Рэйчел Гибсон - Влюблен до безумия
– Не все.
Ник давно не предавался фантазиям о женщинах. Если разобраться, он не фантазировал с детства, а тогда все фантазии были на одну тему.
Гейл обняла его за шею и приподнялась на цыпочки.
– Кажется, совсем недавно ты ничего не имел против.
– А я и не говорил, что против.
Она провела рукой вниз по его груди до живота.
– Тогда займись со мной любовью снова.
Ник взял ее за запястье.
– Я не занимаюсь любовью.
– Тогда чем мы занимались полчаса назад?
Ника подмывало ответить одним коротким словом, но он понимал, что Гейл не оценит его искренности. Он подумал, не отвезти ли ее домой, но она положила руку на ширинку его джинсов, и он решил не торопиться, а выяснить, что у нее на уме.
– Это был секс, – сказал он. – Одно к другому не имеет никакого отношения.
– Это звучит как-то горько.
– Почему? Потому что я не смешиваю секс с любовью?
Ник не чувствовал в себе горечи, только равнодушие. Что до него, то он не видел в любви никакого проку. Пустая трата времени и эмоций.
– Наверное, ты никогда не был влюблен. – Гейл крепче прижала руку к его ширинке. – Может, ты еще влюбишься в меня.
Ник издал грудной смешок.
– Не рассчитывай на это.
Глава 2
На следующий день после похорон Делейни встала поздно и едва не угодила на собрание Благотворительного общества Трули. Она рассчитывала провести весь день дома, ничем не занимаясь, побыть с матерью, а вечером увидеться с лучшей подругой школьных лет, Лайзой Коллинз. Делейни и Лайза договорились встретиться в баре Морта и провести вечерок за сплетнями под «Маргариту».
Но у Гвен были другие виды на Делейни.
– Я хочу, чтобы ты осталась на собрание.
В платье из дымчато-голубого шелка она была похожа на модель из каталога. Гвен посмотрела па туфли Делейни, и ее лоб пересекли легкие складочки.
– Мы надеемся купить новое оборудование для детской площадки Ларкспур-парка, и я думала, что ты поможешь нам придумать какой-нибудь интересный способ собрать деньги.
Делейни скорее согласилась бы жевать фольгу, чем участвовать в скучнейшем собрании какого-нибудь общества, в которое входила мать.
– У меня другие планы, – соврала она, размазывая по тосту из кренделя клубничное варенье.
Даже в свои двадцать девять она не могла разочаровать мать преднамеренно.
– Какие планы?
– Я иду на ленч с подругой. – Делейни прислонилась спиной к кухонному шкафу вишневого дерева и вонзила зубы в крендель.
В уголках голубых глаз Гвен появились тонкие морщинки.
– Ты собираешься выйти в город в таком виде?
Делейни посмотрела на собственный наряд: белая водолазка без рукавов, черные джинсовые шорты и босоножки на танкетке с длинными кожаными ремешками, переплетенными на икрах. Вполне консервативный наряд, вот разве что обувь несколько выпадает из стандартов маленького городка. Но Делейни было все равно; главное, что эти босоножки ей нравились.
– Мне нравится, как я одета.
Делейни снова почувствовала себя девятилетней девочкой. Ощущение не из приятных, но оно напомнило ей одну из основных причин, почему она собиралась уехать изТрули сразу же, как только огласят завещание Генри.
– На следующей неделе я отвезу тебя за покупками. Мы поедем в Буаз и проведем весь день в торговом центре. – Гвен улыбнулась с неподдельным удовольствием. – Теперь, когда ты снова дома, мы будем ездить по магазинам как минимум раз в месяц.
Вот оно. Гвен решила, что после смерти Генри Делейни переедет в Трули. Но Генри Шоу был не единственной причиной, по которой Делейни уехала за два штата от Айдахо.
– Мама, мне ничего не нужно.
Делейни доела завтрак. Она догадывалась, что если задержится в Трули хотя бы на несколько дней, то мать добьется, что она станет носить одежду от Лиз Клайборн и превратится в респектабельного члена Благотворительного общества. Все детство и юность Делейни носила одежду, которая ей не нравилась, только и делала, что угождала родителям. Она готова была расшибиться в лепешку, лишь бы окончить школу с отличием, и ни разу не задержала библиотечную книгу даже на день. Делейни росла как дочка мэра, а это означало, что она должна быть безупречна.
– Мне кажется, в этих босоножках неудобно, разве не так?
Делейни замотала головой и нарочно сменила тему:
– Расскажи мне про пожар.
Со времени приезда в Трули ей мало что удалось узнать о трагедии, унесшей жизнь Генри. Мать не хотела говорить на эту тему, но теперь, когда похороны состоялись, Делейни попыталась вытянуть из нее подробности.
Гвен вздохнула и взяла нож для масла, которым Делейни намазывала варенье. Она прошла к раковине, гулко цокая каблучками голубых лодочек на низких каблуках по красным плиткам пола.
– Я знаю не больше, чем в понедельник, когда позвонила тебе. – Гвен отложила нож и посмотрела в большое окно над раковиной. – Генри был в сарае, и сарай загорелся. Шериф Кроу сказал мне, что по их версии пожар начался от груды льняной ветоши, которую Генри оставил возле старого обогревателя.
Голос Гвен дрогнул.
Делейни подошла к матери и обняла за плечи. Она посмотрела в окно на задний двор, на эллинг, слегка покачивающийся на волнах, и задала вопрос, который давно хотела задать, но боялась произнести вслух.
– Ты не знаешь, он мучился?
– Не думаю. Но если и так, я не хочу об этом знать. Я не знаю, долго он прожил или Господь смилостивился и он умер еще до того, как до него добралось пламя. Я не спрашивала. Прошедшая неделя и без того была очень тяжелой. – Гвен помолчала и прочистила горло. – Мне нужно было очень многое сделать, и я не хотела об этом думать.
Делейни снова посмотрела на мать и впервые за очень долгое время ощутила внутреннюю связь с женщиной, которая дала ей жизнь. Они были очень разными, но в одном сходились: обе любили Генри Шоу, несмотря на все его недостатки.
– Я уверена, твои друзья поймут, если ты отменишь сегодняшнее собрание. Хочешь, я позвоню им от твоего имени?
Гвен повернулась к дочери и покачала головой:
– Лейни, у меня есть определенные обязанности. Я не могу откладывать все дела до бесконечности.
«До бесконечности»? После смерти Генри прошло меньше недели, а после похорон – меньше суток. Делейни убрала руку с плеча матери: ощущение внутренней связи с ней исчезло.
– Пойду немного пройдусь, – сказала она и, стараясь не показать своего разочарования, вышла через черный ход.
Пахло сосной, осины дрожали на легком ветерке, наполняя воздух шепотом листьев. Делейни глубоко вздохнула и направилась во внутренний дворик. Она шла и думала о том, что, пожалуй, лучше всего ее семью характеризует слово «разочарование». Они все старались поддерживать некую видимость, и в результате неизбежно разочаровывали друг друга. Делейни давно смирилась с мыслью, что ее мать – человек поверхностный, что ее куда больше заботит видимость, чем суть. Смирилась Делейни и с тем, что Генри одержим желанием контролировать все и вся. Когда она оправдывала его ожидания, то он казался прекрасным отцом. Генри уделял ей и время, и внимание, катал с друзьями на лодке, ходил с ними в походы. Но жизнь семьи Шоу регламентировалась выговорами и наградами, и Делейни всегда расстраивало, что все, в том числе и любовь, давалось не просто так, а за какие-то заслуги.
