Выбери меня - Эля Муратова

Сегодня воскресенье, и мы обедаем у Павлика дома.

За сутки до этого я просто не нахожу себе места.

Ночь напролёт штудирую любимую книгу мамы Павлика — «Так говорил Заратустра». Муть несусветная, если честно. Но я стараюсь.

Родители на выходные уехали по делам в пгт, поэтому дома я одна. Мама посоветовала мне принести какое-нибудь угощение к столу.

Матерясь и обжигая пальцы, пеку единственное, что умею: кручёные вафли с варёной сгущёнкой.

По итогу, выглядит моё творение не очень презентабельно: ни дать ни взять кучка обуглившихся обломков после ядёрной бомбардировки.

Но главное ведь — своими руками, правда? Уверена, Ада Константиновна оценит мои старания.

Строго в запланированное время выхожу из дома.

В руках у меня контейнер с вафлями. В автобусе народу — тьма тьмущая. Я забиваюсь в дальний угол, старательно оберегая заветную коробку от толкающихся в узком пространстве пассажиров.

Чтобы выйти на нужной мне остановке, приходится порядком попыхтеть. Какая-то тётка весом с тонну стоит прямо в проходе.

Втягиваю живот, что есть сил, и протискиваюсь вдоль неё к желанной двери. Морщусь, когда контейнер выразительно скрипит в моих руках.

Оказавшись на свободе, вдыхаю полной грудью. Наконец-то!

Сейчас я почти жалею, что у Павлика нет своей собственной тачки. Почти.

Но нет! Врагу не сдаётся наш гордый варяг. Мой Паша хорош сам по себе, и без довеска в виде авто!

Бодро заруливаю в подъезд. Я никогда прежде не была у Павлика дома, но знаю, где он живёт. Паша показывал мне свои окна издали, когда мы гуляли по окрестностям.

Домой он меня раньше не приводил, опять же из уважения к маме. И я считаю, это похвально! Мать надо любить и почитать, как указано в той заповеди.

Звоню в дверь. Когда не отвечают, стучу.

Звонок сломался что ли? Да вроде нет. Прислушиваюсь и опять давлю кнопку.

Наконец дверь распахивается. На пороге стоит женщина лет пятидесяти. Одета она совсем не по-домашнему. Узкая коричневая юбка. В цвет ей кардиган, из-под которого выглядывает бледно-жёлтый кружевной воротничок. Чувство, что я пришла в библиотеку.

Но пугает меня не это. А то, что на ногах у неё туфли. Настоящие туфли на каблуках. Твою мать. Кто носит туфли дома? Сглатываю нервно.

Она осматривает меня с головы до ног строгим придирчивым взглядом.

Робко улыбаюсь. На её лице — ни тени ответной улыбки.

— Ээээээ… — мой мозг не в состоянии выдать ничего более содержательного сейчас.

— А где Паша? — приходит на ум спасительная мысль.

Паша всё разрулит!

— Ну, во-первых, добрый день, — говорит она ровным голосом.

— Добрый день, — отзываюсь эхом.

— Вы, я так понимаю, Ира.

Морщусь, услышав обрезанную версию собственного имени. Но исправлять не решаюсь.

— Эээээ, да.

— Добрый день, Ира, — как ножом по стеклу. — Меня зовут Ада Константиновна, и я мама Павла.

— Приятно познакомиться…

Перебивает меня.

— Он ушёл в магазин за хлебом. Прошу Вас, проходите, — говорит она вроде бы вежливо, но при этом без капли гостеприимства.

Робко ныряю внутрь. Протягиваю коробку. Она смотрит на неё непонимающе.

— Это вафли. Я испекла к чаю. Сама.

— О, — следует короткое и ничего не выражающее. Мне кажется, эта женщина не в курсе существования восклицательных знаков. У неё одна интонация на все случаи жизни.

Семеню на кухню следом за Адой Константиновной. С любопытством оглядываюсь по сторонам.

Эта квартира напоминает мне хрущёвку моей бабули в пгт. Что это? Горка?.. Почти не удивляюсь, когда в проёме открытой двери в чью-то спальню мелькает ковёр на стене. Боже. Надеюсь, это не комната Павлика.

Ада Константиновна ставит мой гостинец на стол. Приоткрыв крышку, смотрит на содержимое коробки, словно на… кучку экскрементов.

Выглядываю из-за её плеча и слегка краснею. Ну да, помялось немножко в автобусной передряге. Это был неравный бой!

— Павел скоро должен вернуться. Может быть чаю, Ира?

В который раз хочу её поправить, но благоразумно закрываю рот. Это подождёт, Ирин. Сначала наладь контакт.

Тоскливо смотрю на стоящую на столе наливку в графине со стеклянной пробкой. Не удивлюсь, если чай тут подают в самоваре.

— Просто воды, пожалуйста, — отвечаю как можно вежливее.

Ада Константиновна протягивает мне стакан из тонкого стекла, разрисованного журавлями. Привет, СССР.

Пью неспешно, стараясь максимально затянуть время. Надо всего лишь продержаться до прихода Павлика. Ты сможешь, Ирин!

— Позвольте поинтересоваться, Ира. Какие у Вас намерения в отношении моего сына?

Слова Ады за моей спиной заставляют меня поперхнуться. Закашливаюсь.

Оборачиваюсь к ней, обалдевшая.

— Намерения? Я, кажется, не расслышала.

— Именно. Намерения, — качает головой, прищурившись.

Она прикалывается что ли? Прочищаю горло.

Хлопок входной двери заставляет нас обеих отвлечься.

— Мам, я дома! — голос Павлика из коридора.

Слава всем богам! Ещё никогда я не была так счастлива его слышать. Серьёзно.

Ада смотрит на меня многозначительно. Мол, мы не закончили этот разговор, ИРА.

Начинаю нагреваться потихоньку. Какого чёрта?

Паша заходит на кухню. В руках — буханка хлеба. При виде меня застывает.

— О… ты уже здесь?

— Ага, — киваю ему с улыбкой.

Он отдаёт хлеб матери. Затем наклоняется ко мне. Подставляю губы для поцелуя. Но он лишь вскользь мажет своими губами по моей щеке.

Таращусь на него вопросительно. Что это было?

Перемещаемся за стол. Если честно, мне кусок в горло не лезет. И вообще. Неуютно мне здесь… Отсиживаюсь молча.

Говорит в основном Ада Константиновна. Толком не вслушиваюсь в её слова, погружённая в собственные унылые мысли.

Всё совсем не так, как я себе представляла…

До моего сознания доносится: «Когда ты поедешь в Томск, Павел…»

Что? Что, простите?

Оживляюсь.

— Какой Томск? О чём речь?

— Тот, который в Сибири, естественно, — высокомерно изрекает Ада.

— Я в курсе, где Томск, — огрызаюсь нервно. — При чём здесь Паша?

Смотрю на своего парня. Он старательно отводит взгляд, словно избегая со мной прямого зрительного контакта.

Что происходит?

На мой невысказанный вопрос отвечает Ада Исчадьевна, ой… Константиновна.

— Павел поступил в магистратуру в ТГУ.

— ТГУ? — переспрашиваю, как идиотка, хотя уже прекрасно всё понимаю.

— Томский Государственный Университет. Там лучшая кафедра. Старейшая в стране. Учиться в ТГУ — большая честь.

— Заочно? — спрашиваю, заранее зная ответ.

— Обучение, безусловно, очное. С последующим трудоустройством в аспирантуре и защитой диссертации.

На кухне повисает тягостное молчание.

Сверлю взглядом раскрасневшуюся щёку своего парня. Он залпом выпивает стоящий рядом с ним стакан воды. Нервничает? Правильно!

— Когда ты собирался сказать мне об этом? — мой голос звенит от напряжения.

Молчит.

— Паша? Я к тебе обращаюсь, — настойчиво.

— Что Вы себе позволяете, милочка?

Резко оборачиваюсь к Аде Исчадьевне.

— Я разговариваю со своим парнем.