Чайка София - Если к вам постучали, ждите перемен
- Фёкла, я ничего не забыл, - Булыжник снисходительно улыбнулся и прижал к себе Аню за талию. - Тебя значительно приятнее обнимать, чем Ларку. Но…
- Что?
- Я взрослый здоровый мужчина с потребностями…
- Борь, я тебе никогда не отказывала и играла с твоим…
- Ань, этого мне мало. – Его рука, вынырнув из-за спины, больно сжала грудь девушки, и до неё донёсся его протяжный стон. Это было… не то чтобы неприятно, но…
- Я могла бы окончательно стать твоей до свадьбы. Многие так поступают.
- Нет, дорогая. Я не могу лишить тебя невинности. Мне очень жаль. – Борис наклонился к её уху и прошептал. – Но если бы ты случайно оказалась не девственницей, то мы смогли бы придумать ещё более приятные игры до свадьбы.
О Боже!
- Ты имеешь в виду, что закрыл бы глаза на мой единственный грешок, если мы сможем потом… - Что-то внутри девушки восстало против этого странного и непристойного предложения. Неужели Булыжнику всё равно, что он окажется у неё не первым?
- Я, конечно, немного поревную, но тебе понравятся последствия моей ревности. – Жар его голоса опалил девушке ухо. Но её тело обдало холодом. Он не мог так думать.
- А если я решу ждать до свадьбы?
Борис отодвинулся от Ани и вальяжно раскинулся в кресле, отпив пиво из бокала.
- Тогда мне придётся делать ЭТО до нашей с тобой свадьбы… с Ларкой.
***
Троллейбус был набит до отказа торопящимися на работу пассажирами. Они сонно переругивались между собой из-за места, отдавленных ног или оторванных пуговиц.
Но Иван ничего этого не замечал. Он раздумывал над тем, что произошло вчера.
Поведение его соседки – всё от начала и до конца их необычного свидания – выглядело очень странным.
Один только поцелуй чего стоил!
Даже два поцелуя. Эта девчонка целовалась просто божественно. Но в эту минуту ему было нежелательно вспоминать подробности этого события. Потому что сегодня на нём была короткая куртка, а пожилая, строгая женщина, в бок которой он упирался, могла очень удивиться его состоянию, если не возмутиться.
Булыжник.
Очень неприятный тип. Что-то в нём не понравилось Ивану.
Возможно его оценивающий, наглый взгляд из-под тяжёлых век?
Или то обстоятельство, что именно из-за него Фёкла втянула своего соседа во всю эту историю? Что она в нём нашла?
Может то, что во время так называемого танца с Крысой, то есть с Ларой, он заметил, как Булыжник собственническим жестом обнимает его бесшабашную, но очень привлекательную соседку. А затем он прошептал ей что-то на ухо, после чего Фёкла неожиданно притихла и немного побледнела.
И самым неприятным было то, что буквально за несколько минут куда-то исчезли её задиристость и вспыльчивость, которые так интриговали Ивана. А этот довольный собой боксёр только нахально пил его пиво и усмехался.
Что же он ей всё-таки сказал?
Вроде бы это Ивана и не должно было интересовать. Но почему-то интересовало.
Он с облегчением оставил свою хихикающую и прижимающуюся партнёршу, когда Фёкла подошла к танцплощадке и прокричала, что уходит домой.
Иван любил танцевать. Вальс, польку, фокстрот, танго. Его консервативные родители дали своему сыну классическое воспитание. С хорошей партнёршей он с удовольствием потанцевал бы диско. Ему почему-то казалось, что Фёкла должна была неплохо танцевать. Или ему хотелось в это верить. Но топтаться на месте с тощей прилипчивой блондинкой ему, мягко говоря, не понравилось.
Лара даже топнула ногой, словно капризный ребёнок, когда он сообщил, что оставляет её в «надёжный руках» Булыжника.
А Фёкла…
Она не проронила ни единого слова, пока они добирались по тёмному городу домой. Лишь закрывая дверь собственной квартиры, девушка бросила на Ивана мрачный взгляд и пробормотала:
- Спасибо, что пошёл со мной.
- И тебе спасибо, - Иван не удержался от соблазна немного подразнить соседку.
- За что? – Взгляд девушки на минутку стал заинтересованным и подозрительным. Это было уже кое-что.
- За то, что не материлась.
Иван был вознаграждён за свои старания её слабой улыбкой. Очень милой улыбкой.
И тогда Иван понял, что всё происходящее стало для него важным.
На следующее утро Иван почувствовал, что ему чего-то не хватает. Чего-то неуловимого, но привычного.
И вот теперь в переполненном троллейбусе он понял, чего именно.
Шума из соседней квартиры.
Конечно, девушка могла просто проспать после такого напряжённого вечера.
Но у подъезда не стоял её автомобиль в ящерицах. Значит, Фёкла покинула квартиру очень рано.
***
В клинике всё было как обычно – целый ряд дрожащих пациентов ожидал «приятного» обследования. Уговоры больных и их жалобы на время вытеснили из головы Ивана мысли о соседке.
Но ближе к обеду в его кабинет забежал Коля Хрущ и уведомил Ивана, что его ожидает профессор Феоктистов.
Неужели он что-то узнал об их вчерашнем походе в бар?
Нет. Это было слишком невероятное предположение. Конечно, существовала возможность, что Фёкла сама рассказала об этом свидании папочке. Но если учитывать их «близкие» отношения с отцом, то с этой стороны Ивану ничего не должно было угрожать.
Он долго мыл руки, перебирая в памяти все возможные причины желания профессора поговорить с ним – а Феоктистов не утруждал себя излишним общением с подчинёнными – но так ничего и не придумал.
Тома постучал в обитую дерматином дверь с большой табличкой, перечисляющей все регалии профессора, и вошёл.
- А, заходите, Ванюша. Рад вас видеть. – Феоктистов улыбнулся во весь рот и даже встал из-за стола, чтобы поприветствовать Ивана.
Тот даже опешил от такого неожиданного радушия и задумался, не перепутал ли он дату собственного Дня рождения. Иначе, зачем профессору так радостно с ним разговаривать, и, ко всему прочему, руку пожимать.
Да. Рука у Феоктистова оказалась изнеженной и слабой. Но Иван уже давно понял, что для того, чтобы стать профессором в хирургии, совсем не обязательно напрягаться и дежурить по ночам, а также стоять долгие часы у операционного стола.
- Присаживайтесь, молодой человек. Ну-с, рассказывайте – как вам работается у нас?
- Хорошо работается. И коллектив неплохой. – Этот разговор выглядел прелюдией к чему-то. Но к чему?
Феоктистов ещё минут пять расспрашивал его о работе, пациентах и коллегах. Но затем, видимо решив, что он был достаточно демократичен, профессор наклонился через стол и, словно делился тайной, сообщил:
