Сердце монстра (ЛП) - Роуз Шейн
― Это не ты, ― усмехнулся он. ― Только не ты, сынок.
Я закатил глаза от того, что он даже упомянул, что это мог быть я.
Никто не вставал между нами. Я жил в семье под руководством моего отца с самого раннего возраста. Моя мать рано оставила меня отцу, или он забрал меня у нее ― я не был уверен, что именно. Но не удивился бы, ни тому, ни другому. Я никогда не спрашивал, потому что он никогда бы мне не сказал. Ему не было дела до тонкостей воспитания. Он был безжалостным, холодным и злобным. Это делало его хорошим в том, что он делал. И это научило меня тем же навыкам.
Он никогда не ограждал меня от своей работы. К четырем годам я видел, как убивают человека, а к шести годам умел обращаться с оружием. К двенадцати годам я уже отнял жизнь и знал, как заглушить их мольбы, когда они умоляли об этом.
Это делало меня идеальным человеком, чтобы вступить на эту должность, вступить в этот образ жизни.
Вот только я не был своим отцом. Я наладил связи. Побеждал свои эмоции, разбивал их в пух и прах, когда это было нужно для семьи. И я верю в это.
В семью. В моего отца.
Я верил в мафию. Потакал своему образу жизни, потому что он был хорош. Я видел достаточно смертей в семье, чтобы понять, что такая жизнь не может быть долгой. Поэтому предавался роскоши.
Если моя жизнь будет короткой, я намеревался использовать ее по максимуму.
Пока мы не потеряли моего отца.
Тогда у меня начались вопросы. Маленький голосок в моей голове, который говорил, что я мог ошибаться во всем, гноился и рос.
Любовь к жизни распалась. Душа во мне увяла. Из доверчивого ребенка превратился в мужчину с единственной целью: занять место младшего босса семьи и больше никогда не оставаться открытым для обмана.
Я забирал жизнь за жизнью и чувствовал все меньше и меньше боли.
Бастиан и Кейд, единственные дети Марио, кивнули мне, когда вошли в дом. Когда я спас жизнь их отца, то спас их семью. С одним из них, еще одним сыном босса мафии. Тем не менее, они лишь на мгновение встретились со мной глазами. Может быть, потому, что им было все равно, а может быть, им не на что было смотреть.
― Сегодня единственный человек в беде ― это Джимми, ― Марио подтвердил мои подозрения.
Я хрустнул костяшками пальцев. Джимми уже много лет проскальзывал сквозь трещины, и ему не должно сойти с рук такое дерьмо. Семья Арманелли не раз разгребала за ним огромные неприятности. Мы не могли позволить себе промахов, не с такими ограничительными законами RICO4, как сейчас. Сегодня вечером Марио решит, стоит ли Джимми риска.
Он вошел в дом размашистым шагом в черном костюме. Он носил золотое фамильное кольцо, а также около девяти других, и щеголял бриллиантами, где только мог. Ролекс висел на его запястье; золотая цепь на шее была лишней. Он хотел сделать заявление, но та, кого он действительно сделал, шла позади него.
Я быстро втянул воздух.
Кэти.
Она всегда была маленькой, вероятно, всего пять футов пять дюймов, и достаточно худой, чтобы поднять ее без какой-либо борьбы. У нее были изгибы, но они были молодыми. Она была зеленой. Я понимал, что мои двадцать один большинству казались незрелыми, но я повидал мир.
С руки Джимми, что она действительно видела?
На ней был розовый свитер, черные волосы собраны в тугой пучок и подкрашены в рыжий цвет. Она шла рядом с ним, словно он защищал ее.
Ее миндалевидные глаза и гладкая кожа кричали о невинности. Это было прекрасно и пугающе одновременно. Эти мужчины совсем не походили на тех, с кем ей следовало быть рядом. Некоторые из них улыбнулись, Бастиан даже что-то крикнул, и Марио заставил его замолчать.
Я наклонилась к Марио.
― Почему она здесь? Он сообщил тебе?
― Я знал об этом, ― это все, что сказал Марио. ― Джимми? ― объявил Марио, и все уделили нашему боссу внимание, которого он заслуживал. ― Наконец-то ты привел маленькую Каталину.
Она улыбнулась и подошла к Марио. Она протянула руку, в ее глазах не было страха, когда она пожала ему руку, и он притянул ее к себе, чтобы поцеловать в обе щеки.
― Спасибо, что пригласил меня, ― прошелестел ее голос для Марио, на волосок выше шепота, и это возбуждало любой мужской член в нужной степени. Ее губы блестели от блеска, а подводка для глаз была толще, чем я когда-либо видел на ней.
Блядь, она была хорошенькой малышкой. Она всегда была такой. Ее матово-серые глаза держали твою душу, когда она смотрела на тебя, как будто она могла засосать тебя и никогда не выпустить. А сегодня она была одета в нежно-розовые тона, хотя и нарисовала себе лицо женщины. Она все еще носила золотое ожерелье. Я видел, что оно было заправлено под вырез ее свитера. Разве она не знала, что здесь не место носить что-то подобное? Она должна была, если была с таким мужчиной, как Джимми. Какой же кусок дерьма она выбрала, чтобы быть с ним. Я сдерживал рык, думая о том, насколько грязным был этот человек. Он торговал автобусами женщин. Он связывал их, накачивал наркотиками, а потом продавал.
Это был старый способ, на котором мы никогда особо не зацикливались, за исключением того, что мы знали, что это не тот способ, которым Марио хотел оставить мафию, и он оставит ее своему сыну в один прекрасный день.
Традиции иногда закапывались так глубоко в землю, что трудно было определить, являются ли корни ядовитыми. А ядовитые корни нужно было вырывать.
Мой взгляд скользнул по рукам Кэти, но ее рукава скрывали следы, которые я мог обнаружить. Стала ли она жертвой соблазнов этого мира, того, во что ее втянули так давно в приемной семье? Меня пронзило осознание ― было так много таких, как Кэти, но я отогнал эти мысли.
Я задавался вопросом, как буду защищать тех, кого люблю, как бы сейчас защищал свою маленькую вещь. Моя бывшая невеста, Саша, пришла ко мне всего несколько ночей назад. Мы снова поссорились. Жизнь мафии, я полагаю. Она не видела этой стороны вещей. Она не знала о наркотиках, торговле людьми, количестве трупов. Даже когда я сказал ей об этом, она продолжала твердить, что заслуживает больше моего времени. Она не понимала ― семья есть семья. А может, в этом и была настоящая проблема: я не видел в ней члена той семьи.
В тот вечер она повторяла это снова и снова, а потом бросила бомбу.
Она была беременна.
Мой ребенок был у нее в животе.
И ребенок все изменил. Ребенок заставил меня пересмотреть то, что я делал.
― Ты просишь и получаешь, Марио, ― усмехнулся Джимми. Он схватил девушку за локоть, и она пошла с ним, чтобы сесть там, где он обычно сидел.
Марио прищурился на него.
― Ты же знаешь, Джимми, ты не сидишь там сегодня вечером. Ты сидишь на горячем сиденье.
― Я не делал ничего вне семьи, ― возразил он.
― Не ты ли на этой неделе переправил двести женщин, отправив свою команду заманивать новых приемных детей? Может, это и твоя команда, Джимми, но ты работаешь на меня. Это мои люди, мои солдаты, и под моим именем они работают. Это mi famiglia5, не так ли? ― Он подчеркнул это слово. Оно что-то значило для всех нас, и оно пронеслось по комнате. Отношение к Джимми изменилось. Я чувствовал, как те, кто был на его стороне, отвернулись.
Джимми зашипел, и двое из парней Марио схватили его, чтобы запихнуть в кресло. Его ноги волочились по полу, пока он извивался в их хватке. Металл лязгал, когда его удерживали в кресле, как в закрытой тюремной камере. Джимми сидел один в этом холодном, зловещем кресле. Из глубины его нутра немедленно вырвалось рыдание ― акт сочувствия и последняя попытка, которая не поколебала бы наших присяжных.
Его шоу не представляло для меня никакого развлечения. Вместо этого я наблюдал за Каталиной. В ее глазах не было страха. По ее телу не пробегала дрожь. Она ковыряла ворсинки на джинсах и скрестила ноги, как бы готовясь к ночным событиям. В ее комнате в первую ночь, когда я встретил ее, в ней было гораздо больше эмоций. Марвин украл их, а Джимми не смог вызвать даже воспоминаний об эмоциях. Она была лишена чувств давным-давно. Были ли ее глаза такими же мертвыми, как мои, когда она смотрела через комнату?
