Ольга Дрёмова - Столичная штучка

— И что с того? — взгляд Витюни был мутным, подслеповатые глаза щурились, а изображение окружающего медленно покачивалось по кругу. — Сколько вы знакомы, мне известно, между прочим, лучше, чем другим. Если ты напряжешься, то вспомнишь, что знакомством со своей куколкой ты обязан именно мне.

— Даже так? Это становится интересным, — третий участник вечеринки, Обручев Артем, с любопытством взглянул на Витюню. — Ну-ка, ну-ка, просветите.

— Дело житейское, — с важностью надул щеки Витюня. — Это еще под Новый год случилось. Нас тогда с Дормидонтом в редакции кинули на этот злосчастный конкурс, ну, со шторами, помнишь?

— А-а-а, — протянул Артем, — это когда вы с письмами чуть не двинулись?

— Ну да, — кивнул Витюня, — точненько. Сидели мы тогда, как проклятые, а этим самым письмам конца не было. Так вот он, — Витюня толстеньким указательным пальцем, похожим на перетянутую сардельку, ткнул на Меркулова, — этот скверный человек, предложил мне, заметь, ответственному работнику…

— Между прочим, ответственным был тогда я, — потащил одеяло на себя Дмитрий.

— Это не суть, — мотнул головой Витюня, и с его носа скатилась круглая капля пота. — Так вот, этот безответственный тип, Меркулов, предложил мне, честному человеку и исполнительному работнику, отправить все письма, что остались…

— И те, что еще были в пути, — подсказал Дмитрий.

— И те, что еще были в пути, — согласился Витюня, — отправить в помойку. Понимаешь, в помойку! А я? — Голубев вытянул шею, нахмурил брови и застыл, ожидая реакции Обручева.

— А ты? — переспросил тот.

В любой компании Обручев всегда был самым трезвым, потому что водка не цепляла его даже тогда, когда ее количество измерялось литрами. Сколько было выпито Артемом, толком не мог определить никто. Единственным признаком того, что Обручев был смертельно пьян, были глаза, с каждой выпитой стопкой становившиеся все холоднее и зацепистей. По мере того как друзья пьянели и их языки развязывались все больше, Артем становился все бледнее и немногословнее.

— Без меня бы так ничего и не произошло, — гордо выпятил грудь Витюня. — Я здесь главная пружинка, скажи ему, Дормидонт, — попросил он, стараясь поймать в который раз ускользающее изображение Дмитрия.

— Точно, — кивнул тот. Изрядно выпив, он был не в лучшем состоянии, но десять лет разницы в возрасте давали о себе знать, и в свои сорок пять он пока без особого напряжения переносил подобные перегрузки, чего нельзя было сказать о Витюне. — Голубев, он молодец, он удержал меня за руку, вытащив из мешка последний конверт.

— Так это и было письмо от твоей Светы? — уточнил Артем.

— Оно, — подтвердил Дима. — Я тогда позвонил ей по телефону, ну, сам понимаешь, все чин чинарем, сказал, что она выиграла. Вот оттуда все и понеслось. — Вспомнив о Светлане, Дмитрий закатил глаза и сладко причмокнул. — Вы знаете, я сам себе завидую, как мне повезло, потому что она такая…

— Какая? — спросил Артем.

— Самая-самая, — мечтательно протянул Дима.

— Да ты никак влюбился? — лицо Витюни вытянулось, и, пораженный своей догадкой, он удивленно прищурился. — Может, скоро салатиков покушаем?

— Ты еще этот не съел, — укорил его Дмитрий, указывая на тарелку с оливье, стоявшую посередине стола и опорожненную только наполовину.

Друзья сидели на кухне у Артема, недавно вернувшегося из служебной командировки и по такому случаю собравшего ребят у себя.

— Так ты говоришь, твоя Светка по тебе обмирает, почти с руки ест, еще чуть-чуть — и бросится на шею, — вернулся к началу разговора Обручев, — а мне что-то в это слабо верится.

— Это почему? — насупился Меркулов. Отказаться от своих сказанных в запале и явно преувеличенных слов ему было неловко, но идти на попятную было еще глупее.

— Потому что вы не дети, чтобы играть в любовь с первого взгляда, тем более ты говоришь, она была замужем, — поддакнул Витюня.

— А при чем тут это? — не понял Дмитрий.

— А при том, что, побывав замужем, твоя куколка уже в курсе, что мужчины могут быть привлекательными только на стадии ухаживания.

— А потом?

— А потом суп с котом, — засмеялся Голубев, потянувшись за очередной стопкой и куском колбасы. — Все замечательное когда-нибудь заканчивается: ахи-охи, вздохи и прочая ерундень иссякают в тот момент, когда женщина признает себя побежденной. Красиво я сказал? — Витек масляно улыбнулся и, ища поддержки, обернулся к Артему.

— Красиво, — согласился тот, — а главное, Витюша, правильно.

— За это надо выпить, — поднял стопку Витюня.

— Под-д-дожди, — споткнулся порядком захмелевший Меркулов. — Как это правильно, когда все это полная чушь? — он посмотрел на Артема, хмуро глядящего на свою рюмку, застывшую в поднятой над столом руке.

— Витька правильно сказал, — произнес тот. — Если еще представить, что все эти шуры-муры — первая любовь, тогда — да, за месяц можно кого хочешь связать в узел, но если учесть, что твоя Света — стреляный воробей, то тебе, Меркулов, по большому счету ни хрена не светит, это я тебе говорю как специалист по женскому полу, — авторитетно добавил Обручев.

— Глупости все это, — невольно начал заводиться Дмитрий, — не пройдет и месяца, как я вам докажу, что вы оба ничего в отношениях с женщинами не понимаете, — сказал он и победно улыбнулся.

— Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — пьяно сморщил нос Витюня. — Мы утверждаем, что месяц — не срок, и точка. Правильно я говорю? — снова обернулся он к Артему.

— Да я не я буду, если мне не хватит тридцати дней, чтобы она сдалась на милость победителя, причем безоговорочно, — уперся Дима, пьяно поводя глазами из стороны в сторону.

— Ты лапшу вешать нам на уши не спеши, у нас кепка с круговым козырьком, все равно она вся мимо пролетит, — резко перебил его Артем. Темные волосы, упавшие волной на брови, повисли длинными сосульками. — Что значит, докажу? Ты что, предлагаешь нам в твоем гардеробе сидеть, пока ты со своей красоткой развлекаться станешь?

— Почему так? — непонимающе протянул Дмитрий.

— А как еще? — наседал Артем. — Хорош гусь, ты, значит, придешь через месяц к нам, заявишь, что все в ажуре, а нам твои слова на веру принимать? — проговорил он, пожимая плачами и в упор глядя на Дмитрия. Сама судьба посылала ему оружие, способное отомстить за давнюю обиду.

— Да, Дормидонт, — присоединился Витюня, — так не пойдет, чтобы на веру!

— Да я на что угодно могу побиться, мне даже месяца не нужно, трех недель за глаза хватит, — в пьяном азарте заявил Меркулов. Тут же пожалев о своих словах, он хотел взять их обратно, но не успел.