Скажи, что любишь - Маргарита Дюжева
К назначенному времени я вызываю такси и еду в ЗАГС. Сижу на заднем сиденье, тереблю ремешок сумочки и не могу справиться с сердцебиением.
У меня развод на носу, вот-вот появится новый штамп в паспорте, а меня трясет от одной мысли, что я сейчас увижу его!
Вот не дура ли?
Дура…
В этом убеждаюсь, когда захожу внутрь и в конце коридора возле окна вижу фигуру Смолина, затянутую в костюм стального цвета. И тут же внутри все крошится, разлетается в хлам, с треском ломается на части.
Я соскучилась по нему. По человеку, для которого никогда ничего не значила.
Во рту снова горечь. К счастью, за этот месяц токсикоз утих, и я уже не бегу блевать от каждого волнения, но в животе крутит. Я невольно прикрываю его ладонью, но тут же отодвигаю руку в сторону, боясь выдать себя опрометчивым жестом.
— Привет, — подхожу к нему с ничего не значащей улыбкой.
Смолин оборачивается на мой голос, окидывает меня взглядом с ног до головы и кивает в знак приветствия.
— Как дела?
Зачем я спрашиваю? Можно подумать, он скажет правду.
— Отлично. А у тебя?
А у меня через жопу.
— По-разному.
— Готова?
— Давно.
Джентльмен в нем неубиваем. Привычным, выверенным жестом Кирилл предлагает мне локоть, и мне не остается ничего иного, как принять предложение. Мы под руку идем в кабинет, где нас разведут, и я малодушно прошу, чтобы этот путь был долгим. Мне хочется еще немного ощущать его тепло под своей ладонью.
Спустя полчаса мы уже стоим на крыльце ЗАГСа и смотрим в разные стороны.
Вот и все, наш недолгий надрывный брак остался в прошлом. Нужные подписи поставлены, штампы тоже, дверца золотой клетки открыта.
Не скажу, что ампутация прошла безболезненно, но… небеса не рухнули мне на голову, сердце, бешено сокращающееся в груди, так и не разорвалось, да и вообще мир не изменился. Наоборот, утренние облака рассосались и вышло яркое солнце.
Наверное, это хороший знак.
У нас обоих были выключены телефоны, и Смолин включает первым.
— Твой отец не сдается, — с легкой ухмылкой разворачивает телефон, и я вижу на экране десяток пропущенных.
— Пожалуй, я пока потерплю без связи.
Сейчас не то настроение, чтобы слушать очередные угрозы и упреки. Как-никак жить заново начинаю.
— Ты на работу?
Кирилл неопределенно ведет плечами, и я расцениваю это как не желание отвечать на вопросы посторонних. Что ж, он в своем праве.
— Я сейчас поеду домой…к тебе, — тушуюсь под пристальным взглядом, — Надо собрать вещи. Когда буду уходить, ключи оставлю на тумбочке, дверь захлопну. Я быстро. Обещаю…
Не успеваю договорить, а Кир уже спускается со ступенек, и не оборачиваясь, произносит:
— Идем. Я тебя отвезу.
— Не надо. Я сама.
— Идем.
На этом наш спор заканчивается.
Оказаться с ним в одной машине – это совсем не то, что нужно в данной ситуации, но я не могу отказать себе напоследок в таком мучении. Пусть еще немножко поштормит, поболит, а потом начну отвыкать.
Его седан в самом конце парковки, и чтобы добраться до него, приходится преодолеть сотню шагов бок о бок. Очень странно идти рядом с человеком, который еще утром был твоим мужем, а сейчас уже нет. Мне вообще сегодня все странно, я будто смотрю через мутный калейдоскоп и не могу понять, что происходит. Детали смешиваются, звуки стынут, все вокруг ненастоящее.
Кир садится на водительское, я рядом и тут же отворачиваюсь, чтобы не пялится на него. Лучше уж смотреть на город за окном – ни черта не понятно, не особо интересно, но зато безопасно. Хотя это иллюзия.
В том, что совершила ошибку, я убеждаюсь, спустя пару минут, когда ловлю себя на том, что задерживаю дыхание. В салоне пахнет ИМ, здесь везде только он.
Я все-таки сдаюсь и разворачиваюсь боком, чтобы тайком подсматривать за бывшим мужем.
Одной рукой Кирилл держит руль, второй опирается на дверцу и пальцами задумчиво водит по губам. Он выглядит спокойным, и глядя на него ни за что не догадаешься, что полчаса назад у человека состоялся развод. Молодец. Мне до такого самообладания и степени пофигизма еще расти и расти.
Точеный профиль притягивает взгляд, и я, наплевав на все, смотрю. Жадно, впитывая знакомые детали, чтобы отложить их в отдельную ячейку памяти. Заодно учусь отпускать.
В машине тихо. Смолин не стал включать музыку, а говорить нам не о чем – кроме развода общих тем нет. Это даже смешно. Хмыкнув, качаю головой и отворачиваюсь, тут же чувствуя на себе пристальный взгляд.
— Ты как?
Жму плечами:
— Немного потряхивает, но в целом неплохо.
Такой ответ Кирилла удовлетворяет, потому что больше вопросов он не задает. Зато берет телефон, открывает мессенджер что-то кому-то пишет. Я снова кошусь на него и вижу, как на губах появляется едва заметная усмешка. Спустя миг, когда она становится шире, я испытываю дикое желание узнать, с кем у него переписка, чьи слова его так развеселили. И снова ревность. Куда же без этой вездесущей суки? Она проходится по венам и острым шипом бьет под сердце.
Вдох. Выдох.
Все. Тихо.
Меня это больше не касается.
Да и не касалось никогда.
Я опять отворачиваюсь к окну и оставшуюся часть пути, сижу, как неподвижная статуя. Скорее бы все это закончилось.
Когда Кир притормаживает возле дома, его мобильник начинает гудеть, оповещая о вызове:
— Папаня твой, — Смолин недовольно цыкает, — иди. Я скоро подойду.
Между ними много деловых связей и есть темы для разговоров. Поэтому я послушно выбираюсь наружу и с ровной прямой спиной иду через. Надо играть роль королевы, и на это уходят все силы.
Через забор меня окликает пожилая соседка:
— Светлана, здравствуйте!
— Здравствуйте, Ольга Викторовна. Как ваше ничего? — улыбаюсь, пряча за каменным забором свою боль.
— Хорошо. А как вы? Давно вас не видно было. Отдыхали?
— Отдыхала, — смиренно соглашаюсь, не желая вводить ее в курс дела. Сама потом узнает, что я здесь больше не живу.
Машу ей рукой и отворачиваюсь, чтобы достать из сумки ключ и ловлю себя на мысли, что не хочу заходить внутрь. Возможно, я боюсь найти развешанные по люстрам женские трусы, горы оберток от презервативов, а то и голую
