Кира Буренина - Сказка для двоих

Светлана украдкой скользнула взглядом по лицам своих коллег. «Все кивают, все со всем согласны, правда, половину пропускают мимо ушей, да и понятно — устали. Завтра девочкам надо будет устроить отдельный инструктаж. А Валера вообще, кажется, задремал…» — подумалось ей.

— Ковалев, — крикнула она так, что все вздрогнули, — на тебя возлагается ответственная миссия, а ты витаешь в облаках! Прослушаешь, потом будешь обвинять всех, кроме себя, в собственных ошибках. Вспомни, в прошлом году в Цюрихе…

— Ладно, Аркатова, не до того сейчас, — поморщился Ермолаев. — А Ковалев действительно должен будет встретить завтра со всеми почестями представителя ООН графа Иоганна Вальтера фон Ландсдорфа. Это для нас большая честь. ООН присылает своего делегата! Он привезет приветствие участникам конференции, подписанное самим Генеральным секретарем ООН, и, кроме того, — он испытующе обвел глазами своих подчиненных, — особый фант от Организации Объединенных Наций. Это чек на предъявителя, послезавтра граф вручит его нашему министру экологии Соколову. Твоя задача, Ковалев, привезти ооновца, обаять его, можешь даже поговорить с ним о древненемецких наречиях… Ага! — Ермолаев ухмыльнулся и встал со стула, все остальные недоуменно обернулись. — Андрей Александрович, приветствую вас!

Министр экологии Соколов приветливо поздоровался с сотрудниками, огляделся:

— Ого, я вижу, вы на славу поработали! Молодцы! Очень хорошо, Михаил Михайлович!

— Старались изо всех сил, — отозвался Потапыч и пытливо вгляделся в лицо министра, — вы что-то хотите спросить?

— Да вот, — Соколов качнул рукой, через которую был небрежно переброшен легкий плащ, — хотел выйти прогуляться, а потом вспомнил, что совсем не знаю города. Решил заглянуть к вам, может, кто-то составит мне компанию?

Лана почувствовала, как у нее пересохло в горле — министр смотрел прямо ей в глаза.

— Что же, — как сквозь вату донесся до нее голос Потапыча, — если Светлана не устала…

Лана не успела удивиться, почему шеф назвал именно ее — боковым зрением она видела, как Инна первой сделала шаг навстречу министру, чтобы предложить прогуляться по городу вместе…

Но Соколов уже широко улыбался именно ей, Светлане, оживленно говоря Ермолаеву:

— Спасибо огромное, я надеюсь, что не нарушил ваши планы.

Лана немного нервно сглотнула:

— Я только сумочку захвачу. Подождите меня внизу, в вестибюле, хорошо?

— Договорились, — сверкнул белозубой улыбкой Соколов.

«Что же это? — спрашивала себя Лана, поднимаясь в лифте в свой номер. — Как же это так получается, почему я?» Ее руки слегка дрожали, когда она открывала дверь номера. В номере горел свет, Светлана попудрила нос, поправила волосы и смочила духами мочки ушей. «Ну, пора», — сказала она своему отражению в зеркале, накинула плащ и взяла сумку.

Андрей Александрович спокойно ожидал ее в холле у огромной вазы с гладиолусами.

— Готовы? — улыбнулся он, когда Лана подошла к нему.

Она кивнула.

— Давайте просто прогуляемся, посмотрим на ночной город, — предложил Соколов, придерживая для Светланы вращающуюся дверь.

— Поедем в центр города? — предложила Лана.

— Западного или Восточного?

— Бывшей столицы ГДР, если вы не возражаете. Мне бы очень хотелось прогуляться до университета. В 1988 году, будучи студенткой филфака МГУ, я проходила здесь стажировку. По Фридрихштрассе мы сразу же попадем на Унтер-ден-Линден, центральную улицу города. Одним концом она упирается в Александерплатц со знаменитой телебашней, а другим — в Бранденбургские ворота.

— Едем! — скомандовал Андрей Александрович, открывая дверцу ближайшего такси.

Берлин, улица Унтер-ден-Линден,

10октября — 11 октября, 23.10-00.00

Через восемь минут они уже стояли у памятника Фридриху Прусскому.

— Вон там, справа, университет. У его ворот «сидят» братья Гумбольдт, его основатели. Слева — Бебельплатц и «Комод».

— Комод? — переспросил Соколов. — Это что?

— Так студенты называют университетскую библиотеку! Забавно, правда? — Лана неожиданно для себя вздохнула: — Как хорошо! Я чувствую, словно мне опять двадцать лет! Как мы любили учиться! Наш курс германистики был международным, в общежитии и на занятиях мы общались с испанцами, поляками, американцами, шведами, датчанами. Я впервые почувствовала себя свободной…

Краем глаза она заметила легкую усмешку Соколова и быстро поправилась, как в школе, когда начинала отвечать на вопрос учителя неверно: «

— Не думайте, что это в каком-то диссидентском смысле. Я просто осознала, что свободно могу общаться на другом языке, видеть своими глазами все, весь мир, то, о чем раньше только читала в учебниках…

Они медленно дошли до моста Героев, под которым лениво плескались масленые от фонарного света воды Шпрее. Где-то рядом ухала стройка, на башнях строительных кранов горели сигнальные огни.

— Берлин строится… Знаете, мне это как-то неприятно… Город прихорашивается, словно старая кокетка, которая надеется вернуть былую молодость и выглядеть современно.

— А вы пристрастны, — рассмеялся Андрей Александрович. — Так любите Берлин?

— Мой Берлин — это город серого цвета, с неуклюжими, как старые сундуки, домами, музеями и дворцами, в которых ведется бесконечная реставрация. А эта безумная стройка словно пытается просто-напросто стереть старый Берлин с лица земли.

— И этот мост?

— Мост?

— Это, наверное, старинный мост.

— Да. Он называется мост Героев. Видите фигуры? — Светлана запрокинула голову. — Они последовательно изображают все стадии жизни античного героя: рождение, становление как воина, первые победы, полученную смертельную рану на поле битвы и, наконец, его смерть и оплакивающих его ангелов.

— Какой вы интересный человек, как я рад, что стою с вами здесь, на этом мосту!

Она задумчиво смотрела на воды реки, опершись локтями о гладкую поверхность моста. Неожиданный порыв ветра принес запах воды, бензина и еще чего-то едкого.

— Вы молчите?

— Спасибо за комплимент. — У нее стало портиться настроение.

— О чем вы думаете, можно узнать?

— Зачем? — Светлана выпрямилась и прямо посмотрела ему в лицо. Его можно принять за спортсмена, менеджера средней руки, редактора небольшой газеты. Но глаза… Они были глубоки и на всю глубину наполнены задумчиво-грустным смыслом. Такими глазами мог смотреть на мир художник или философ. Или не очень счастливый человек. И все-таки он министр. Получивший власть, он этой властью не упивается, при виде жертвы не возбуждается, но и отказываться от нее не станет. Почему бы и нет? Соколов работоспособен, не боится черновой работы и чем-то похож на служебного пса, очень умного и нестандартного.