Сопутствующий ущерб [Часть Первая ] - Диана Ставрогина
Глава 7
За несколько последующих недель атмосфера внутри их семьи разительно поменялась. Не было больше спокойной, упорядоченной жизни, где у каждого из них имелась своя привычная роль.
Отец круглосуточно пропадал на работе, не всегда возвращаясь на ночь, отчего мать не находила себе места и тревожно, постоянно причитая и посматривая то в сторону коридора, то в окна, ходила по квартире. Домашний воздух был пропитан беспокойством и ожиданием беды.
Даша, разрывалась между учебой и домом и с трудом, будто бы запоздало, осознавала происходящие с их семьей перемены. Родители ни разу не ответили на ее многочисленные вопросы и тем более не предприняли ни единой попытки к прояснению случившегося обыска и его последствий, о которых оставалось лишь гадать.
Удивительно, но слухов о возможных отцовских проблемах на службе словно не существовало вовсе. Никто не косился на Дашу с любопытством или неодобрением, никто не сплетничал у нее за спиной в университетских коридорах.
Оказываясь в здании уже полюбившегося ей меда, она совершенно забывала о царящей дома гнетущей обстановке, о неразборчивом, но явно взволнованном шепоте матери, переговаривающейся с отцом поздно ночью. О собственных многочисленных мыслях, что атаковали ее уставшее сознание перед сном на протяжении этих долгих недель.
Учеба стала главной ее отдушиной, и Даша, как могла, старалась гнать из головы мрачные сценарии будущего и по возможности большую часть каждого дня проводила вне домашних стен. Рационально анализируя ситуацию, она не забывала напоминать себе, что один единственный обыск случился около месяца назад и наверняка прошел для его инициаторов бесплодно.
С самого детства Даша слышала в адрес собственного отца только добрые слова от его коллег, что часто приходили к ним в гости по праздникам. В садике, а затем в школе и педагоги, и чужие родители нередко с наказом замечали, что ей стоит гордиться отцовским выбором профессии.
И она гордилась, конечно. С усердием писала сочинения о его сложной и опасной работе, рассказывала одноклассникам подслушанные накануне за «взрослым столом» истории его коллег и, будучи помладше, много раз думала по окончании школы пойти по его стопам.
У ее отца все под контролем, повторяла она, как мантру. Доблестно прослужив в органах более тридцати лет, едва ли теперь он мог в чем-то серьезно ошибиться.
Вчерашний разговор со Славой, традиционно забиравшим ее из университета после занятий, окончательно убедил Дашу в верности ее рассуждений.
— Кстати, спросил у бати, знает ли он, что там стряслось, — начал он неожиданно, едва они выехали с парковки на дорогу. Даша, уже отчаявшаяся услышать от Славы подобные слова, задержала вдох. — Он говорит, чтобы ты не переживала. Так, какой-то дурацкий конфликт с новыми властями был. Вроде они уже разобрались со всем.
— Новыми властями? — удивилась она.
— Губера поменяли, забыла? Вот и перестановки в ведомствах, — бросил Слава небрежно, как будто фигуры на метафоричной шахматной доске двигались согласно его воле. — Батю повысили, ну а кого-то уволили и новых людей поставили. Со столицы в том числе.
— Понятно, — произнесла Даша задумчиво, пытаясь припомнить, знала ли рассказанном Славой прежде. — Я не особо за всем этим слежу, ты же знаешь. Спасибо, что спросил своего папу. А то мой молчит. И на работе все время.
— Не за что, малыш. — Слава взял ее за руку и притянул ту к губам, оставляя на коже запястья короткий поцелуй. — Для тебя — все что угодно.
Даша улыбнулась, на миг встретившись с ним взглядами.
Глава 8
Около полутора месяцев спустя
— Заходи. — Незнакомый Даше полицейский распахнул перед ней металлическую дверь. — Сорок минут у вас.
Она молча кивнула. За последние три часа, проведенные на территории СИЗО, Даша растеряла все запасы физических и моральных сил. Тело казалось тяжелым и неподдающимся управлению, восприятие действительности, сейчас туманное и удушливое, разительно отличалось от привычно ясного и свободного.
Каждый шаг, жест или движение губ Даша совершала будто в замедленном режиме и под неподъемным давлением тонн воды. В ушах стоял гулкий шум, картинка перед глазами раз в несколько секунд расплывалась и мутнела.
Ее тошнило.
От местного пропахшего гнилью воздуха. От давящей на виски духоты.
От здешних людей.
Да, от последних Дашу тошнило особенно. Почти до нестерпимых рвотных позывов.
Руки, заметно испачканные и липкие. Противные и бесцеремонные. Мужские.
Разве ее не должна была обыскивать женщина? Должны ли ее вообще обыскивать? Даша не знала.
Поначалу она пыталась возражать и задавать вопросы, даже спорить, но в ответ получила тихую, достигнувшую лишь ее слуха угрозу полного запрета на свидания с отцом. С той минуты Даша, испугавшись возможных последствий, стала общаться с встречающимися на ее дальнейшем пути сотрудниками исключительно молчаливыми кивками или односложными репликами.
Мысленно она недоумевала, почему мать, побывавшая уже на трех свиданиях с отцом, не предупредила ее о местных порядках. Не дала инструкций или хотя бы шанса прийти в это жуткое место психологически подготовленной.
Даша, вероятно, по собственной неосведомленности, ждала совершенного иного отношения. В родном отцовском отделе полицейские всегда вели себя с ней дружелюбно и по-свойски. Она не привыкла бояться тех, что гордо именовались защитниками и охранителями.
Может быть, зря. Может быть, всю свою жизнь она неверно понимала, на кого и от чего направлена их защита.
Когда Даша наконец попала в комнату для свиданий и впервые за месяц увидела отца, тяготы последних часов забылись. Сразу остановив взгляд на родном лице, она не замечала ни ряд прозрачных перегородок, ни людей за ними.
К глазам начали подступать совершенно детские слезы, и Даша часто-часто заморгала, сопротивляясь собственной несдержанности. Отец не любил плачущих женщин.
— Папа, — выдохнула она, ступая ближе, едва не запнувшись о металлический, привинченный к полу стул.
Отец сдержанно кивнул и, взмахнув рукой, указал на лежащую на узком подобии столика телефонную трубку. Даша торопливо села.
Неосознанно осмотревшись по сторонам, она наконец отметила присутствие посторонних вокруг. Яркая радость от встречи с отцом медленно угасла.
Теперь в полной мере ощущалась и разделявшая их стеклянная преграда, и совершенно очевидное отсутствие хотя бы иллюзии частной встречи. Переведя взгляд обратно на отца, Даша осторожно подняла к уху телефонную трубку.
— Папа, привет, — произнесла она шепотом, усердно стараясь игнорировать отголоски чужих разговоров и оседающую в груди золой досаду.
— Здравствуй, дочь, — сказал он удивительно обыденным тоном.
Даша предпочла не заметить всколыхнувшуюся на глубине души
