Босс - Слоан Хауэлл

— Входи. — Я не поднимаю глаз от своего стола.

— Простите за беспокойство, мистер Мейсон. Я хотела спросить, могу ли поговорить с вами?

Это она.

Дженни.

Черт.

Дыши.

Как она может меня разгадать? Я пропускаю так несколько ударов сердца, прежде чем поднимаю на нее глаза. Это первый раз, когда она не выглядит так, будто хочет выцарапать мне глаза. Мне приходится напомнить себе, что это мой бизнес, а не бар в пятницу вечером.

— Чем я могу вам помочь, мисс Джексон? — мой взгляд возвращается к контрактам на столе. Уверен, это прозвучало холодно, но так и должно быть. Если я посмотрю на нее, то могу улыбнуться, а это можно принять за слабость. Она должна знать, что ее скромная внешность, великолепные глаза, умный рот и красивые изгибы не отправляют мой разум в другое измерение, где мне хочется выбить дыхание из ее легких.

— Если я не вовремя, то могу вернуться позже.

Я бросаю взгляд на ее черные туфли, отказываясь смотреть на остальные части тела. Дженни отступает на шаг к двери.

Я должен поприветствовать ее в своей компании. Я поступаю как мудак, но так я поступал со всеми сотрудниками в их первый день работы. Они должны нервничать, но при этом чувствовать себя комфортно. Но с ней я так не могу. Здесь нет середины. С ней я могу быть либо ангелом, либо дьяволом, но чистилища не существует.

— Сейчас самое время. Присаживайтесь.

— Хорошо.

По мере того, как она приближается, нервный клубок сжимается у меня в животе. С каждым шагом к столу мое сердце выстукивает барабанную дробь в стиле Джона Бонэма. Не знаю, какая версия проявится, когда я посмотрю на нее, Джекил или Хайд. Ненавижу их обоих.

Она усаживается в кресло, а ее взгляд похож на сверкающий факел, обжигающий мою макушку. Когда я поднимаю глаза, беспокойство на ее лице смягчает меня. Дженни не полна задора. Из нее все словно вытекло, а щеки бледные. Она ослаблена.

Все во мне хочет спросить, в чем же дело, обнять ее, утешить. Но это не вариант. Эта встреча задаст тон нашим рабочим отношениям, и никогда нет лучшей возможности установить контроль, чем, когда кто-то находится в невыгодном положении для ведения переговоров. Я знаю, что мне нужно делать.

— Что вам нужно? — мое лицо ожесточается. Это притворство, и я играю эту роль слишком хорошо на ежедневной основе.

— Я… — она выглядит так, словно может разрыдаться, а с этой женщиной, должно быть, случилось что-то экстремальное, чтобы она оказалась в таком состоянии. Дженни берет себя в руки. — У меня не было возможности обсудить условия работы. Мне позвонили. Вы приняли меня на работу. И я начала работать.

Как мне пройти через это? Мне и так больно за нее, а она проработала здесь всего полдня.

— И?

Она выпрямляется на стуле, вытирая ладони о юбку.

— Ну да. Так вот, я хотела спросить, могу ли поговорить с вами о личной ситуации, которая у меня возникла?

Это причина, по которой она приняла предложение. Все, что Дженни собирается рассказать, является тем, из-за чего она, должно быть, борется с собой, решаясь на эту работу. Именно поэтому она терпит все то дерьмо, которое я ей впариваю. Слегка наклоняюсь к ней и останавливаюсь. Если бы меня волновали ее проблемы, я бы эмоционально вложился в нее. А это точно приведет к катастрофе.

— Вы просите особого обращения, мисс Джексон? В свой первый день?

Беспомощный взгляд ее голубых глаз глубоко ранит меня. Достаточно сильно, чтобы оставить шрам.

— Нет, нет, не прошу. Я не должна была тратить ваше время на это. — Она поднимается со своего места. Ни сарказма, ни оскорблений, ни ответных уколов в ее хрупком состоянии.

Это уже слишком даже для меня. Дженни поворачивается к двери так, что оказывается ко мне спиной, и я не могу видеть ее лица. Никак не могу так некрасиво поступить с ней в ее первый день и позволить ей покинуть мой офис в таком состоянии. В то время, как я могу поступить так с любым другим сотрудником, и это разъедает мои убеждения. Но, если она сделает еще один шаг к двери, чувство вины, пронизывающее мое тело, сожжет меня.

— Это серьезно? — я слышу в своем голосе то, чего не слышал уже давно. Беспокойство.

Дженни замирает на месте. Одна из ее рук поднимается к лицу; насколько я могу видеть, она прикрывает рот, кивая и дрожа всем телом. Если я заставлю Дженни Джексон плакать в ее первый день, то не смогу простить себя. Слава Богу, я знаю, что она слишком сильная и гордая, чтобы позволить мне увидеть это.

— Сядьте обратно и скажите мне, что вам нужно.

Она на мгновение задумывается, но берет себя в руки. Я слышу сильный выдох, перед тем как она оборачивается. Ее глаза слегка припухшие, но в остальном она выглядит так же, как и тогда, когда вошла в комнату. Должно быть, ей нелегко. Умные, интеллигентные, достойные женщины вроде нее не просят об одолжениях, не отступают и не ломаются. Дженни Джексон выглядит так, словно стоит на грани срыва.

Она садится обратно на стул, в каждом ее движении чувствуется оговорка.

— Скажи мне, что тебе нужно.

Она отворачивается, а я хочу, чтобы она смотрела на меня. Не для того, чтобы видеть ее боль, а потому что хочу, чтобы она знала, что где-то глубоко внутри мне не все равно. И, если я покажу ей хотя бы крошечный проблеск, она может ненавидеть меня чуть меньше.

— Дженни. — Ее взгляд возвращается, согревая меня, как камин зимой. Кажется, это первый раз, когда я называл ее по имени. — Я не неразумен. — Протягиваю руки к договорам, разбросанным по моему столу. — Просто у меня много работы, и она утомительна. — Не извиняйся перед ней, Итан. — Прости за мою первоначальную реакцию. Просто скажи мне, что тебе нужно, пожалуйста. — Прости? Пожалуйста? Ты киска.

Она слабо улыбается, но улыбка исчезает так же быстро, как и появляется. В этот момент ничто не может быть более невыносимым, чем незнание того, что творится у нее в голове.

— Это мой отец. Он болен. Уже давно. — Она снова переводит взгляд на стену, разглядывая мои фотографии с разными профессиональными спортсменами.

— Продолжай. — Я наклоняюсь к ней, и вся моя работа за день, да и вообще все на свете, улетучивается вдаль.

— Ну, он