Кевин Милн - Девять уроков

На дворе стояла глухая ночь, так что Лондон любезно подвез меня до дома и пообещал помочь наутро с машиной. По дороге я решил извиниться перед ним за свое внезапное вторжение.

– Забудь об этом, – сухо ответил он. – Прибереги извинения для жены.

Я бросил взгляд в сторону дома. Несмотря на поздний час, в спальне еще горел свет.

– Пожалуй, ты прав, – ответил я, нервно постукивая пальцами по стопке карточек, которую отец столь изобретательно использовал в качестве дневника.

Собравшись с духом и спрятав подальше свою гордость, я отправился извиняться перед беременной женой.

К величайшему моему облегчению, дверь спальни была не заперта. Повернув ручку, я вошел внутрь. Несмотря на свет, Эрин мирно спала в шезлонге у окна. Не исключено, что она прождала здесь всю ночь, чтобы задать тебе заслуженную взбучку. Я осторожно поднял жену и перенес ее на кровать. Она проснулась, когда я укутывал ее одеялом.

– Ты вернулся, – сонно промолвила она.

– Да, – шепнул я, целуя ее в лоб. – Я вернулся.

Она прищурила припухшие от бессонной ночи глаза:

– И?

– И… похоже, мне предстоит познать радость отцовства.

– И? – повторила она вновь.

Я знал, что Эрин ждала извинений, но слова будто замерли у меня на губах. В душе я чувствовал, что фраза «прости меня» прозвучит неискренне, особенно если учесть мою бурную реакцию на известие о ее внеплановой беременности. С другой стороны, я и вовсе боялся извиняться. А вдруг Эрин решит, что мое мнение насчет отцовства успело измениться? Однако здравый смысл подсказывал мне, что если я не скажу что-нибудь прямо сейчас, это будет равносильно супружескому самоубийству.

– И… прости, что я так отреагировал на твою новость.

– Уже кое-что, – сухо сказала Эрин. – Возможно, завтра я тебя все-таки прощу.

Она повернулась на другой бок и тут же заснула, но я был слишком расстроен, чтобы последовать ее примеру. Я просидел еще около часа, прокручивая в голове события минувшего дня. Я дотошно копался в мельчайших деталях, пытаясь понять, нельзя ли было повернуть все как-то иначе. Но сколько бы я ни занимался самобичеванием, факт оставался фактом: я вступил на путь, который неизбежно должен был привести к отцовству. Эта мысль пугала меня до дрожи. Я вспомнил отца и невольно поморщился. Неужели я обречен следовать его примеру? Гены трудно перебороть, но мне, возможно, удастся избежать его ошибок.

В какой-то момент я вновь вернулся мыслями к матери. Достав стопку карточек, я вновь просмотрел ее содержимое. Здесь было около пятидесяти листков, и все они датировались первой половиной 1973 года. Карточки из Torrey Pines и Pebble Beach, знаменитых гольф-клубов, расположенных на территории Калифорнии. Сюда же вкрались листки из Pine Valley. Так называлось поле для гольфа в Нью-Джерси. Располагались они в строго хронологическом порядке.

Схватив верхнюю карточку, я начал читать. Не прошло и нескольких минут, а я уже знал о матери – как, впрочем, и об отце – больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Глава 4

Влюбленность в гольф легкой не бывает; это всегда одержимость с первого взгляда.

7 января 1973 года. Уже очень поздно, но мне не уснуть, пока я не опишу события этого дня. Иначе я рискую проснуться наутро с мыслями о том, что произошедшее было не более чем сном. Если же это и правда сон… Да поможет Господь тому, кто решится меня разбудить!

Я уже писал о том, что все это время только и делал, что совершенствовал свои навыки в гольфе. Каждый день я пропадал на поле, рассчитывая стать полноправным членом Профессиональной ассоциации гольфистов. До сих пор я всеми силами пытался оградить себя от любых соблазнов, которые могли встать на моем пути. Однако сегодня мне встретился человек, сумевший зацепить меня за живое. Зовут это прекрасное искушение Джессалин Колл.

Она родом из Вермонта, но сейчас живет в Нью-Джерси, поскольку учится в Принстоне. Я не очень хорошо понял, чем именно она занимается. Знаю только, что это как-то связано с преломлением света. В Калифорнию она прибыла на три недели в числе прочих молодых ученых, съехавшихся сюда со всей страны. Очевидно, что ум и способности Джессалин ничуть не уступают ее потрясающей внешности!

Встретились мы случайно, в обувном магазине. Я искал новые кроссовки, а Джессалин пыталась определиться с теннисными туфлями. В момент, когда я положил на нее глаз, она методично изучала представленные Nike и Adidas модели, обсуждая с продавцом достоинства и недостатки каждой марки. Понятия не имею, что заставило меня подойти к ней. Я был как бабочка, летящая на огонь: хватило одного взгляда, чтобы сердце мое запылало!

– Идиллический свуш Nike лучше всего дополнит вашу незабываемую улыбку, – решился я помочь ей с выбором.

– Правда? – По ответной улыбке я понял, что ей пришелся по душе мой комплимент. – А что, если я нахмурюсь? И как я буду выглядеть тогда?

– Неужели ангелы хмурятся? – поспешил я с ответом. – В жизни не поверю!

Когда я наконец-то представился как Освальд Уитт, Джессалин неожиданно расхохоталась. Оказывается, так же звали ее отца, поэтому она наотрез отказалась обращаться ко мне, используя имя Освальд. Одно это сходство, заявила Джессалин, лишает меня надежд на ее расположение. Она поинтересовалась, откуда я родом, и я с гордостью сообщил, что всего лишь четыре месяца назад приехал в Америку из Лондона.

– Чудесно, – улыбнулась Джессалин. – Мне нравится, как это звучит. Я буду называть тебя Лондоном. Лондон Уитт! По-моему, неплохо. А тебе как?

Я заявил, что она может называть меня как угодно, если только согласится поужинать со мной завтра вечером в «Торри Пайнс». И она согласилась!

8 января 1973 года. Сегодня у нас с Джессалин было незабываемое свидание! Я объяснял ей особенности удара при игре в гольф, а она, в свою очередь, рассказала о том, каким образом притяжение луны способно повлиять на скорость клюшки. Эта крохотная, но все же измеримая разница зависит от стадий лунного цикла (ладно… готов признать, что понял все через два слова; но звучало это ОЧЕНЬ внушительно). Весь вечер Джессалин упорно называла меня Лондоном. Знаю, что опережаю события, но я бы ничуть не возражал, если бы она обращалась так ко мне каждый день, до конца моей жизни.

Глава 5

Мне потребовалось семнадцать лет, чтобы сделать три тысячи бросков.

На поле для гольфа я добился того же результата за один день.

Солнце уже поднималось над Зелеными горами, когда я очнулся, наконец, от дремы. Разбудил меня запах жареного бекона. Позевывая, я побрел на кухню. Эрин колдовала над едой, внося последние штрихи в поистине роскошный завтрак. Там были булочки и копченая лососина, пирог с заварным кремом, свежие фрукты и ароматный бекон, который и вытащил меня из постели.