Развод. Ты меня предал (СИ) - Арская Арина
— И ты за этого буку замуж вышла, — Ия со смехом бежит в воду, поднимая веер брызг.
Матвей уводит меня в лес.
— Она хорошая, — говорю я. — Громкая, конечно.
— И наглая, — недовольно цыкает.
— Но без дурных помыслов.
***
Выныриваю из воспоминаний. Сижу среди разбросанных учебников, и слышу надтреснутый шепот Лили, которая стоит у окна:
— Уехал.
— Хочешь какао? — мертвым голосом спрашиваю я.
— Нет.
— Я его все равно приготовлю, — встаю, сжимая переносицу. — Ты его любишь.
Молчит, и я выхожу из комнаты. На несколько минут приваливаюсь к стене и спускаюсь на первый этаж. Мне надо себя чем-то занять, чтобы отвлечься, а то мне кажется, что любой мой выдох может окончиться смертью.
Какао выходит у меня лишь с третьей попытки. Испортила два пакета молока и три упаковки какао-порошка.
Разливаю ароматный шоколадно-молочный напиток по кружками, и на кухню входит Лиля. Лица не видно из-за капюшона.
— Я звонила папе.
Отставляю ковшик с остатками какао на деревянную доску.
— И он не отвечает… мам… — всхлипывает, — а вдруг что-то случилось?
Глава 9. Главное - пережить эту ночь
— Бери этот, — Ия указывает пальчиком на оранжевый купальник.
— Не слишком ли вызывающе?
— В этом и смысл, — выхватывает из моих рук яркое бикини и плывет к стойке, — мы берем этот.
— И белый тоже берем! — семеню за Ией.
Консультантка с милой вежливой улыбкой аккуратно заворачивает купальники в тонкую бумагу, и я украдкой шепчу Ие на ухо:
— У меня планы на этот отпуск.
— Какие? — разворачивается ко мне.
— Я готова ко второму…
Ия непонимающе вскидывает бровь:
— Речь о смелых экспериментах? Вы решили с Матвеем…
— Нет! — охаю я и краснею. — Малыша хочу! Ия! Ты чего!
Она приподнимает бровь выше:
— Малыша?
Блин, наверное, не стоило ей говорить, ведь она уже не первый год по врачам бегает, но если не с ней поделиться своим волнением, то с кем тогда?
— Наконец-то! — ее лицо озаряется улыбкой, и она притягивает меня к себе, чтобы обнять. — Долго же ты готовилась, Ада. Ты уже как минимум с тремя должна была быть.
А мы хотели с Матвеем встать на ноги. Я — профессионально подняться, он — расширить фирму. И только вот на днях мы с ним сели и поговорили, что мы опять готовы нырнуть в пеленки, крики и бессонные ночи. Вместе, как это было с Лилей.
— Я так счастлива за вас, — Ия вглядывается в мои глаза. — И как же я опять хочу увидеть Матвея всклокоченным, сонным и с орущим дитем на руках.
— Я тоже, — смеюсь я.
***
— Мам, — Лиля трет нос. — Или он к ней поехал?
— Садись, — придвигаю кружку с какао к краю стола.
Лиля втягивает голову в плечи, и садится за стол.
— Мам, что теперь будет с нами?
***
— Как не едет? — охает Ия.
— Вот так, — делаю глоток чая. — Сделку должен закрыть. Пастухов затопал ножками.
— Да пусть он идет в пешее эротическое, — кривится.
— Это не тот человек, которого можно послать в пешее эротическое, Ия, — вздыхаю я. — Он сам кого угодно пошлет, а потом сверху добавит. Честное слово, лучше бы Матвей мелким нотариусом был и просто печати ставил. Сейчас он…
— Серьезный человек, — Ия подпирает лицо кулаком, — с хорошими связями.
— Ага, и скоро он от этих хороших связей поседеет или полысеет.
— Ты его и лысым будешь любить.
— Куда я денусь, — отставляю чашку.
— Будешь ему его лысину смазывать, что красиво блестела и ослепляла всех вокруг.
Я смеюсь, ведь это очень похоже на правду. Буду за Матвеем бегать с баночкой крема, а он яростно отбиваться. Потом он сдастся, потому что я буду очень упрямой.
— Может, нам остаться? Потом все вместе полетим? — задумчиво провожу пальцем по краю чашки.
— Когда? У тебя учебный год там начнется, — Ия хмурится. — Да и Лиля уже настроилась.
— А давай с нами, а? — тихо предлагаю я. — Будет весело.
— Не могу, — слабо улыбается, — кто меня отпустит? Я только на новую работу устроилась.
***
— Мам, — шепчет Лиля, сжимая телефон в руке. — Он так и не отвечает.
Жгучее желание отобрать у Лили смартфон и разбить его о стену. После накричать и выместить на ней свою злость и отчаяние.
— Прекрати ему звонить, — едва слышно отзываюсь я и медленно выдыхаю. — Если не отвечает, — горько усмехаюсь, — то, вероятно, очень занят.
Как тяжело быть матерью в момент, когда вся жизнь осыпалась острыми осколками и не на кого больше опереться. Впервые осознаю свою слабость, как женщины.
— А если…
— Что если? — поднимаю взгляд.
Нам главное — пережить эту ночь в здравом уме.
— А если авария? — сипит Лиля. — Мам… Он же ушел не в себе.
— И что мы можем сделать, если авария? — тихо спрашиваю я.
— Я не знаю…
— Поэтому, — стараюсь говорить спокойно, — мы сейчас выпьем какао, Лиля, посмотрим какую-нибудь тупую комедию и ляжем спать. Больше у меня вариантов нет.
— А если… он… у этой шлюхи? — голос Лили дрожит.
Я вижу по ее глазам, что она бы предпочла аварию для Матвея. Да и я, наверное, тоже.
— План тот же. Какао, комедия и спать, — терпеливо отзываюсь я, а сама хочу визжать, бить посуду и рыдать.
Рыдать до того момента, пока я не отключусь на полу кухни.
— Мам… — Лиля откладывает телефон и обхватывает кружку ладонями. Молчит минуту. По щеке к подбородку катится слеза, а затем падает в какао. Поднимает глаза. — Это я виновата.
— Что ты такое говоришь?
Во мне просыпается злоба. Я теперь сама готова толкнуть машину Матвея с обрыва за то, что Лиля чувствует себя виноватой.
— Я тебе кое-что не сказала, мам.
Глава 10. Он не мог так поступить
— Что ты не сказала?
— Перед отъездом на отдых… — Лиля шмыгает и опускает взгляд, — я позвонила тете Ие… и попросила, чтобы она папу…
Плечи трясутся, накрывает лицо руками и воет:
— Чтобы она папу проведала-ааа-ааааа. Он же когда работает, обо всем забывает… Даже поесть… Маааам… а эта крыса сказала, что позаботится о папе… маам…
Обегаю стол, обнимаю ее и прижимаю к себе:
— Нет твоей вины во всем этом. Нет.
— Это случилось, когда мы были с тобой на отдыхе, ведь так? — ее трясет в истерике. — Мы когда прилетели, папа странно себя вел… Это я виновата… я… я не должна была… Я сама его скормила… И я многое ей рассказывала, а она говорила… что она мне почти мама…
Разорвать гадину на куски и скормить бездомным псам. Мне бы сейчас бегать по дому взбешенный истеричкой, крушить все вокруг, но я тогда проиграю. Моя дочь должна найти сейчас во мне защиту, а не обиженную женщину, которая теряет себя из-за предательства двух близких людей.
— Нет, нет и нет, — обхватываю ее лицо руками и поднимаю его на себя. — Ты не виновата, Лиля.
— Я так ненавижу ее, мам, — дыхание неровное и прерывистое. — Так сильно, мам. Только ее… но не папу… хочу, но не могу, мам…
И опять ревет. Мне бы взять ее на руки и покачать с колыбельной, как я это делала, когда она была маленькой и мучилась от коликов.
Сажусь у ее ног и заглядываю в лицо:
— Лиля, милая, — слабо улыбаюсь. — Такое случается. Я не знаю, как объяснить тебе мотивацию мужчин, когда они так поступают, но… я могу предположить, что папа больше не находил во мне того, что ему было нужно…
— Секса, да? — Лиля презрительно фыркает.
— Возможно. А, может, чего-то другого.
— Она его соблазнила, — шипит с ненавистью Лиля. — Гадина такая…
— Может и так, но решение перейти грань он сам принял. Почему? Потому, что я стала для него неважна.
— И я.
— Все намного сложнее, Лиля.
Моя темная сторона души требует, чтобы я сейчас вылила на Матвея кучу дерьма, но разве это поможет моей дочери пережить кризис и его предательство? Культивировать в душе девочки ненависть к отцу из-за собственной злости и обиды — неправильно. Я полна отчаяния, гнева, но любое мое неосторожное слово может отравить мою дочь.
