Больше не подруги - Энни Кэтрин
По ее щеке катится слеза, и я протягиваю ей салфетку, потому что свою она разодрала.
Мне хочется врезать Джеффу за то, что он не осознает своего счастья. Эленор – прекрасная женщина, которая в свое время сделала модельную карьеру. Да, конечно, она стареет, но я все равно вижу ее красоту – и внутреннюю, и внешнюю. Что ж, его мнение я изменить не могу.
Эленор шмыгает носом.
– Ты вряд ли меня поймешь. У тебя-то брак идеальный.
Я чуть не выплевываю кофе. «Идеальный» – это громко сказано. Если бы она знала про наш период в три года, когда мы постоянно ссорились, она бы так не говорила. Но это осталось позади. Не люблю ворошить прошлое.
– У всех бывают проблемы, – говорю я.
– Хуже всего – это последствия. Друзья меня избегают, счетов от юристов все больше и больше. Я не жалею, что изменила. Я жалею, что попалась.
Она опускает взгляд и ковыряет облупившуюся краску на столе. Я еложу на сиденье, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы утешить ее.
– Да, попадаться – это, конечно, обидно, – говорю я после короткого молчания. Если бы Майя зашла к нам, когда мы с Максом занимаемся сексом, меня бы мучали кошмары. Ситуация очень уж неудобная и травмирующая.
– Ты не знаешь всей правды. Дети меня не застали. Не знаю, кто пустил этот слух. Мы были за занавесом, и нас увидел основатель драматического кружка. На сцену еще никто не поднялся. К тому времени, как пришли дети, мы уже привели себя в порядок.
Я округляю глаза. С ней судятся, весь район ее ненавидит, потому что они думают, что их застали дети. Это же все меняет. Вот тебе и драматический кружок.
– Надеюсь, ты наняла хорошего адвоката.
Эленор кивает и еле слышно шепчет:
– Я его люблю.
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.
А вот и оно. Признание. Сначала я подумала, что она говорит о Джеффе, но она имеет в виду мистера Локса… Марка. Какая-то часть меня рада за нее, но другая часть хочет, чтобы сначала она разобралась с Джеффом. Не так все должно закончиться, но измены… Не знаю, смогла ли бы я простить такое.
Я снова осматриваю кофейню, надеясь, что никто не подслушивает. Нельзя, чтобы такой разговор кто-то слышал. И тут я вижу ее: Лору Гибсон, мать Мэйсона. Предположительно, у мальчика теперь травма, потому что он видел целующихся Эленор и мистера Локса в объятиях друг друга. Мне крупно не везет, но, по-моему, она нас не видит. Я пытаюсь поскорее спрятаться и случайно сбиваю свою кружку. Она падает на пол и разбивается на миллион осколков, кофе выплескивается на мои замшевые ботинки. Все в кофейне поворачиваются и впиваются в нас взглядами, Эленор вскакивает и спешит за салфетками. Тут подбегает Лора и встает прямо перед ней.
– Да как ты смеешь сюда приходить? Ты вообще знаешь, кто владеет этим местом?
Проснулась мама-медведица Лора, иначе объяснить этот гнев я не могу. Нельзя связываться с чужим ребенком.
Эленор отпрянула, раскрыв рот. Теперь я вспомнила, чья это кофейня. Еще одной мамы, которая судится с Эленор.
– А ты, Фэллон? – Она указывает на меня. – Я-то думала, тебе хватит достоинства не видеться с ней.
Я хватаю наши сумки, беру Эленор за руку и иду к двери. Я хочу высказать Лоре, что думаю, но прикусываю язык, чтобы не ухудшать и без того паршивую ситуацию.
На парковке Эленор надевает солнцезащитные очки и обнимает меня:
– Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.
Это положение все равно лучше того, в которое ее поставил директор, но я не говорю этого вслух.
– Все нормально. Я тебе позвоню, – говорю я и сажусь в машину.
Я выезжаю, а в голове крутится наш разговор. Сердцу больно оттого, что Эленор исключили из компании из-за ее романа. Нас выгнали из кофейни, словно какой-то скот, и я так и не успела спросить, почему мамочки исключили и меня. Я задаюсь вопросом, знает ли она вообще что-нибудь об этом.
Я снова проверяю телефон. От Беатрис по-прежнему нет ответа.
Глава 4
Я помешиваю шоколад, стараясь не капнуть на свою горячо любимую книгу «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Я перечитываю ее в третий раз – судя по всему, мне не помешает освежить материал в памяти.
«Слушайте. Спрашивайте об их интересах. Делайте так, чтобы человек почувствовал себя значимым».
Я все размышляю, какое мероприятие организовать для подружек-мамочек. Нужно что-то уникальное и запоминающееся. Что-то, что мы не делали раньше. Мне вдруг приходит идея: элегантное чаепитие вроде тех, что устраивала моя бабушка. Прекрасный повод достать сервиз из тонкого фарфора. Я переборю свой страх и смогу что-нибудь организовать. Наверное.
Я заканчиваю с шоколадом и иду в подвал за сервизом. Включаю свет, в нос попадает облачко пыли, и я чихаю. Подвал – это сырая комната со всякими мерзкими ползающими существами, которых я стараюсь избегать. Надо быстро управиться.
Непомеченные пластиковые контейнеры неровными рядами выстроились у стен. Понятия не имею, в каком из них лежит сервиз, но надеюсь, смогу разобраться. Телефон вибрирует, я достаю его из кармана: это Эйвери звонит мне по «Фейстайму». Я отвечаю на входящий, и на весь экран высвечивается ее широкая улыбка. Со времен колледжа Эйвери совсем не изменилась: все такая же потрясающая, с выразительными карими глазами, как у олененка. Иногда мне кажется, что я смотрю прямо в ее душу, словно она – отражение моей. Мы очень похожи, в том числе и своей дерзостью. Правда, в Спрингшире мой острый язык затупился.
Эйвери хмурится.
– Ты где? Подружка, ты только не пугайся, но сзади тебя висит огромная паутина, – говорит она.
Я бросаюсь вперед и верещу, а Эйвери смеется.
– Смотрю на тебя и уже сама чешусь.
– Уф, ну спасибо, – говорю я.
– Я хотела обсудить мой предстоящий визит, но, похоже, ты там чем-то жутким занимаешься.
– Я у себя в подвале, ищу бабушкин фарфоровый сервиз.
– Особый случай?
– Решила устроить чаепитие.
Эйвери корчит рожицу.
– Что?
– «Чаепитие» звучит скучно и не похоже на тебя.
Соглашусь, на меня в колледже это не похоже. Когда мы занимались учебой поздними вечерами, к книжкам прилагался попкорн, Milk Duds[6], Mountain Dew[7] и перерывы, в которые мы орали I’m Every Woman Уитни Хьюстон. Эйвери знает меня лучше остальных и частенько выступает в качестве моей памяти. Я
