотела тащить из него клещами его мнение. Слезы затуманили глаза. Она больше не вынесет этого даже ради вежливости. Надо что-то делать. Застегнув футляр гитары, она выпрямилась и, не глядя ни на кого, произнесла:
— Прошу вас извинить меня. Я очень устала. С вашего позволения, хотела бы пойти в свою комнату.
— Конечно, конечно, мы не против, Дженни — сказала Анабелла Найт. — Желаю вам приятных снов. До завтра.
Дженни прощаясь со всеми, торопливо кивнула и поспешила в свою комнату. Оставшись одна, она почувствовала облегчение. Все умные, талантливые люди, и на их фоне Дженни ясно осознавала свою незначительность. Конечно, она никогда и не считала значительной, уныло думала девушка, но сейчас особенно заметна ее никчемность. Как никогда, она хотела сегодня понравиться мужчине. А вот не вышло.
Дженни рассеянно ходила по комнате, подходила к шкафам и зачем-то то выдвигала, то обратно задвигала ящички. Она не находила себе места, но делать нечего, надо было ложиться спать. С тупым безразличием Дженни разделась. Вешая в гардероб зеленое платье, подумала, что даже оно не помогло. В зеркале увидела свои потускневшие, безжизненные глаза. Стерла с лица ненужную теперь косметику. Следуя заведенному правилу, сняла с себя белье и аккуратно повесила его на стул. Она стояла в чем мать родила, когда в дверь постучали.
— Дженни, это я. Можно войти?
Она схватила легкий халат и быстро продела руки в рукава.
— Чего тебе, Тони? — отозвалась она, меньше всего желая сейчас кого-либо видеть.
— Ну, как ты думаешь, чего?
Дженни вздохнула. Она была его гостьей, а ему явно хочется поговорить с ней. Завернувшись в халат, она завязала пояс и сказала:
— Хорошо, входи.
Он открыл дверь и, вместо того чтобы войти, оглянулся назад.
— Усталости как не бывало, а, Тони? — послышался из коридора насмешливый голос Роберта.
— Просто ноги заплетаются, старик. Спокойной ночи, — ответил Тони и под смех Роберта шагнул в комнату и закрыл дверь.
Кровь отхлынула от лица Дженни. Она поняла, что их с Тони разговор неверно истолкован. Роберт не знает, что визиты Тони в комнату Дженни совершенно невинны. Они начались после того, как ему пришлось лечить ее от гриппа. Но между ними существует негласный уговор. И вообще, у себя Дженни привыкла даже к тому, что Тони расхаживал по дому в одной набедренной повязке из полотенца. П сравнению с ней купальный халат, который на нем сейчас, выглядит как образец целомудрия Но для Роберта Найта это лишнее доказательство. А их разговор может только подтвердить подозрения.
Ей стало плохо. Если и существовала какая-то, пусть крошечная, надежда, что Роберт Найт заинтересуется ею, то теперь она блестяще загублена на корню. Отныне Роберт уверен что она — девушка Тони. Даже хуже. Его любовница.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Что случилось? У тебя прямо-таки больной вид, — беспечно спросил он.
— Ты представляешь, что он подумает? — раздраженно ответила она.
— Ну и что? Он не ханжа. Да у Роберта было столько женщин, что он, наверное, сам со счету сбился.
— При чем тут это, — обиделась она. — Я не хочу, чтобы твой брат подумал, будто я сплю с тобой.
— Хорошо, — пожал плечами Тони. — Если тебя это так волнует, утром я все улажу.
— Точно?
— Что точно?
— Что ты все уладишь, — нетерпеливо объяснила она.
— Ну конечно. Я растолкую ему, что ты неприступная, ну просто железобетонная девственница Так тебя устроит?
— Просто скажи ему, что мы с тобой друзья и между нами ничего нет, — настойчиво с несвойственной ей горячностью продолжала она.
Тони нахмурился.
— Что с тобой? Ты на себя не похожа.
Она гневно взмахнула руками.
— Тони, мне кажется, вся твоя семья думает, что мы вот-вот предстанем пред алтарем. Это недопустимо.
Он рассмеялся, явно довольный, что дал повод для таких подозрений. Потом с удовольствием растянулся на кровати, закинул руки за голову и, улыбаясь, сказал:
— Если присмотреться, то это совсем даже и неплохая идея. Почему бы тебе не выйти за меня замуж?
Она встала перед ним: руки в бока, на губах усмешка.
— Мне бы надо согласиться, чтобы хорошенько тебя проучить. Ты бы удрал с такой скоростью, что мне бы не угнаться за тобой.
— Ну уж нет. Ты так просто не отвяжешься от меня, Малиновка. Мне такой расклад кажется очень даже симпатичным. У нас не будет всяких мелких склок. Кроме того, ты мне очень нравишься. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, милая певчая птичка.
Она вздохнула и села на край кровати.
— Ты всегда был добр ко мне, Тони. Нам ведь и так хорошо.
— Ммм. Может быть еще лучше, — произнес он. В глазах запрыгали веселые чертики;
Он протянул руку и сзади ладонью коснулся ее шеи.
— Не глупи! Ты сам знаешь, что не любишь меня.
Рука двинулась вверх. Он стал выбирать из волос заколки.
— Я люблю тебя, и любил бы еще больше, если бы чувствовал хоть немного взаимности. Мне… Я не хочу давить. Это не в моих правилах. Но… Если бы ты смогла отнестись ко мне по-другому…
