Измена. Право на обман (СИ) - Арская Арина
— Вот мне бы такого мужика, — мрачно отзывается Даша, вешая бархатный короткий пиджак благородного цвета бордо на плечики. — Вот бы мне кто помог дело открыть. Мой вон штаны протирает за своими танчиками, — хмурится и забирает у Инги парогенератор, — я уже думаю, бабу бы лучше на стороне нашел, а то сидит за компьютером, как сыч.
— Бабу? — удивленно переспрашиваю я. — Серьезно?
— А что? — Даша пожимает плечами. — Любовницы мужиков в тонусе держат.
Катя хмурится и несогласно поджимает губы.
— Они же вину чувствуют, когда налево бегают, — продолжает Даша и ведет плоской насадкой парогенератора по рукаву пиджака. — Вот перед женой стараются всячески загладить вину… — отходит, разглядывает пиджак. — Себе, что ли, такой взять?
— А если решит уйти к любовнице? — осторожно интересуюсь я.
— Да пусть катится, — Даша со смехом оглядывается. — Уж лучше так, чем то, как он сейчас живет. Без слез не взглянешь и ведь никак его не растормошить.
— А дети?
— А он сейчас много детьми интересуется? — хмыкает Даша. — Я же говорю, как уткнется в свой монитор и все. Старшая недавно эксперимент провела, села рядом и давай ему рассказывать, что забеременела и надо бы ей на аборт. И что?
— Что? — я медленно моргаю.
— В ответ угу, ага, ладно, доча, ты большая молодец, — Даша закатывает глаза. — А потом я у него спрашиваю, о чем с Лёлькой поговорили? А он знаешь что?
— Что? — мне тошно от осознания того, что отцу может быть настолько все равно на родную дочь.
— А он отвечает, что Лёлька ему про школу рассказывала да про пятерки, — Даша кривится, а в глазах застыла черная обида на мужа.
— Так разведитесь, — с ужасом шепчет Катя.
— Жалко его, — Даша возвращается к пиджаку. — Совсем пропадет мужик. Они же дурные.
— Что-то у меня желания выходить замуж резко поубавилось, — Катя медленно моргает и ежится.
— А они же не сразу такие, — Даша проходит парогенератором по полам пиджака. — мой был очень амбициозным молодым человеком. Такие планы строил… Эх, какой пиджачок.
Меня накрывает желание разрыдаться от обиды и сожаления, поэтому я торопливо выхожу в коридор и приваливаюсь к стене. Делаю медленный вдох и выдох. Затем петляю среди лабиринта складских помещений и ныряю в уборную. Это несправедливо, что я не могу позволить себе расслабиться и поплакать.
— Ева, — за мной в уборную заходит Катя и неловко улыбается. — Мне надо тебе кое-что сказать.
— Говори, — подставляю дрожащие руки под холодный напор воды.
— Я долго думала, стоит ли тебе говорить об этом, но… — она хмурится и опускает взгляд, — но решила, что если не скажу, то не смогу больше с тобой работать. Возможно, я лезу не в свое дело и… мне бы лучше смолчать…
— Говори, — сжимаю кулаки под холодным напором воды.
— Я кажется, видела твоего мужа с другой, — она поднимает испуганный взгляд, — но не уверена… Это было пару недель назад…
— Так, — выключаю воду и вырываю несколько салфеток из жестяного ящика на стене, — где?
— Может я ошиблась…
— Вдох-выдох, Катя, и говори, — вытираю руки, спокойно взирая на Катю через отражение в зеркале.
— Ой как мне не нравится это взгляд, — жалобно попискивает она.
— Где?
— В отеле, — она обнимает себя за плечи. — У меня свиданка с иностранцем была… Так, ничего серьезного…
— Не отвлекайся, — мну салфетку в пальцах.
— Мы заходили, а муж твой, если это, конечно, был он, с какой-то девкой выходил…
— Так, — кидаю салфетку в урну под раковиной. — В каком отеле это было?
— Миркос, на Моховой, — Катя опускает взгляд и вздыхает.
— Как свиданка прошла-то? — поправляю ворот на рубашке, подавив в себе желание сорваться на дикий и отчаянный крик.
— Что? — Катя поднимает удивленный взгляд.
— Свиданка как прошла? — я ласково улыбаюсь. — Мужик при деньгах. Отель дорогой.
— Чую, что твой муж в полной жопе, Ева…
— Почему ты так считаешь? — я вскидываю бровь.
— Потому что я знаю этот взгляд и он не обещает ничего хорошего.
И я смеюсь, потому что Катя смотрит на меня со смесью страха и восхищения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Вот ты бы на свиданке, как я не опростоволосилась, как я, — Катя неожиданно шмыгает.
— Что у тебя случилось?
— Он оказался извращенцем, — Катя понижает голос и ее щеки заливает румянец стыда. — Мазохистом. С виду приличный мужик, а любит, когда его привязывают и бьют.
— Так, — с коротким смешком отвечаю я.
— Я его к кровати привязала…
— Ага?
— И сбежала, — прячет лицо в руках.
— А что не так-то? — я едва сдерживаю смех. — Я думаю, что ты поступила верно.
— Только я перед этим расплакалась, — бубнит Катя в ладони. — Понимаешь? Я не ушла, как королева, а разрыдалась перед голым привязанным мужиком и с визгами убежала.
Подхожу к Кате, обнимаю ее и шепчу:
— А почему расплакалась?
— Не знаю, — жалобно всхлипывает в шею. — Мне с мужиками прям не везет, а теперь я еще думаю, что он женатик был.
В кармане коротко вибрирует телефон. Катя отстраняется и смахивает слезы:
— Прости.
Лезу в карман, и минуту пялюсь на фотографию, которую прислала мне мама. На снимке Саша шагает по дорожке в парке среди аккуратно стриженных кустов, а на его плечах сидит Дениска и на что-то показывает рукой. Очень трогательная и солнечная фотография, но в сердце расцветает на умиление, а боль.
— И что вас ждет? — едва слышно спрашивает Катя. — Развод?
Глава 9. Решительность обманутой жены
— До мурашек, — моргает Лидия Ивановна после того, как я выключаю запись с криком Саши и моими всхлипами.
Я заглянула к юристу по бракоразводным делам и семейному праву. Любопытной Кате, которая поинтересовалась вопросом, ожидает ли нас с Сашей развод, я ответила, что пусть идет работать.
— Но вы не похожи на ту, которую избивает муж, — Лидия Ивановна щурится и опускает очки на кончик носа.
— Это дело поправимое, — прячу телефон в карман. — Я смогу сыграть забитую и запуганную мужем-тираном женщину.
— Допустим, — Лидия Ивановна откидывается на спинку кресла. — А какую цель преследуем?
— Я не уверена, что мой муж согласится на полюбовный развод, — слабо улыбаюсь. — Их же переклинивает в такие моменты…
— Да, большинство мужиков с катушек съезжает, — соглашается Лидия Ивановна.
— У нас есть сын. Меня не интересует деньги или имущество, — нервно постукиваю пальцами по подлокотнику пальцами, — но сын должен остаться со мной, если моему мужу взбредет шальная мысль его у меня отобрать.
— Знаете, я… мягко скажем, обескуражена, — Лидия Ивановна медленно моргает. — Вы хотите обвинить супруга в насилии?..
Если честно, у меня нет конкретного плана действий. Первое: я хочу наказать мужа, второе: у него не должно быть возможности отнять у меня Дениску. Я пойду на что угодно, лишь бы мой сын остался со мной.
— Только в случае его упрямства. Подобные записи могут быть доказательством в суде его неадекватности и того, что его надо лишить родительских прав?
— Он пьет? Употребляет наркотические вещества?
— Нет, но…
— Притормозите, милочка, — охает Лидия Ивановна, вглядываясь в мои глаза. — Вы можете себя подвести под суд. Вы, что, готовы в суп мужу мешать наркотики?
— Я этого не говорила, — я не отвожу взгляд.
— Да по вашим глазам все видно, — поддается в мою сторону. — Лишить человека родительских прав тяжело. В первую очередь должна быть угроза для ребенка, но насилие к матери или члену семьи тоже могут быть основанием, однако одних только записей маловато. Вы понимаете?
— Что требуется еще?
— Свидетели, как минимум. А еще заявления в полицию, например. Вызовы при факте насилия, снятие побоев… Не вздумайте!
— Что? — я слабо улыбаюсь, а сама подумываю с лестницы упасть и приложится лицом о стену.
— Господи, — Лидия Ивановна встает, оправляет юбку и шагает к двери, которую запирает на ключ.