Я тебе (не) подхожу (СИ) - Белозубова Ольга

Вот приеду сейчас в ее фитнес-центр, а она уже там, и все хорошо.

Ну не могло с ней случиться что-то серьезное, не могло, и все тут!

Мать за рулем с восемнадцати лет и страстно любит машины и все, что с ними связано, и я не понимаю, что могло произойти — с ее-то отменной реакцией и навыками вождения. Более того, это она учила меня водить, — не отец.

Однако липкая мерзкая тревога все равно не отпускает.

Что, если все-таки авария?

Связно мыслить не получается, я лавирую между машинами на максимальной скорости, а в голове лишь одна мысль: только бы все было в порядке!

Через десять минут паркуюсь возле фитнес-центра и кручу головой в поисках зеленого кроссовера матери. Его нет.

Но это ведь еще ни о чем не говорит, верно?

Я влетаю в здание, подбегаю к ресепшен и произношу скороговоркой брюнетке в футболке с логотипом фитнес-центра:

— Исаева Ольга. Проверьте, тут она или нет?

— Молодой человек, мы не предоставляем…

— Это моя мать, и у меня есть основания полагать, что с ней что-то случилось. Быстрее, пожалуйста!

Брюнетка округляет глаза, однако склоняется над монитором.

Спустя полминуты, что кажутся мне бесконечностью, выдает:

— Нет, ее сегодня не было.

— Спасибо!

Я лечу обратно на стоянку, с силой хлопаю дверью и выруливаю на трассу.

Ладони потеют, а сердце стучит так сильно, как не стучало, пожалуй, еще никогда. И ухает вниз, когда я притормаживаю из-за пробки и вижу скорую с включенными мигалками и машину МЧС, которые стоят на обочине встречки. От них до меня метров пятьсот, и, как назло, автомобили впереди встают окончательно.

Я выкручиваю руль и съезжаю на обочину, включаю аварийку и выхожу.

Бегу вперед, молясь про себя всем богам, чтобы это была не мать.

Когда до места остается метров пятьдесят, резко застываю, будто врезаясь в стеклянную стену, потому что вижу в кювете ее зеленый кроссовер, лежащий на крыше. Помятый.

Мне не хватает воздуха, и я падаю на колени, мотая головой сквозь слезы. Вижу, как мужчины в форме поднимают носилки и несут их к скорой. А оттуда безжизненно свисает рука.

— Не-е-ет!

Я ору так громко, что птицы, которые сидят на проводах столбов электропередач, с шумом срываются с места.

Вскакиваю на ноги и бегу к скорой.

«Нет, нет, нет!» — продолжаю кричать про себя.

Меня останавливает сотрудник ДПС. Странно, я не заметил их машины.

— Туда нельзя, молодой человек.

— Там моя мать! Скажите, что с ней?

Вижу сочувствие в его глазах. Зачем он мне сочувствует? Сочувствуют тогда, когда…

Я пячусь и трясу головой.

— Она?.. она… она же не?..

— Она жива, но в очень тяжелом состоянии, ее повезут в первую городскую больницу, можете поехать за каретой скорой помощи.

Жива! Господи, она жива!

— А с ней? Можно мне с ней?

Сотрудник ДПС поджимает губы и качает головой.

И я мчусь к своей машине так быстро, как только могу.

Не помню, как заполняю нужные бумаги. Не помню, что отвечаю врачам, которые задают мне какие-то вопросы.

Ничего не помню.

Помню только, как сижу на скамейке, смотрю в одну точку и покачиваюсь из стороны в сторону. Как встаю, хожу взад-вперед и снова сажусь.

Должно быть, я сижу очень, очень долго, потому что вскоре в коридоре показывается отец. Бледный как смерть. Раз он успел вернуться из столицы, значит, оперируют уже много часов.

Господи, почему так долго?

Отец протягивает мне стаканчик кофе, но я ставлю его рядом с собой. Не хочу. Ничего не хочу. Только бы мать жила.

— Это я во всем виноват. Я. Если бы не я… — бормочет отец полным горечи голосом. — Я себе не прощу, если с ней что-то случится. Не прощу.

— Что значит ты виноват? Тебя даже в городе не было!

А потом до меня наконец доходит смысл его слов, и я смотрю на него осмысленным взглядом.

О чем он вообще?

Тогда отец сжимает в руках свой, уже пустой, стаканчик и заговаривает.

И я бы отдал все на свете, чтобы забыть его рассказ, но, как назло, каждое слово врезается в память, чтобы остаться там навсегда.

— Ты помнишь, как мы с матерью ссорились, когда тебе было лет четырнадцать-пятнадцать? — спрашивает отец.

Я киваю.

Родители вместе с юности, всегда жили душа в душу, и я с детства мечтал, что у меня будет такая же крепкая дружная семья, как у них. Я буду смелым, сильным и умным, как папа, а моя жена будет такой же красивой, доброй и нежной, как мама. Но однажды что-то случилось, и в доме стало тихо, словно перед грозой. Я не мог не заметить этой гнетущей атмосферы.

Мать бродила по комнатам, бледная и растерянная, то часто плакала, то шипела на отца, да и он тоже сник, как побитая собака. Я несколько раз интересовался, что происходит, но неизменно получал ответ: «Все в порядке».

Злился, что меня до сих пор считают слюнявым ребенком, не достойным честного ответа, а мне, между прочим, почти исполнилось пятнадцать.

Потом отец и вовсе уехал в командировку больше, чем на месяц.

— Так вот, — отец отводит взгляд, и по его лицу пробегают тени прошлого, — тогда я изменил твоей матери в первый и единственный раз. Не стану себя оправдывать, это целиком и полностью моя вина, сын. Наверное, я решил, что Ольга будет со мной всегда, воспринимал ее как должное.

Мои брови невольно взлетают. Теперь их поведение и ссоры приобретают смысл.

— Я чуть было ее не потерял, и мне понадобилось больше года, чтобы все наладить и снова заслужить ее доверие.

Так вот оно что. Видимо, отец тогда ездил совсем не в командировку — скорее всего, мама выгнала его из дома.

— Поверь, я четко усвоил урок, понял для себя, что мне, кроме твоей мамы, не нужен больше никто, и я никогда не причиню ей такую же боль снова. А после того как она подарила мне Софию, я стал любить и ценить ее еще больше.

— К чему ты клонишь, пап? — не выдерживаю я и затаиваю дыхание, хотя подсознательно уже знаю, каким будет его ответ.

— Вчера вечером, после успешного подписания контракта, я зашел в бар при гостинице. Пил как обычно, ну, может, чуть больше, но почему-то совсем не помню, как добирался до номера. — Отец пожимает плечами. — Наверное, меня так свалило потому, что спал буквально по несколько часов в последние несколько дней и сильно уставал. Хотел завершить дела быстрее и поскорее вернуться домой.

— И?

— Я помню, как у номера уронил карту-ключ, и мне помогла ее поднять молоденькая светловолосая горничная. Она же открыла дверь и помогла зайти. А дальше ничего не помню.

— Скажи, что между вами ничего не было! — вскакиваю я с места.

Отец смотрит мне прямо в глаза и болезненно кривится. Потом качает головой и поджимает губы.

— Скорее всего, было. Утром я увидел разбросанные у кровати вещи, а спал я… ну, раздетый, в общем. И на шее… несколько отпечатков помады… Проснулся уже один, от хлопка двери, но на кровати лежала записка.

— Какая еще записка?

Отец обхватывает голову руками, качая ею из стороны в сторону.

— «Спасибо за прекрасную ночь. Посмотри последнее фото в телефоне, потом читай дальше». Я полез и… обнаружил там мое фото с ней. Я сплю, а она лежит на моем плече.

Я отшатываюсь назад и оторопело сверлю взглядом отца. Значит, он все-таки изменил матери…

— Сон как рукой сняло. Я сразу удалил фото с телефона, в том числе и с облака, снова схватил записку. А там: «Нужно обсудить случившееся». Она написала время и место встречи — в парке в нескольких кварталах от гостиницы. Мне надлежало ждать ее на лавочке у фонтана. И ни телефона этой девушки, ни имени, ничего.

— И ты пошел? — горько усмехаюсь я.

— Пошел. Потому что случившееся действительно нужно было обсудить.

Я снова сажусь на скамейку рядом с ним.

— Рассказывай.

— Пока ее ждал, прокрутил в голове сотни сценариев. Зачем бы ей было со мной встречаться? О чем вообще она хотела со мной пообщаться? Почему не разбудила меня и не поговорила в номере?