Обычная история - Юлия Резник
— А ты мне да…
— Что?
— А ты мне, говорю, нравишься. Ничего такая.
И понятно, куда смотрит. За три года изменилось практически все. А вот поди ж ты — сиськи все так же вперед торчат, как у школьницы. Реутов говорил, что они ему напоминают боеголовки.
Реутов.
Открываю рот и захожусь в безмолвном отчаянном крике. Дыхание обрывается. Я хриплю. Миха, который только вот выехал на дорогу, ошалев, сбрасывает скорость:
— Эй! Эй! Ты нормальная вообще?! Какого фига?
— Н-не знаю. Н-наверное, просто отвыкла.
Не объясняю от чего. А капитан Стрельников и не спрашивает. Как-то постепенно мне удается взять себя в руки. Смотревший на меня все это время как на обезьяну с гранатой Миха слегка расслабляется и даже включает музыку. За окном мелькают фермерские поля, теплицы и покосившиеся заброшки. И вроде у меня должно быть полно эмоций. Но на подлете их засасывает в черную дыру моей опустошенности.
— Эй, Кать, а можно вопрос?
— Валяй.
— А чего после отсидки больше всего хочется?
У меня был заготовлен подробный перечень того, что я сделаю в первую очередь, когда откинусь. Практически во всех пунктах фигурировали Реутов и Сашка, поэтому…
— Может быть, полежать в ванне, пока не сморщишься? — не слишком уверенно шепчу я.
— А чего-нибудь вкусненького? Я угощаю. Вон, видишь, на том берегу ресторанчик при мотеле. Я заглянул в отзывы, вроде хвалят.
Я не хо-чу ни-че-го.
— Если ты голоден.
— А ты разве нет?
— Нет. Абсолютно.
— Ну, тогда остается надеяться, что аппетит к тебе придет во время еды. Я так точно бы слона съел.
Глава 4
Кэт
— Это я тебя утвердил.
— М-м-м? — изображаю интерес, ковыряясь вилкой в салате. Кафе и впрямь неплохое. Все выглядит довольно съедобно и по-домашнему, но аппетита как не было, так и нет. Я просто хочу, чтобы этот бесконечный день скорее закончился.
— Говорю, это я тебя утвердил в проект. Читал твое дело. Впечатляет.
— Что именно? — тяжело сглатываю я.
— Ну-у-у… Физмат в тринадцать?
— Ах это дело, — теряю вообще всякий интерес к беседе. Я-то по привычке думала, что он о моей уголовке. А физмат в тринадцать… Ну да, наверное, если не погружаться в детали, это выглядит круто. Никто же не задумывается, каково это — попасть в таком возрасте в коллектив, где все как минимум лет на пять тебя старше, но при этом ты все равно умнее. В лучшем случае меня старательно не замечали. В худшем — наоборот, смотрели как на уродца в цирке. Не то чтобы меня это как-то волновало, но если поскрести в памяти, можно нарыть сразу несколько довольно неприятных моментов. Например, за лето после первого курса у меня как-то стремительно выросла грудь. Вроде понятный физиологический процесс, да? А нет, оказывается, это офигенный повод для шуточек. До конца семестра народ упражнялся в остроумии. А потом переключились на Дину Шубину, которую застукали в общаге сразу с тремя парнями. К счастью, в плане перспективности обсуждений мои скромные единички и близко не стояли с их зажигательным тройничком.
— А ты хочешь обсудить свою уголовку? — замечает Миха, с остервенением пиля чуть жестковатое мясо.
Мой блуждающий взгляд застывает на бутылке Бейлиса, стоящей на зеркальной полке скромного бара. Во рту скапливается горечь.
— Что тут обсуждать? Ты же все знаешь, нет?
— Не-а. Вообще. Наверху решили на этот счет не распространяться. Типа, чтобы вы комфортнее себя чувствовали.
Какая неожиданная деликатность. Отмираю, поглаживаю пальцами складки на скатерти.
— Кто — мы?
— Тебя же не одну выпустили.
— Значит, и впрямь никто ничего не знает? Как неосмотрительно.
— Почему? — в глазах Михи мелькает любопытство. А потом он опять сползает взглядом к моей груди. И даже не пытается скрыть своего интереса, когда наши глаза встречаются. Самоуверенный, знающий себе цену гад — отмечаю для себя краем сознания. Три года назад я была такой же.
— Вдруг я какая-нибудь маньячка?
— Сексуальная? — игриво дергает бровью Стрельников, расплываясь в широкой белозубой улыбке. На которую я не могу ответить. Ощущение — будто кто-то просто убрал эту функцию из моих базовых настроек. Мышцы вроде помнят, что надо делать. И мозг отдает нужные команды. Но что-то нарушено в нейронных связях, сигнал просто не доходит. Улыбка Стрельникова увядает. — А если серьезно, таких ребят не выпускали. Что ты. Валеев бы не позволил.
— Валеев?
— Наш непосредственный шеф.
— Я думала, шеф — это ты.
— Это да, — опять скалится, — но я маленький шеф, а Таир Усманович — большой. Он курирует все наше направление. Чуть башку мне не открутил за тебя.
Странно. Я — мелкая сошка. Зачем впрягался? Может, бывшие зэки у них на особом счету? И за наши косяки он своей головой отвечает?
Собираю со стола крошки пальцем.
— Мих, а куда мы едем?
У Стрельникова компот идет носом. Он отфыркивается, вытирает лицо салфеткой. И опять ржет.
— Главное, вовремя спросить, да, Кать?
Что на это ответить? Просто пожимаю плечами.
— В контору?
— Да нет. В квартиру к тебе. Отдохнешь, то се… — скользит по мне пристальным взглядом. — Вещи-то твои где? Наверное, за ними надо заехать?
— У мамы. Я сама заберу. Мне же можно будет выезжать, или…
— Через рапорт, конечно. И в торговые центры наши гоняют, и в рестики, и в клубы. Но не злоупотреблять. А так на территории городка тоже есть где развлечься. Спортзал, бассейн. Несколько ресторанчиков. Даже салон красоты открылся.
— М-м-м…
С каждым словом мне все труднее поддерживать беседу и изображать интерес. К тому же на меня давит предстоящий разговор с матерью. Постучав по столу, кошусь на лежащий по правую руку от меня телефон.
— Я на минутку отойду. Кое-кому надо звякнуть.
— Ага.
Пробираюсь к выходу между столиков. Оборачиваюсь, почему-то мне до сих пор не верится, что я действительно могу встать и пойти, куда моя душа пожелает. Телом прокатывается волна колкой дрожи. Руки потеют. Я так долго ждала момента, когда вновь смогу сама распоряжаться свой жизнью, а теперь даже не знаю, с чего начать.
Покидаю веранду и открываю телефонную книжку. Листаю ее, чувствуя, как к горлу подкатывает удушающий ком. Боясь опять сорваться, решительно пролистываю до нужного мне номера и жму на кнопку дозвона. Может быть, она ждет. Может, Реутов предупредил, что я выйду, раз гудки в динамике так быстро сменяются давящей на уши тишиной.
— Сейчас ты должна сказать «я
