Трио для миллиардера (СИ) - Кора Бек
Хотя, если честно, Эльдар не боялся остаться голодным. На Востоке, вообще, с малых лет детей приучают к сдержанному отношению к пище. Просто Эльдару очень нравилось, когда Марта, чуть наклонившись вперёд, кормила его с ложечки, а он, пока она отвлекалась на то, чтоб зачерпнуть бульон из чашки, мог беспрепятственно любоваться её грудью, которая просматривалась в остром вырезе медицинского костюма.
Но эта женщина — подтянутая, в затемнённых очках, с короткой стрижкой (а Сафаров не выносил, когда женщины стригли коротко волосы, уподобляясь внешне мужчинам), сухая и неулыбчивая, вызвала в нём чувство протеста.
Такой фрау не хотелось высказывать ни жалоб, ни тем более каких-то пожеланий, и даже просто открывать рот не хотелось. Хотя, пожалуй, это всё же придётся потом сделать, чтоб узнать, где его телефон, и заодно спросить, кто его доставил в больницу, чтобы при случае поблагодарить своего спасителя.
А сейчас Сафаров молча покачал головой. Ему было так хорошо до прихода фрау Вебер! Но она зачем-то нарушила его покой. Понятно, что медсестра выполняет свою работу. Но, может, если он будет молчать, она быстрее уйдёт? Отметилась, и — до свидания! Надо будет попозже связаться с Олегом, начальником его службы безопасности, чтобы тот перевёл его в какую-нибудь другую клинику. Во Франкфурте разных больниц хватает.
Сафаров сам не мог себе объяснить, почему эта женщина так его раздражает? Может, тем, что она чем-то напоминает ему Марту? Но в любом случае о чём ему с ней говорить, если для него, кроме Марты, ничто не имеет значения? Однако этой немочке, которая родилась и выросла в благополучной Германии, где люди ещё более замкнутые, сдержанные, чем его соотечественники, всё равно его никогда не понять.
Да, это не Анна Керн, о которой Пушкин когда-то написал: “Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты Как мимолётное виденье Как гений чистой красоты”. Конечно, эта немочка, может быть, и недурна собой, даже неглупа. Лицо миловидное, но глаз за тёмными линзами очков не видно. И всё равно медсестре из немецкой клиники до его Марты, как до луны.
Фрау Вебер попыталась задать ему ещё несколько вопросов, но Сафаров сделал вид, будто плохо понимает по-немецки, и она от него, наконец, отстала. А он опять остался наедине со своими воспоминаниями. Ведь это единственное, что у него есть от Марты.
Забыть нельзя помнить
Из палаты, где лежал Сафаров, я выскочила злая, как мегера. Ну ещё бы мне не злиться, когда бывший муж и отец моих детей внаглую меня игнорирует! И не только. Конечно, я допускаю, что в тёмных очках, да ещё с моей нынешней короткой стрижкой, другим цветом волос Эльдар меня не узнал, но впечатление такое, будто я его раньше не знала, либо знала плохо. Потому что поведение Сафарова просто не лезет ни в какие ворота!
Я пришла сообщить, что завтра утром ему нужно сдать анализы, а послезавтра, если всё будет нормально, врач под общим наркозом проведёт операцию. Если честно, я бы вообще в его палату лишний раз и не входила, но доктор Вольф попросил меня заранее подготовить пациента к тому, что ему будут делать операцию. Ничего личного, рабочие моменты.
Но Сафаров, а я сегодня заходила к нему уже в третий раз (правда, в первый раз это было, когда он спал), разговаривал со мной с таким видом, будто делал мне великое одолжение. Да, я говорила с ним по-немецки, но как и со всеми пациентами нашей клиники. В общем, ничего экстраординарного в моём посещении не было.
Разумеется, больных иностранцев медики навещают с переводчиком. Однако в случае с моим бывшим переводчик точно не требовался, ведь начальник его службы безопасности, когда приезжал узнать про здоровье своего босса, сообщил, что у Сафарова уровень знания немецкого языка B2, то есть, можно сказать, выше среднего.
Вот только этот Олег, по-моему, забыл предупредить шефа, что он проболтался по поводу его немецкого. А Сафаров, стоило мне войти к нему в палату и открыть рот, повернулся к стене, процедив сквозь зубы, что он не понимает, что я ему говорю и, вообще, хочет спать.
Я от столь беспардонного поведения чуть было не перешла на русский язык, потому что моего немецкого было недостаточно, чтоб выразить всё моё возмущение. Но не выполнить указание доктора я тоже не могла. Пришлось мне собрать всю свою волю в кулак и чётким голосом объяснить, что пациент, конечно, может не слушать, что я ему говорю, но операция — вещь серьёзная, и если завтра что-то пойдёт не так, я ответственности не несу.
После того, как я несколько раз подряд повторила ключевое слово “операция”, Сафаров, наконец-то, соизволил повернуться ко мне передом, а к стене, пардон, задом. Правда, к тому моменту меня — сдержанного, даже суховатого от природы человека, который, оказавшись в обществе себе подобных, стал вести себя ещё более… м-мм спокойно, чуть не трясло.
А Сафаров почти на чистом немецком мне заявляет, что он дал задание своему начальнику службы безопасности подыскать ему другую клинику, поскольку наша его, видишь ли, не совсем устраивает! У меня потемнело в глазах. Потому что, если Эльдар Амирович покинет нашу клинику, крайней в этой истории останусь я. А больше некому.
В руководстве у нас сидят не дураки, и начальство придёт к совершенно нежелательному для меня выводу, что пациента что-то не устроило по вине медсестры. Ведь доктор Вольф был здесь всего пару раз. Между тем руководитель любого предприятия в Германии больше всего переживает за его репутацию. Я бы сказала, что в Европе репутация — это вообще всё.
Короче, ситуация патовая. Я-то рассчитывала, что после получения диплома меня оставят в этой клинике работать. Здесь нормальный коллектив, адекватное руководство, но главное — больница находится недалеко от моего дома. Думаю, на социальное жильё от государства я смогу рассчитывать ещё достаточно долго, так что смены квартиры не предвидится.
К тому же моим детям на следующий год идти в школу, и расположение места работы для меня играет едва ли не самую важную роль. Однако уговаривать Сафарова остаться в нашей клинике у меня, мягко говоря, не было никакого желания. Он и так-то в некотором смысле мне жизнь сломал, чтоб теперь я просила его не переходить в другую больницу.
Времени, чтобы обдумать, какой может быть
