Ирина Надеждина - Такие разные сны
– Зинаида Никитична, милая, вы же знаете, я к вам как к матери отношусь. Как на духу – нет у меня никого и не нужен мне никто! Я сейчас идеально верный муж. Я же для Карины стараюсь, для Танюшки. Мне кроме семьи ничего не нужно… Ведь вся беда в том, что когда я в психиатрии работал, у меня была любовница – моя коллега. Правда, не настолько у нас связь была прочной, чтобы семьи бросать. Тогда никто и не заподозрил ничего. Зато теперь, когда стал образцовым… – Игорь горько усмехнулся. – Наверное, это расплата за старые грехи.
– О твоих старых грехах я знала, но ничего Карине не говорила. Иногда нужно просто уметь закрывать глаза на некоторые вещи. Я видела, что к Карине и к Танюше ты относишься хорошо. Я даже с твоей любовницей знакома. Это ведь Майя была?
– Да… – он чуть рот не открыл от удивления. Вот так теща! – Ладно, Зинаида Никитична, идите к Карине, попробуйте её успокоить, а позже мне позвонить.
На улице снова шел дождь. Дорога блестела. По ветровому стеклу бегали дворники, оставляя за собой чистое пространство, которое сразу же покрывалось мелкой россыпью дождевых капель. Мокрая дорога, мокрые дома, мокрые, почти голые ветви деревьев, мокрые прохожие под мокрыми зонтами, мокрые машины, мокрое стекло… Всё мокрое… Скука смертная… Тоска, хуже зубной боли… не смотря на весь трагизм ситуации Игорь не испытывал ничего кроме тоски и почему-то скуки. Вселенской, всепоглощающей скуки. Ему стало скучно жить, казалось, что всё он уже видел и ничего нового увидеть не сможет. Он казался сам себе таким же унылым и скучным, как сегодняшний осенний дождь. Что там Толстой о семьях говорил? «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Скучно. Верно, но скучно, как этот дождь…
Глава 5
Игорь подъехал к дому, где жил Лёвка Ройтберг и только сейчас подумал, что, пожалуй, стоило сначала позвонить. Он достал из кармана телефон и набрал Лёвкин номер. Ройтберг ответил довольно быстро.
– Лёвчик, к тебе можно в гости? – спросил Игорь вместо приветствия.
– Игорь, ты что ли? – похоже было, что звонок, несмотря на скорость ответа, его разбудил.
– Я. Ты спишь?
– Задремал возле телевизора. Можно. Пока ты приедешь, я как раз проснусь.
– Лёвчик, я уже приехал. Я возле твоего подъезда.
– Тогда подожди, я дверь открою… или код набери… сорок пять семьдесят восемь.
Игорь вышел из машины, оставив сумку, и поднялся к Лёвке. В квартире царил легкий творческий беспорядок, вызванный холостяцкой жизнью хозяина в течение последнего года.
– Ты чего такой кислый? – поинтересовался Лёвка, пока Игорь снимал плащ.
– Зиновьевич, у тебя переночевать можно?
– Одному?
– Конечно одному, – Игорь даже не сразу понял, о чем он. – Лёвичк, у тебя что, баб давно не было?
– Уже с месяц. А что?
– Оно и видно. Я к тебе переночевать прошусь, а не развлечься.
– А, ну да… – Лёвка протер глаза. – У тебя случилось что-то?
– Случилось… Карюха моя бесится, – во рту у него стало почему-то горько. Должно быть, от последнего признания. – Сейчас, за сумкой схожу и машину хорошо закрою, а потом приду и расскажу, что к чему.
Пока Игорь ходил за сумкой, Лёвка окончательно проснулся и поставил чайник. Игорь бросил сумку в прихожей и прошел на кухню. Его гостеприимный хозяин представлял собой презабавное зрелище: в домашнем халате в широкую полоску, взъерошенный, с уже пробившейся на щеках щетиной и не зажженной сигаретой во рту, он что-то сосредоточенно искал в чреве открытого холодильника.
– Зиновьевич, ты что там потерял? – поинтересовался гость.
– Вспомнил, что пришел с работы и так и не поужинал. Ты есть хочешь? – он распрямился.
– Хочу, – честно признался Игорь.
– Ты картошку жарить умеешь?
– Конечно, умею. А что?
– Давай так – ты жаришь картошку, а я делаю бутерброды и завариваю чай.
– Давай, – согласился он. – Только чистить картошку будем вместе.
Пока они чистили картошку, Игорь рассказал Лёвке о своих вечерних злоключениях. Ройтберг пыхтел сигаретой и, время от времени, глубокомысленно почесывал лоб.
– Знаешь, что я тебе скажу, – вынес он свой приговор. – Говорят, что сапожник всегда босой. Так вот, ты – босой сапожник. Ты психиатр, а жена слега подвинутая. У твоей Карины с головой не в порядке.
– Всё у неё с головой в порядке, – возразил Игорь. – Может быть, я что-то упустил?
– Конечно, когда ты с Майей в ординаторской мокрой спиной к потолку прилипал, она ничего не видела, а сейчас взялась посторонних баб искать… Дура… Ты, конечно, не обижайся.
– Слушай, а что это Егор про жену Амерханова сказал, когда увидел, как меня Карина выслеживает?
– А! Там чуть-чуть другая песня была. Все знали. Димыч время от времени с ней, с первой женой, разбегался. Она скандал устраивала и уходила. А потом начинала приходить и проситься. Неделями могла ему проходу не давать. Везде ловила – дома, в офисе. И до тех пор, пока ему не надоест и назад не пустит. Твоя же Карюха от ревности шизеет.
– Она подружек наслушается, вот и несет потом чепуху, – тяжело вздохнул Игорь.
– И подружки дуры. Кого я у вас видел на Пасху? Розу, Галку или Муру?
– Не Муру, а Мару. Всех троих видел. Мара непонятного цвета, Галка рыженькая, а Роза, как ты тогда выразился, чукча.
– Ну, Мара хоть тихо сидела. А Роза… – Лёвка поморщился. – Я не припомню, ты говорил, кто она… Как это? И имя у неё странное, а отчество хуже некуда…
– Розиет Ериджибовна. То ли мордвинка, то ли казашка.
– А, всё равно, дикие люди! – Лёвка отправил в миску очередную картофелину.
– Лёвчик, а картошки не хватит?
– Ну… если ты считаешь… – он снова почесал лоб. – Никогда не забуду, как мне эта страшилка выпалила ни с того, ни с сего, что все врачи гулящие. Я ещё тогда хотел спросить, зачем вы с Кариной ударились в такую благотворительность и пригласили в гости одну из твоих больных. Вернее, всех, но та, рыжая, потише, Мара вовсе молчала, только смотрела дико. А это чудовище!
– Да ну их! У меня не о них сейчас голова болит. Соль у тебя где?
– Вон, в шкафчике. У тебя голова не о них болит, а из-за них, – Лёвка внимательно смотрел, как Игорь режет картошку. – Игорь, и почему ты стал психиатром? Пальцы у тебя хорошие. Тебе бы хирургом быть или травматологом. Ну, в конце концов, музыкантом.
– Зиновьевич, у тебя мысли идут исключительно окольными путями, – как ни скверно было у него на душе, он улыбнулся. – То о бабах, то на пальцы перешел.
– Да так, к слову пришлось. А, правда, почему ты стал психиатром?
– Хочешь душещипательную историю?
– Ну, валяй. Ты сегодня, кажется, только такие истории и рассказываешь. У меня как раз и настроение сантиментальное.
