Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина
— Это… шутка? — говорит она.
— Обосраться, как смешно.
— Ты же…
— Живой, здоровый, как видишь, — заканчиваю за нее, а потом потираю пальцем оставленный ею шрам под глазом. — Ну, почти весь.
— Где Стася? — спохватывается Марина, и вдруг на удивление быстро перебирает за бортик душа, вываливается на пол, как взрослый человеческий эмбрион. — Где моя дочь, урод?!
Обращаю внимание, что мокрое пятно под ней стремительно становится красным.
Есть какая-то злая ирония в том, что все происходящее — типа, зеркалка от судьбы. Несколько лет назад я точно так же валялся перед ней в луже собственной крови, еще и с почти полной остановкой сердца.
Тогда Марина сбежала.
Даже, блядь, не позвала никого на помощь.
Меня спасло только то, что она забыла закрыть дверь и возвращающаяся после прогулки пожилая семейная пара увидела «картину маслом». Я этого уже не помню, но потом узнал, что пока женщина поднимала весь отель на уши, ее муж несколько минут делал мне непрямой массаж сердца и только поэтому я не сдох. Потом, когда я встал на ноги, отыскал своих ангелов-хранителей и отблагодарил. Деньгами, конечно, но с каких пор это что-то зазорное?
И вот теперь Рогожкина валяется у меня в ногах, и я имею полное моральное право отплатить ей той же монетой. Хотя, она точно будет в порядке, потому что где-то Лори вызвала «скорую», так что истечь кровью у нее точно не получится.
— Что ты сделал… с моей дочерью, Шутов? — От бессилия Марина скребет ногтями по мокрому кафелю, пока я, присев на корточки, осматриваю ее руку.
Порез не глубокий, но рана снова кровоточит, так что мне, видимо, придется поиграть в Айболита. В верхнем ящике около зеркала нахожу хлоргексидин, бинты, медицинский пластырь и даже маленькие ножницы. Наверное, стандартный набор в доме, где есть маленький ребенок. Делаю еще одну заметку — держать все это под рукой на случай, если не услежу за Станиславой и она поцарапает нос или разобьет колени. Я в детстве всегда ходил «синий» от тумаков и у меня все время где-то текла кровь, но максимум медицинской помощи, которую мне оказывали в медпункте детского дома — измазывали «зеленкой» с ног до головы.
Мне еще повезло, мамой Стаси оказалась Рогожкина, а не какая-то залетная проститутка.
— Решил меня добить? — хрипло и тихо смеется Марина, наблюдая за тем, как я клацаю ножницами, проверяя их остроту.
— К сожалению, я не такая тварь, как ты, — отрезаю бинт, поливаю ее руку из пластикового пузырька, а потом наспех туго перематываю от запястья до локтя.
— Где моя дочь, больной ты ублюдок? — Она пытается отползти, но ее руки расползаются в луже и она со всего размаху ударяется лицом об пол.
Отлично, блядь, теперь у нее разбит нос и губа.
— Ненавижу тебя… — еле ворочает языком Марина и еще находит в себе силы отмахиваться от моей помощи, когда пытаюсь вытереть ей подбородок. — Откуда ты… вообще… взялся…
Краем уха слышу звонок в дверь, приглушенные голоса.
Это «скорая». Ок, значит, дальше тут справятся без меня.
Выхожу за дверь и как раз натыкаюсь на седого мужичка с ящиком и парочку крепких парней у него за спиной. В двух словах объясняю, что уже успел сделать и возвращаюсь в коридор. Тут еще и молоденькая медсестра — пытается напоить Лори каким-то вонючим дерьмом.
— Она не станет это пить, — становлюсь между ними, слышу ласкающий слух вздох облегчения моей маленькой обезьянки. Если бы она сейчас попросила спрятать ее от всего мира, я нашел бы способ это сделать. — С нами все в порядке, девушка. Работа для вас там.
Когда мы снова остаемся одни в полутемном коридоре, Лори понемногу отступает к противоположной стене, опирается бедрами на тумбу. Станислава уже успокоилась, но все равно жмется к ней как испуганный детеныш лемура.
Мы молчим, потому что оба понимаем — любая попытка разговора неизменно приведет к тяжелым вопросам.
— Шутов, это правда ты? — Лори виновато улыбается. — Идиотский вопрос. Прости. До сих пор… в голове не укладывается.
— Хочешь, ущипну тебя за задницу? — Я тоже криво усмехаюсь в качестве извинений за совершенно тупую попытку разрядить обстановку шуткой.
— Господи, мне этого категорически не хватало, — вздыхает она.
У нас так много вопросов друг к другу. Чем выбирать, с какого начать, лучше вообще говорить обо всякой хуйне.
— Что это? Откуда? — На лице моей маленькой любимой обезьянки появляется знакомое мне серьезное выражение. Столько времени прошло, а она точно так же хмурит брови, между которыми у нее все те же знакомые мне три складки — одна большая и две маленьких, в разлет, как у недовольной кошки. — Шутов, не смей мне врать.
— Спросишь у своей подруги. — Оставляю эту историю на совести Марины. Пусть рассказывает свою версию истории, моя Лори не дура и сможет докопаться до истины даже через густую приправу лжи. Хотя, возможно, Рогожкина расскажет правду — мне в целом вообще плевать.
— Что? Марина? — Лори поджимает губы и мотает головой, как будто отбивается от неприятных мыслей. — Ты хотя бы представляешь, насколько все это… абсурдно?
— Ну, строго говоря, я никогда не был на сто процентов здоровым.
У меня есть еще одно маленькое, но очень важное дело и хорошо бы с ним успеть до того, как тут снова станет слишком людно. Достаю из кармана маленький пластиковый пакетик с ватной палочкой, наклоняюсь к Лори и щелкаю пальцами над ухом у Станиславы. Она моментально поворачивает голову и смотрит на меня с подозрительной осторожностью.
Я смахиваю кончиком палочки слюну из уголка ее рта и силой удерживаю себя от того, чтобы попытаться взять Стасю на руки. После пережитого стресса я в ее глазах — просто целый настоящий монстр. Явно не та обстановка, чтобы завязывать детско-родительские отношения.
— Тест на отцовство? — Лори внимательно следит за тем, как я с осторожностью прячу свою «добычу» в задний карман джинсов.
— Марина ничего не рассказывала об этом? — задаю встречный вопрос.
— Даже ни разу о тебе не упоминала.
— Логично.
Наш натянутый разговор перебивает еще один настойчивый звонок в дверь.
Лори резко дергает головой, нервно облизывает губы.
Интересно. «Скорая» уже явилась, но судя по лицу моей маленькой обезьянки, она прекрасно знает, кто за дверью. И перспектива столкнуться с этим «гостем» явно заставляет ее беспокоится.
Я дергаю защелкой, отступаю на шаг назад, потому что, блядь, мне тоже очень хорошо знакома
