Эйлет Уолдман - Любовь и прочие обстоятельства

Я облизываю губы, чувствую соленый вкус и понимаю, что плачу — так сильно, что у меня течет из носа. Вытираю лицо рукавом и возвращаюсь на кухню. Не хочу, чтобы Уильям рассказал матери, как я снова показала себя злобной мачехой, что велела ему заткнуться, что он видел мои слезы.

Глава 4

Джек был первым женатым мужчиной, с которым я встречалась. Я всегда полагала, что женщины, которые встречаются с женатыми, жестоки и безответственны. А еще они дуры, если думают, что мужчины, которых они соблазнили, будут им верны. Человек, который изменил одной жене, изменит и другой. Верность — вопрос характера, а не обстоятельств.

Начало моего романа с Джеком не отличалось оригинальностью. Я работала в юридической фирме, где он был компаньоном и шефом. В первый раз мы поцеловались во время деловой поездки, в моем номере, на третьем этаже отеля «Клермонт» в Окленде. В первый раз мы занимались любовью, как я уже говорила, у него в кабинете. Мне было тридцать, когда мы начали встречаться, а Джек готовился встретить неизбежный день сорокалетия. Я играю для него туже роль, какую обычно для мужчины средних лет играет красный «порше».

Все это очень банально и убого, постыдно и унизительно — за исключением того, что я его люблю. Люблю так сильно, что не могу понять, отчего другие люди, испытывающие подобное чувство, ведут самую обыкновенную жизнь и не останавливают на улице прохожих, чтобы поведать им о достоинствах своих возлюбленных. Я так люблю Джека, что мне постоянно страшно — вдруг с ним что-нибудь случится. Хочется завернуть его в вату и положить в карман — там он будет в безопасности. Я чувствую себя защищенной, лишь когда Джек на виду, когда ему не грозит опасность разбиться на самолете, или попасть под машину, или угодить под свалившийся с крыши шар для боулинга, который разобьет ему череп. Я так люблю Джека, что готова его съесть, начиная с мизинцев на ногах и заканчивая маленькими, высоко посаженными ушами.

Я даже не думала, что можно так себя чувствовать. Хотя мне доводилось влюбляться. Был один парень, иудей, за которого, по общему мнению, я должна была выйти замуж. Был однокурсник в колледже, за которого я, возможно, вышла бы, если бы он не решил, что женитьба на белой женщине понизит его шансы на получение государственной должности (сейчас он и его «шоколадная» жена переехали в Вашингтон и представляют на выборах в конгресс округ Нью-Йорк). Были и другие, так много, что теперь, когда сексуальная неразборчивость снова в моде, я своего рода законодательница вкуса. Но никогда прежде я не испытывала ничего хотя бы отдаленно похожего на то, что чувствую при виде Джека с той самой минуты, как впервые увидела его. Я любила его два года, прежде чем он обратил на меня внимание, и еще целый год, прежде чем он соизволил ко мне прикоснуться.

Я увидела Джека в первый день моей работы в фирме «Фридман, Тафт, Мэйбери и Стейн». Сотрудница отдела кадров провела меня по коридору в кабинет, который мне предстояло делить с еще одним новичком, апатичным, сонным выпускником Йеля (поговаривали, что он не очень-то беспокоился о работе, устраивал долгие перерывы на ленч и рано уходил домой, но при этом умудрился стать самым молодым компаньоном в фирме — после серии сделок, которые заставили адвоката противной стороны поразиться его неожиданной алчности и лживости). Я шла за сотрудницей отдела кадров и разглядывала ее пятки. Босоножки были ей малы и шлепали на ходу. Я изо всех сил старалась казаться энергичной и умной, дабы меня, получившую работу с доходом в шестизначную цифру и не сочли неблагодарной. Я не хотела выказывать, в какую депрессию вгоняет меня это место — коридор с деревянными панелями, мрачные лица секретарей, длинные переходы, кабинеты, размером чуть больше душевой кабинки, все двери открыты настежь, чтобы наигранно благодушные патроны могли видеть, как их подчиненные прилежно трудятся.

Я поступала в юридический колледж без определенных планов на будущее, и даже когда трехлетний курс подошел к завершению, мои представления о дальнейшей жизни оставались все такими же смутными. До сих пор понятия не имею, почему стала адвокатом — возможно, потому, что это профессия моего отца, хотя сей факт скорее мог бы отпугнуть меня от занятий юриспруденцией, нежели привлечь. Не то чтобы отец был недоволен своей карьерой. Напротив, профессиональная жизнь его абсолютно удовлетворяет. Он специализируется по недвижимости в Нью-Джерси, неподалеку от тех мест, где я выросла. Некогда отец был президентом Ассоциации юристов Нью-Джерси. Меня могло отпугнуть скорее то, что в детстве лучшим снотворным мне служил разговор с отцом о каком-нибудь из его дел. Еще один повод к выбору иной профессии — то, что моя сестра Элисон работает в апелляционном суде Манхэттена и скоро станет судьей. Так говорят отец и сама Элисон.

Я не стала поступать в колледж сразу после выпуска, в отличие от Элисон и отца. После нескольких лет путешествий и занятий непонятно чем (что характерно для свежеиспеченных выпускников с маленькими амбициями и еще меньшими способностями, когда они впервые оказываются в Нью-Йорке) я написала вступительный тест на юридический факультет. Сделала это шутки ради — или, возможно, потому, что устала жить в квартире, где можно включить кофеварку, не вставая с раскладного дивана. Честно говоря, даже не помню, почему решила сдавать экзамен. Но я получила высокий балл — даже выше, чем Элисон, — а после этого учеба показалась неизбежной. Вначале я намеревалась защищать общественные интересы, но уголовное право было единственным, что хоть как-то меня заинтересовало. Вдобавок я боялась пойти по стопам агрессивной старшей сестры. Осенью на третьем курсе, проходя собеседование для приема на работу, я решила, что если обречена заниматься монотонным делом, то пусть оно хотя бы приносит доход. Так я оказалась в фирме «Фридман и Тафт» и теперь шла вслед за женщиной в скверной обуви.

Она потеряла туфлю у двери кабинета Джека. Не знаю, как это случилось, но босоножка слетела, и женщина споткнулась. Я шла почти вплотную за ней. Когда она пошатнулась, я чуть не упала на нее и удержала равновесие, схватившись за подножие деревянной статуи в виде обнаженной девушки. Статуя закачалась, и в тот момент я подумала, что сейчас мы обе свалимся на сотрудницу отдела кадров. Но, к счастью, этого не произошло. Статуя устояла на постаменте, а я обрела равновесие и удержалась на ногах. И немедленно об этом пожалела. Над пострадавшей склонился красивый мужчина и щупал ей щиколотку.

— Больно, когда я нажимаю? — спросил он.

Под белоснежной рубашкой напряглись мускулы. Я видела, как они перекатываются, когда он осторожно взял ее за лодыжку. У меня возникло непреодолимое желание опуститься на колени позади него, прижаться к нему всем телом, грудью и животом, погладить ладонями талию…