Собственность мажора (СИ) - Зайцева Кристина
Протянув руку, Ник берет приготовленную для его бесчувственной-скотины-отца тарелку с завтраком и двигает к себе, после чего начинает молча и сосредоточенно жевать.
Со злостью впечатываю телефон в деревянную поверхность стола и, перегнувшись через него, вырываю тарелку у Баркова из-под носа, рявкнув:
— Это мое!
Светлые брови иронично ползут вверх.
Выхватив из держателя в центре стола вилку, начинаю запихивать в себя ненавистный бекон, запивая его своим остывшим кофе. Утираю скатившуюся по подбородку каплю, глядя в удивленные глаза напротив.
Пусть они не думают, что Ольга Морозова старалась для них!
Если бы мама знала, что ее «пасынок» явится к завтраку, приготовила бы что-то и для него тоже… он завтракал с нами от силы раз пять. На кой черт явился сегодня?
Откинувшись на стуле, Никита забрасывает за голову руки и вытягивает под столом свои длинные ноги. Они задевают мои, в то время как Барков с интересом наблюдая за тем, как я давлюсь тостами и омлетом. Продолжая все также иронично гнуть свои брови и кривить губы, будто в курсе, как тяжело мне дается этот спектакль.
Откуда он может это знать? Он же ни о ком, кроме себя любимого, не думает, и уж конечно ему плевать на то, что я ем на завтрак, обед и ужин.
Кажется, им обоим плевать на нас!
— Никита, хочешь чего-нибудь? — слышу удивленный мамин голос.
Она явно не ожидала, что я стану претендовать на эту треклятую тарелку.
— Я могу приготовить… — добавляет поспешно.
— Спасибо большое, — будто бы искренне говорит он, неожиданно морщась и просовывая руку в кингурячий карман своей толстовки. — Обойдусь.
С этим он встает и, к моему шоку, достает из кармана Черныша.
Удивленно расширяю глаза.
Он такой крошечный, что в этом кармане их поместилось бы трое.
— Мяв… — еле слышно.
Роняю вилку, подставляя ладони, в которые Барков буквально стряхивает моего кота со своей ладони, ровно поясняя:
— Он сидел под котлом в подвале и орал, как резаный.
— Я… — быстро пережевываю и глотаю омлет, изумленно глядя на Черныша в своих ладонях.
Я оставила его в комнате на втором! И закрыла дверь. Как он мог попасть в подвал?! Дом старый, может… может он пролез в какую-нибудь щель? Я же закрыла дверь?!
Я должна это сказать. Родить и выдавить. Должна.
Жую губу, зло глядя в лицо нашего «спасителя».
— Тужься, Оленёнок, — советует он, с интересом наблюдая за внутренней борьбой, которую я даже не пытаюсь на своем лице маскировать.
Как он меня назвал?!
— Спасибо, — выдавливаю с подозрением, прижимая к груди тепленький комочек.
Не удостоив меня ответом, Барков наклоняется и подхватывает с пола хоккейную сумку, на ходу говоря отцу:
— Я в машине.
Смотрю ему вслед, чувствуя, что меня просто разрывает.
Невозможный.
Бесячий.
Самоуверенный.
Придурок.
Глава 6
— Такие ноги иметь противозаконно, — прислонившись плечом к перегородке моей примерочной, проговаривает Анька.
— В смысле, ими только детей пугать? — уточняю я, рассматривая свои бесконечные конечности.
— Не прикидывайся дурочкой, — закатывает она глаза.
Кусая губу, смотрю на себя в большое зеркало.
Да, я лукавлю. Кажется, выглядит отлично. Серое платье-свитер до середины бедра, черный капрон, черные вязаные чулки чуть выше колена и мои любимые военные ботинки. Сюда очень подошел набор цепей с разными кулонами, который предложил продавец-консультант и моя новая бордовая помада.
У меня свидание с самым настойчивым типом в радиусе пятидесяти километров.
«Подъеду через пятнадцать минут», — читаю на дисплее своего телефона и засовываю его назад в карман шубы.
Самого настойчивого и самого пунктуального.
— Это твой цвет, — говорю подруге, ловя ее отражение в зеркале за своей спиной.
Короткое бархатное изумрудное платье с кружевом барбарисового цвета по подолу и высокой дизайнерской горловиной.
— Просто отпад, — добавляю, рассматривая ее миниатюрную, идеально правильную фигуру.
Ноги с округлым лодыжками, узкие плечи, тонкую талию и прочие прелести, вроде смурных зелёных глаз и надутых губ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Новая коллекция, — сообщает она, вертя в руках болтающийся на рукаве своего платья ценник.
— Да, у меня тоже, — вздыхаю я, заталкивая в пакет свои джинсы и свитер.
Но, как я уже говорила, быть «падчерицей» известного в городе бизнесмена очень удобно. В частности, количество моих карманных денег в какой-то момент резко увеличилось с практически нуля до четырехзначных сумм раз в месяц. Разумеется, это рука моей матери, и я предполагаю, что она не сильно меня балует. Думаю, что ей на карман достается гораздо больше, а то что она отполовинивает мне — так, мелочь, которую некуда пристроить.
Хотя бы в этом ее мужа нельзя упрекнуть. Когда дело касается мамы, он, черт его побери, не жадный! Но деньги счастья не приносят, теперь я это совершенно точно знаю.
— Бери, — говорю Анютке. — Я заплачу за своё и твоё.
Согнувшись пополам, трясу волосами и собираю их в высокий хвост на макушке.
— Ну нет, — трясёт она рыжей головой. — Это как? Я так не могу…
— Обыкновенно. Карточкой.
— Неудобно… — топчется она на месте.
— Это деньги Баркова, не мои, — просвещаю я. — А он у нас меценат.
Мы с ней хихикаем, но она все равно упорствует:
— Зачем оно мне. Куда его носить?
— Сводим мою маму в ресторан, — вдруг вспоминаю я пришедшую мне в голову идею. — Завтра вечером.
— О-о-о, — воодушевляется подруга. — В тот морской? Новый?
— Да, — киваю я. — И деда твоего возьмём. Он ей понравится.
Анькино лицо расплывается в широкой улыбке.
— Я… я ему тогда сейчас позвоню… — скрывается она в соседней примерочной. — Ему же костюм нужно выбрать. Ну типа подходящий…
Улыбаюсь, набрасывая на плечи шубу.
Да уж. Анькин дед прям «денди». Щуплый, но очень бодрый дедуля в круглых очках и этих его костюмах, которым лет больше, чем нам с ней вместе взятым. Он профессор математики, и на его лекции до сих пор выстраиваются очереди.
Маме он понравится. Ей нравятся умные люди, а Максим Борисович о-о-очень умный и очень интересный человек.
То что нужно, чтобы развеяться.
Когда я уходила, она опять сидела на этом чертовом диване рядом с этой чертовой елкой и читала книгу… одна. Вернее, в компании Черныша и нашей Морковки. Той, что у неё в животе. Сомнений нет, у моей будущей сестры ноги будут ещё длиннее, чем у меня. Даже страшновато, но если помножить гены ее отца и матери, других вариантов быть не может…
«Я на стоянке. Второй выход», — сообщает мой телефон.
Смотрю на себя в зеркало, вполуха слушая тарахтение подруги за тонкой перегородкой. У меня немного горят щеки, и глаза тоже странно блестящие.
Застегнув короткую шубу на все крючки, перебрасываю через плечо сумку и прошу Аньку, заглядывая в ее примерочную:
— Возьмёшь себе? Я завтра заберу.
Протягиваю ей пакет со своими вещами.
— Угу… — натягивает она на себя черные лосины и белый свитер толстой вязки.
Расплачиваюсь на кассе и мы прощаемся, поцеловав друг друга в щеки.
Пробираюсь через толпы снующего по торговому центру народа, повсюду встречая знакомые лица.
На втором выходе красуется огромная елка, украшенная зелеными и красными бантиками и триллионом фонариков, а за стеклянной вертушкой двери настоящая метель.
— Б-р-р-р… — поднимаю воротник, оказываясь на улице, где ледяной ветер спирает дыхание и застывает в носу.
— Привет, длинноногая, — слышу за спиной, прежде чем меня сграбастывают в охапку медвежьи руки.
— А-й-й… — смеюсь, когда меня волокут в сторону парковки, заставляя двигать ногами, которые практически болтаются в воздухе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Не передумала? — спрашивает Артем, обдавая мою щеку теплым дыханием.
— Нет, — пытаюсь повернуть голову, чтобы увидеть его лицо, но он позволяет это сделать, только когда оказываемся у его Форда, который уже успел покрыться тонким слоем снега.