Мать-и-мачеха (СИ) - Елена Валерьевна Соловьева
― Все так думают. Наверное, поэтому у меня мало друзей… Чаще всего меня считают слабой и пытаются использовать. Чтобы подобраться к моему отцу или получить какой-нибудь подарок. Но, несмотря на плохое зрение, я хорошо вижу людей. Чувствую их. Ты и твоя мама… Вы светлые.
― Светлые?.. ― переспросила Паша.
Глаша рассмеялась.
― Ну да.
― Да мы просто рыжие, ― дурашливо отмахнулась Павла.
― Я не об этом, ― добавила Глаша, посерьезнев. ― Вас обеих я вижу как большие размытые пятна. Но от вас словно идет тепло, внутренний свет. — Она ненадолго замолчала, прислушиваясь к дыханию собеседницы, пытаясь по нему определить настроение и даже прочитать мысли. Порой ей это удавалось. ― Думаешь, я придурочная?
― Нет, ― рьяно возразила Павла. ― Ты просто очень чувствительная.
― Папа тоже так говорит, ― согласилась Глаша. ― Это он предложил мне заниматься музыкой. Предложил скрипку. Но я выбрала фортепьяно. Во-первых, потому что белые и выступающие черные клавиши различить проще. А во вторых… Мне просто нравятся эти звуки. Через музыку мне проще выразить себя.
Под окнами раздался заливистый лай.
Павла тотчас узнала голосок Кренделя. Кажется, малыш пролез под забором и отыскал вою маленькую хозяйку.
― Эй, малыш! ― выкрикнула Павла, растворив окно. ― Тебе нельзя здесь быть. Иди обратно. Крендель, место!
Щенок и не подумал уходить. Вместо этого он снова тявкнул и закружился на полянке, пытаясь догнать собственный хвост.
― У тебя есть собака? ― заинтересовалась Глаша. Она тоже подошла к окну. Но, увы, с высоты второго этажа не могла различить даже очертаний песика.
― Да, его зовут Крендель, ― гордо заявила Павла. ― Хочешь погладить?
Глаша согласно закивала, и девочки, взявшись за руки, побежали на улицу. Тихонько прокрались мимо гостиной, в которой беседовали Марья и Семен Петрович. Дождались, пока Александра и одна из горничных уйдут их холла, и выскочили за дверь.
Крендель бросился к ним. Важно обнюхал Глашу и, приняв за свою, подставил мохнатый бок.
― Какой ты мягкий и пушистый, ― похвалила девочка, почесывая его за ушами. ― Итакой теплый.
Крендель, довольный похвалой, снова затявкал.
― Тише, малыш! ― шикнула на него Павла. ― Тебе нельзя здесь быть. Если услышат, прогонят.
Дверь особняка широко открылась, на порог вышел Семен Петрович. В руках он держал телефонную трубку.
― Вот вы где, озорницы! ― Дед шутливо погрозил пальцем. ― А этот рыжеватый нахал откуда? Не помню, чтобы его приглашал.
― Это не нахал, дед, это Крендель, ― вступилась Глаша, прижимая к себе щенка. Сегодня был чудесный день, у нее появилось сразу двое новых друзей.
― Простите, ― смутилась Павла. ― Это мой. Сейчас я снова отведу его за ворота.
― Да уж пусть остается, ― махнул рукой дед. Впервые за долгое время он видел внучку такой счастливой. Она буквально светилась от радости. ― Только присматривайте за ним, садовникам не понравится, если щенок изгадит ухоженные клумбы. Глаша, а ты возьми трубочку, папа звонит. У него для тебя есть сюрприз!
― Ура! ― радостная, она, все еще прижимая к себе Кренделя, побежала к деду. Взяла у него телефон и приложила к уху: ― Алло, пап!
Павле ничего не оставалось, как последовать за подружкой. И стать невольной свидетельницей чужого разговора. Судя по всему, отец Глаши собирался приехать раньше обещанного. Уже завтра! Он обещал дочери много подарков, но та, как показалось Паше, радуется больше отцу. Она бы тоже не отказалась, чтобы ее папа вернулся. Хоть на денек. Можно даже без подарков.
― Нет, пап!.. ― вдруг воскликнула Глаша. Лицо ее нахмурилось, густые бровки сошлись над переносицей. ― Это не отличный подарок. Это ужасная, просто идиотская затея!
Отец что-то сказал ей в ответ. Видно, попытался переубедить.
― Ты меня просто не любишь! ― выкрикнула Глаша, чуть не плача. ― Иначе не поступил бы так. Лучше вообще не приезжай, чем…
Она всхлипнула. Передала песика Павле, а после отключила телефон и швырнула в сторону, как будто он превратился в ядовитую змею. Еще и ногой с досады топнула, даже не пытаясь скрыть разочарования и обиды.
Глава 8
― Что такое, внученька?.. ― Семен Петрович тронул Глашу за плечо.
― Он едет с этой дурой, Пэтси!.. ― досадливо бросила девочка. Шмыгнула носом и, уперев руки в бока, похлопала ресницами. ― Здравствуй, деточка, я вся такая самая красивая и умная, Патрисия Мун. Собака она сутулая. Вот кто!
― Деточка… ― охнул дед и недовольно покачал головой. ― Нельзя называть так невесту своего отца. Это неприлично. Ты же хорошая девочка, Глафира.
Паша смотрела молча, переводя взгляд с деда на внучку. Крендель на ее руках беззлобно тявкнул, привлекая к себе внимание.
― Прости, малыш, ― попросила Глаша, коснувшись мохнатой спины щенка. ― Не следовало называть Пэтси собакой. Она этого не заслуживает. Эта… ― Она покосилась на деда, но не рискнула наградить невесту отца новым нелестным эпитетом. ― Пэтси гораздо, гораздо хуже. Не хочу ее видеть. Не хочу, чтобы она приезжала. Тем более не хочу, чтобы отец на ней женился. Он просто не видит, какая она.
От расстройства девочка разрыдалась. Дед прижал ее к себе и погладил по вздрагивающим плечам.
― Ну-ну, внученька, будет… Я знаю, что ты очень любишь отца и хотела бы, чтобы он принадлежал только тебе. Но он взрослый человек, мужчина. Он сделал свой выбор. Тебе придется принять его. Будет лучше, если ты смиришься с этим и не станешь мешать.
Марья вышла на крыльцо вслед за Семёном Петровичем и невольно услышала последние слова. Остановилась, чувствуя себя лишней. Как будто нарочно подслушала чужой разговор, хотя совсем не стремилась к этому. А теперь не знала, уйти или остаться. И то, и другое выглядело одинаково нелепо. Дочь отправила ей понимающий взгляд. Павла тоже
