Друг по переписке (ЛП) - Джей Ти Джессинжер
— С тобой все хорошо?
Я оглядываюсь и вижу, что он стоит в дверях кухни, глядя на меня с выражением, которое могло бы быть беспокойством. Или тревогой.
— Честно? Со мной, наверное, никогда не было так нехорошо, как сейчас, — я хмурюсь. — Это было двойное отрицание?
— Не имеет значения. Я понял. Ты не в норме, — произносит Эйдан.
Если он хоть в чем-то похож на большинство мужчин, которых я знаю, он скорее отгрызет себе руку, чем захочет услышать подробности, поэтому я меняю тему.
— Мне станет лучше, если ты скажешь, что можешь починить мою крышу.
— Я могу починить твою крышу.
— Ой. Правда?
Выражение лица Эйдана становится кислым. Я снова оскорбила его мужское достоинство.
— Прости. Просто в последнее время у меня не было никаких хороших новостей, так что я счастлива это слышать.
Он изучает выражение моего лица.
— Ты не выглядишь счастливой.
— Я не счастлива. Это была фигура речи.
Мы молча смотрим друг на друга, пока он не говорит:
— Ты будешь менее счастлива, когда я скажу тебе, сколько это будет стоить.
— Мне присесть?
— Не знаю. Ты склонна к обморокам?
Я поднимаю брови.
— Я бы спросила, не шутишь ли ты, но я почти уверена, что юмор — не твой конек.
— Ты меня не знаешь. Я могу быть весельчаком.
Мы пристально смотрим друг на друга. Ни один из нас не улыбается. Татуировка-череп на его шее выглядит так, как будто ухмыляется мне.
Я спрашиваю:
— Так ты весельчак?
Он отвечает сразу же:
— Нет.
Я ничего не могу с собой поделать: я смеюсь.
— Отлично. В общем, я не счастливая, а ты не веселый. Дело пойдет очень хорошо.
— За исключением того, что я только что заставил тебя рассмеяться, так что, может быть, я все-таки веселый, а ты все-таки счастлива.
Я могу только пялиться на Эйдана, и он говорит:
— Во всяком случае, на какую-то секунду ты была счастлива.
Разве это не странно? Я не могу сказать, странно это или нет. Чувствуя себя неловко и застенчиво, я прочищаю горло.
— Хорошо. Спасибо за это.
— Нет проблем. Итак, за все про все десять тысяч.
Поворот такой резкий, что моему бедному мозгу требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит о сумме, которую возьмет за ремонт крыши.
— Десять… тысяч?
— Да.
— Долларов?
— Нет, ракушек. Конечно, долларов.
Я корчу рожу.
— И ты утверждаешь, что ты не весельчак.
— Я составлю смету.
Не говоря больше ни слова, Эйдан разворачивается и выходит из дома.
Я понятия не имею, ушел Эйдан и отправит мне смету по почте или что-то еще, но он сразу же, без стука в дверь, возвращается и садится за мой кухонный стол с блокнотом. И начинает что-то в нем черкать.
Эйдан такой большой, что из-за него стол и стулья выглядят так, словно им место в детском саду.
И вот он вырывает листок бумаги из блокнота и протягивает его мне, и я беру его и просматриваю.
— Работа стоит восемь тысяч, а материалы — всего две?
Эйдан откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.
— Если хочешь, я привезу все материалы, и ты сможешь сделать ремонт сама.
Умник.
— Чего я хочу, так это справедливой цены.
— Это справедливая цена.
— Как твой труд может стоить так дорого?
— Ты — эксперт в ценообразовании на строительные услуги?
— Нет, но я эксперт по выявлению махинаций, — я поворачиваю запястье, надрывая листок. — И это чушь собачья.
Эйдан смотрит на мое обручальное кольцо.
— Спроси своего мужа, если мне не веришь. Это справедливая цена.
Волна жара поднимается по моей шее. Сердце начинает бешено колотиться в груди. Выдержав его пристальный взгляд, я сухо говорю:
— Я вполне способна сама сделать выводы.
Глаза Эйдана сужаются. Но не так, будто он злится, а так, будто он пытается понять меня.
Затем на кухне мигает свет, напоминая о том, что это грубое чудовище — единственный человек, который перезвонил мне, не считая Эдди, любящего травку хиппи, так что, возможно, мне пока не стоит выгонять его со своей кухни.
Я пододвигаю стул и сажусь напротив.
— У меня нет десяти тысяч долларов.
Эйдан ничего не говорит. Он просто смотрит на меня.
О, как бы мне хотелось схватить этот листок и изрезать острым краем бумаги его руки!
Не то чтобы вы смогли бы различить порезы на фоне всех этих татуировок, но все же. Это было бы приятно.
— Я не лгу вам, мистер Лирайт. У меня нет десяти тысяч долларов.
— Я Эйдан. И как ты живешь в доме такого размера, если у тебя совсем нет денег?
— Это очень личный вопрос, на который я не собираюсь отвечать. И я не говорила, что у меня нет денег. Я сказала, что у меня нет десяти тысяч долларов.
Эйдан наклоняется, кладет свои большие татуированные руки на стол и сплетает пальцы вместе.
— Значит, мы ведем переговоры.
Его напор внушителен, но я не хочу, чтобы он думал, что пугает меня. Я выпрямляюсь в кресле и вздергиваю подбородок.
— Ты так говоришь, как будто переговоры — твое любимое занятие.
— Да.
— Хм. А я бы предположила, что это охмурение потенциальных клиентов с помощью ослепительного чувства юмора.
— Нет. Это мое второе любимое занятие.
Мы снова смотрим друг на друга. И снова ни один из нас не улыбается.
Наконец, я говорю:
— Четыре тысячи.
Его фырканье показывает, что он думает о моей начальной ставке.
— Это двойная стоимость материалов.
— Я помню школьную математику, спасибо. Десять тысяч.
— Я думала, мы ведем переговоры.
— Мы ведем.
— Тогда ты не можешь просто продолжать повторять одно и то же число.
— Кто сказал?
— Я!
— К счастью для меня, ты не та, у кого здесь есть преимущество.
Я возмущенно пялюсь на Эйдана с открытым ртом. Затем происходит странная вещь: Эйдан улыбается.
— Я просто хотел посмотреть, что ты сделаешь, когда я это скажу.
Я бы хотела переехать его своей машиной. Я твердо говорю:
— Сорок пять сотен.
— Девяносто девять — девяносто девять.
— Ты, должно быть, шутишь.
— Мы уже установили, что у меня нет чувства юмора.
— Если ты собираешься снижать цену на один доллар каждый раз, когда я предлагаю свою цену, мы останемся здесь до следующего года.
Его взгляд ровен, а голос холоден.
— У тебя есть другой дом, Кайла?
Он что, издевается надо мной? Что происходит?
Очередной раскат грома заставляет кухонные окна дрожать в рамах. Дождь начинает лить сильнее, барабаня по крыше. Капли, падающие в ведра на полу, набирают скорость, маленькие кап-кап-кап, которые, кажется,