Шпаргалка (ЛП) - Адамс Сара

К тому же, меня тошнит от того, что мои подруги грубят Бри. Это как смотреть, как кто-то пытается прихлопнуть бабочку — жестоко и угнетающе. Внезапно я беспокоюсь об этой статье по другим причинам. Келси может болтать обо мне весь день, но если она хотя бы раз упомянет имя Бри, мои адвокаты набросятся на нее быстрее, чем она успеет моргнуть.

— Ты читал статью? — спрашиваю я Джамала, пока он прихорашивается перед зеркалом.

Он издает гортанный смех, который говорит мне, что мне не понравится его ответ.

— О да, я сделал. И ты будешь ненавидеть это.

Моя спина идет прямо.

— Там упоминается о Бри?

Джамал бросает взгляд на мою готовность к бою и качает головой.

— Нет, но ты жалок, ты знаешь это? Посмотри на себя, готового погубить кого-то, чтобы отомстить за женщину, которую ты даже не поцеловал. Чувак, тебе нужно взять себя в руки. Либо иди за Бри, либо покончим с ней. Очевидно, у тебя накопилось какое-то сдерживаемое разочарование, которое начинает влиять на твою игру, и это не может произойти прямо сейчас, потому что… плей-офф, братан. ПЛЕЙ-ОФФ.

Он трясет кулаками в отчаянной попытке заставить меня понять. Как будто я еще не знал, что плей-офф важен.

Я игнорирую Джамала.

— Чтобы было ясно, в статье не упоминается Бри?

Он бросает на меня плоский взгляд. — Нет. Твой объект желания защищен от клеветы. А ты, однако…

Он смеется, как друзья, когда видят козявку, прилипшую к твоему лицу, но не собираются тебе говорить, что она там.

И снова я его игнорирую.

— Тогда мне наплевать на статью. Мой имидж никогда не был важен для меня. Все, что меня волнует, это хорошая игра. Кроме того, мы встречались всего несколько месяцев. Сомневаюсь, что она смогла бы наговорить на меня столько грязи. В основном потому, что я скучный. Я не вечеринка. Я не пью в сезон. Я рано ложусь спать и рано встаю.

Джамал выглядит так, будто вот-вот лопнет от ликующего предвкушения. Его улыбка усмехается, брови приподняты, и теперь, возможно, я немного нервничаю из-за того, что сказала Келси. Он хлопает меня по спине, выходя из раздевалки.

— Найди меня, когда будешь готов это прочитать, ладно? Я не хочу пропустить твое лицо, когда ты это сделаешь.

Когда Джамал уходит, еще один из моих товарищей по команде проходит через раздевалку и направляется в душ, смеясь над тем, что он смотрит в своем телефоне.

— Что случилось, Прайс? — спрашиваю я, кивая головой, хотя он и не смотрит на меня.

Он смеется громче и проходит мимо меня.

— Не ты, видимо!

Я понятия не имею, что это должно означать, но что-то подсказывает мне, что мне это не понравится, когда я узнаю.

— О, БОЖЕ МОЙ, я пускаю слюни. Имани, возьми мне швабру, чтобы я могла убрать эту лужу.

— Ш-ш-ш, она нас услышит. Потише, додо!

— Меня не волнует, услышит ли она, она должна знать, что это невероятно, что она не прыгает через этот кусок…

Я прочищаю горло и скрещиваю руки, постукивая ногой, как, помню, делала моя мама, хотя я отказываюсь думать о себе как о маме этих девочек, потому что я абсолютно не достаточно взрослая. Я больше похожа на их старшую сестру. Да, их супер крутая старшая сестра, с которой им повезет пообщаться!

— Отдайте его, — говорю я, протягивая руку к группе шестнадцатилетних студентов балета, зловеще нависших над телефоном. И да, теперь я чувствую себя их мамой.

— Видишь ли, Ханна, ты и твой болтун пошли и сделали это.

Имани поднимается из их маленькой кучки в углу студии, где они ждали начала урока, и грациозно подходит ко мне по деревянному полу.

Розово-голубой чехол для телефона, украшенный драгоценностями, падает мне на ладонь, и я опускаю взгляд и нахожу фотографию Натана в какой-то сексуальной рекламе, одетого только в однотонные штаны и действительно крутые черные бутсы. Его пресс дрожит под студийным светом, и его натянутая кожа блестит от всего масла, которым его натерли. Я даже не уверена, что они здесь продают, но я готова потратить на это все свои сбережения.

Я смахиваю с фотографии, хотя хочу скопировать и вставить URL-адрес и отправить его самой себе.

— Во-первых, вы, девочки, не должны смотреть на это. Он почти вдвое старше тебя!

— Так! Сексуальность не знает возраста.

Сьерра, которой тоже шестнадцать, выкрикивает эту маленькую жемчужину.

— Поверьте мне, это так. Просто спросите у закона. — Все закатывают глаза. Шестнадцатилетние пугают. — И во-вторых, это стопроцентный фотошоп. В жизни он так не выглядит. — Он выглядит лучше.

Ханна агрессивно указывает на меня.

— Прикуси язык! Он самый горячий мужчина в мире, и все это знают. И мы хотим знать, как можно быть лучшими друзьями с этим богом среди людей и не ударить его.

Я морщу нос.

— Фу, не говори, что попала . Где ты научилась так говорить?

— Ты избегаешь вопроса, — говорит Ханна. Она лидер дерзости в этом классе.

Я пересекаю длинную стройную студию, чтобы добраться до звуковой системы в дальнем углу. С пультом в руке я встаю на цыпочки и поворачиваюсь к маленькому присяжному с новым лицом, выстроившемуся у зеркала от пола до потолка, скрестив руки на груди. Эти крошечные дети имеют серьезные намерения.

— Я не избегаю вопроса. Я просто не удостою его ответом! Кроме того, это неуместный разговор в классе. Мое дело с моим другом — это мое личное дело, а не твое.

Я хочу ударить каждого из них по носу, чтобы довести дело до конца.

— Но ты его любишь, да? — спрашивает Имани.

Я положила руки на бедра. Тьфу , еще мама позирует.

— Если я отвечу вам, мы можем начать урок?

— Да, — хором отвечают балетные девушки Spice Girls.

— Тогда нет, я не люблю его, Сэма. Я не люблю его в машине, я не люблю его в баре. Я не люблю его с шапкой, я не люблю его с котом, — очаровательно щебечу я, вертя и причудливо передавая эту ложь так, чтобы они, надеюсь, поняли.

Их хмурые взгляды глубоки. Они думают, что я такая не крутая.

Я ни за что не дам этим девочкам то, чего они хотят: правду.

Рассказать им, что я на самом деле чувствую к Натану, было бы все равно, что бросить тысячи пикси-стиксов в комнату с малышами. Они сойдут с ума, и у меня никогда больше не будет покоя. Также есть вполне реальная возможность, что они найдут способ связаться с ним и рассказать ему все, что я говорю. Лучше солгать и притвориться, что мне наплевать на Натана таким образом.

— Это так скучно! — стонет одна из девушек. — Какой смысл даже иметь горячего лучшего друга, если ты не собираешься его трахнуть?

— ОК, ВСЕ ВСТАВЬТЕ НА ПОЗИЦИИ! — Я кричу и хлопаю в ладоши, как парижский преподаватель, чья единственная цель в жизни — довести своих учеников до грани смерти. Чем я и планирую заняться сегодня.

То, что это недорогой балетный класс, не означает, что они получают дешевое образование. Я инструктирую этих девочек с той же точностью и ожиданиями, что и в моей модной-шманной-дорогой-рискованной студии, когда я росла. Я съёживаюсь, вспоминая, как мои родители и я должны были работать на износ, чтобы позволить себе это место. Да, вы меня правильно поняли, моим родителям. И мне пришлось работать на это. Ни у одного из моих родителей никогда не было высокооплачиваемой работы, а поскольку они также заботились о моей бабушке, которая большую часть моего детства боролась с агрессивной формой рака, мой отец работал на двух работах, чтобы сводить концы с концами. С деньгами было туго во все времена.

Мы с сестрой работали в старшей школе, чтобы оплачивать наши автомобили, страховку, забавные вещи, такие как билеты в кино, и даже часть моего обучения балету. Я бы хотела, чтобы студия, подобная той, которой я владею сейчас, существовала рядом со мной, когда я была моложе, по многим причинам.

1) Мы работаем на платной основе. Это означает, что если ваши родители зарабатывают меньше, ваше обучение будет меньше, и мы позаботимся о том, чтобы вы могли позволить себе пойти на балет. Потому что танец не должен быть доступен только богатым. Это должно быть что-то для всех. Это не должно быть бременем.